г) Инженер в литературе до 1917 г.

г) Инженер в литературе до 1917 г.

Фигура инженера появилась в русской художественной литературе еще до 1917 г. Соответствующие произведения важны в двух отношениях. С одной стороны, авторы заостряли образ русского инженера и порой показывали уже карикатурные черты, которые прослыли для него типичными. С другой — будущая советская интеллигенция читала именно эти повести и романы, составляя по ним представление как о старом инженере, так и об инженере вообще. Большинство советских инженеров подчеркивают, какое важное значение для их развития имела литература. В круг их чтения входили не только русские классики и зарубежные приключенческие романы, но и произведения об инженерах. Инженер Юрий Николаевич Флаксермац (р. 1895) сообщает, что буквально проглотил повести Н. Гарина (наст, имя Николай Георгиевич Михайловский, 1852-1906) об инженере Теме Карташеве и после этого решил стать инженером и строить железные дороги^{206}. Писатель Александр Иванович Патреев (р. 1900) заставил героя своего романа «Инженеры» (1933-1941) Бориса Дынникова, вымышленного начальника Автостроя — строительства автомобильного завода в Нижнем Новгороде, прочитать и восторженно обсудить с женой роман Бернгарда Келлермана «Туннель» (1913)^{207}. Кржижановского «Туннель» настолько захватил, что он написал в 1931 г. предисловие к новому изданию книги^{208}.

Одним из самых известных произведений с инженером в качестве главного героя была тетралогия Н. Гарина-Михайловского: «Детство Темы» (1892), «Гимназисты» (1893), «Студенты» (1895) и «Инженеры» (1907). Автор сам в 1878 г. окончил Институт инженеров путей сообщения в Санкт-Петербурге и работал инженером на строительстве железных дорог. В четырех томах он описывает судьбу молодого поколения России переломного времени на рубеже XIX-XX вв. на примере своего персонажа, Артемия Николаевича Карташева. По окончании учебы Карташев осознает, что не приобрел практических навыков и не имеет опыта практической работы. Вступление на инженерное поприще не приводит героя на строительство или на завод, а характеризуется бюрократическими шагами: он покупает значок инженера и подает прошение в министерство по поводу чиновничьей должности, хорошо понимая, что не найдет здесь применения своим способностям^{209}. Карташев мечтает о железнодорожном строительстве, но охвачен настроением, напоминающим летаргию, и давно уже разочарован, когда, наконец, все-таки получает возможность поработать на железнодорожном перегоне. Правда, сперва только в качестве практиканта, после того как главный инженер удостоверится, что его знания соответствуют необходимому начальному уровню.^{210} Карташев в изображении Гарина — обыватель, который лишь постепенно превращается в инженера, т. е. в человека дела. На работу он является щеголем, в парадном костюме и совершенно не нужном ему пенсне, раздражая и смеша других инженеров^{211}. Автор показывает своего главного героя типичным бездельником с техническим образованием, который ничего кроме презрения не заслуживает: «Имел честь достаточно познакомиться с вашими дипломированными инженерами и вашими студентами. Господи, что это за лодыри, что за оболтусы!»^{212}

Настоящий инженер, узнает Карташев, встает в 4 часа утра, предан своему проекту телом и душой и способен застрелиться, когда его профессиональная честь терпит урон^{213}. Он постепенно понимает, что такое быть инженером, — выбрасывает пенсне, доказывает свою работоспособность и продвигается до помощника начальника дистанции^{214}. Одновременно развивается его социальная совесть. Карташев осуждает практику подкупа и стяжательства, которую Гарин-Михайловский изображает как обычную для инженеров. Он платит рабочему, которому задерживают жалованье, из собственного кармана, и ему претит подкуп комиссии по приемке^{215}.

Гарин-Михайловский, обстоятельно занимавшийся социальными реформами, очень впечатляюще демонстрирует в своей книге, что существуют два типа инженеров и пришло время заменить обывателей и франтов новым поколением — людьми, кладущими жизнь на осуществление своих проектов и готовыми умереть ради техники.

