б) Криминализация неполадок на производстве

б) Криминализация неполадок на производстве

Практически все записки, депонированные в архивах, содержат свидетельства о терроре. Просто поразительно: нет почти никого, кто не боялся, что в случае технических неполадок его тут же назовут саботажником и врагом народа. «Не надо забывать, что шел 1937 год. В те времена неудача в работе, ошибка могла быть расценена как сознательное вредительство. Ярлык "вредитель", а затем "враг народа" мог быть приклеен не только при неудаче, но и просто по подозрению. Волна недоверия и подозрения во вредительстве обрушилась и на отдельных лиц, и на целые организации», — пишет Яковлев^{1569}. Когда из дальнего перелета по маршруту Москва — Севастополь — Москва не вернулась половина самолетов, все руководство Центрального аэроклуба арестовали, так что клуб некоторое время после этого существовал только на бумаге. То же самое произошло с летчиками и авиаконструкторами, на которых Сталин в 1938 г. возложил ответственность за неудачи советской авиации в Испании^{1570}. Опасность ареста и обвинения в саботаже из-за любой ошибки или плохой работы явственно видел и Д.И. Малиованов. Когда его в 1937 г. вызвали на шахты треста «Донбассуголь» устранять «последствия вредительства», он понял, что ни о каком вредительстве здесь речь не шла, просто инженеры были вынуждены идти на риск. Инженеров на подведомственных ему шахтах арестовывали, и Малиованов, по его словам, ничего не мог поделать. Ему оставалось только «быть объективным», защищать своих людей и предоставлять инженерам столько материалов и оборудования, чтобы им не приходилось чрезмерно рисковать^{1571}.

Яковлева и Малиованова террор сначала непосредственно не коснулся, а вот Е.Ф. Чалых, К.Д. Лаврененко и А.А. Гайлит описывают ситуации, когда они сами подверглись нападкам за производственные огрехи. После того как электродный завод Чалых в Челябинске в 1938 г. выдал 100% брака, в местной газете «Челябинский рабочий» появилась статья с резкой критикой в адрес завода в сопровождении карикатуры, которая изображала самого Чалых восседающим на груде испорченных электродов: «Статья не только огорчила меня, но и вселила страх. Я отлично понимал, что появление статьи — это не инициатива редакции газеты и ее корреспондентов, она была написана либо по указанию соответствующих ведомств, либо руководства комбината. Следовало ожидать печальных последствий, вплоть до обвинения во вредительстве»^{1572}.

Опасность грозила и Лаврененко, поскольку запущенная им турбина на электростанции в Краснокамске все время находилась на грани аварии. Положение усугубилось, когда в 1937 г. сняли директора и на его место пришел новый руководитель, с которым Лаврененко еще раньше поссорился и перестал разговаривать: «К этому времени меня настойчиво приглашали на интересную работу в московский наладочный трест "ОРГРЭС" Я решил воспользоваться приглашением и немедленно перейти на работу в Москву. Ведь уже начался 1937 год… Работа с Хорошевым могла закончиться трагично»^{1573}.

Наконец, о похожих затруднениях рассказывает Гайлит. На Волховском алюминиевом заводе случилась авария как раз накануне годовщины революции, и Гайлит сразу подумал, что обрушение крыши здания глиноземной фабрики будет расценено как результат «вредительства». Хотя никто не пострадал, коллектив, трудясь без устали, за десять дней ликвидировал ущерб и, несмотря на аварию, выполнил производственный план, в конце 1936 г. на предприятии начались аресты, продолжавшиеся и в первой половине 1937 года^{1574}.