Тему смены старой касты инженеров новыми техниками рассматривает также А. Богданов (наст, имя Александр Александрович Малиновский, 1873-1928) в своем произведении «Инженер Мэнни» (1912). Как и в его первой книге «Красная звезда» (1908), действие «Инженера Мэнни» происходит на Марсе. Это утопический роман. Богданов показывает два поколения инженеров — старое, коррумпированное, отказывающееся от сотрудничества с профсоюзами и не останавливающееся перед тем, чтобы ради прибыли посылать рабочих на смерть. Новое же состоит из молодых людей, выходцев из рабочего класса, выступающих за социалистическое государство. Конфликт между этими двумя поколениями показан на примере старого инженера Мэнни Альдо, сына князя, и его внебрачного сына Нэтти, выросшего среди рабочих. Действие развивается вокруг строительства гигантской системы каналов, разработанной Мэнни для обводнения пустыни. Создание этой системы должно дать работу 20 млн. человек^{216}. Мэнни — одиночка, хоть он и предъявляет высокие требования к себе и своей работе, но не готов поделиться властью с рабочими. Он использует технику против рабочих. Сын же его борется за то, чтобы на основе техники было создано новое государство: «Наука до сих пор — сила наших врагов: мы победим тогда, когда сделаем ее нашей силой»^{217}.

В этом романе Богданов словно предсказывает русскую революцию и отношение большевиков к старым инженерам: Нэтти решает, что сами рабочие должны стать инженерами, а пока они не получат образования, молодое государство будет пользоваться старой элитой. Мэнни получает право завершить свой труд и затем кончает с собой. Нэтти характеризует своего отца как вампира, который пьет кровь других, а сам уже ничего не может дать обществу^{218}. Богданов возвещает борьбу между поколениями: «Мэнни и Нэтти — враги по своей природе; сейчас они оба рады уклониться от борьбы; но это ненадолго. Как бы они ни старались, жизнь их столкнет, и столкнет жестко»^{219}. Тем самым Богданов не только выразил большевистский взгляд на судьбу старой и роль новой интеллигенции, но и предвосхитил первый пятилетний план, который и он, и большевики называли «планом великих работ»^{220}.

Богданов идет на шаг дальше Гарина-Михайловского. В то время как Гарин-Михайловский создает буржуазный идеал инженера, чьи отличительные черты — практическая деятельность, дисциплина и точность, Богданов ратует за социалистического инженера, для которого главное — не технические знания, а политическая позиция. Идеал Гарина-Михайловского у Богданова оказывается инженером старого типа, и его требуется победить. Богдановский новый инженер происходит из рабочих и овладевает наукой в интересах своего класса.

Третье произведение, пользовавшееся в России большой популярностью, — роман «Туннель» (1913) немецкого писателя Бернгарда Келлермана (1879-1951), учившегося в Высшей технической школе в Мюнхене. Келлерман представляет инженера, по типу очень похожего на богдановского Мэнни, — одинокого борца, равнодушного к человеческому страданию, живущего и умирающего только ради своего великого проекта. Это капиталистический инженер, к образу которого впоследствии прибегали большевики, дабы опорочить старую интеллигенцию, — аполитичный человек, коему нет дела ни до государственной системы, ни до своих рабочих. Тем не менее «Туннель» встретил в Советском Союзе восторженный прием. В конце концов, инженер Мак Аллан, хоть и аполитичен, происходит из беднейших слоев, начал работать коногоном в шахте, потом выбился в инженеры и представляет собой тип неуступчивого, уверенного в себе и скупого на слова техника, прославлявшийся и в 1930-е гг.^{221} Его проект соединить Америку с Европой путем прокладки туннеля под Атлантическим океаном своей масштабностью и смелостью восхищал многих людей в Советском Союзе, напоминая им о собственном пятилетнем плане. Сначала весь мир славит Мака за этот проект, но инженера ждет трагедия: в результате взрыва в туннеле возникает пожар, погибают более 3 тыс. рабочих, разъяренная толпа убивает его жену и дочь^{222}. Затем следуют биржевой крах и массовые увольнения^{223}. Аллан женится на дочери финансового магната и получает, наконец, деньги, чтобы завершить строительство^{224}.

Келлерман не только набрасывает портрет ожесточенного немногословного инженера, но и знакомит читателя с «американскими темпами»: «Хобби [главный инженер] ругался на чем свет стоит: Аллан буквально топил его! Но потом он покорился своей судьбе: он узнал темп Аллана, адский темп Америки, темп всей эпохи, напряженный до неистовства! И это импонировало Хобби, хотя от такого темпа захватывало дух и нужно было удесятерить усилия»^{225}. Он воспевает эстетику стройки, носившую определяющий характер для 1930-х гг.: «На следующий день прибыл целый отряд паровозов, а еще неделю спустя полчища черных пыхтящих демонов сотрясали воздух, насыщая его испарениями своих тел, огромных, как туловища ихтиозавров, и выпускали дым из пасти и ноздрей… Город неистовствовал, кричал, свистел, стрелял, звенел»^{226}.

Наконец, в романе Келлермана обнаруживается и распространенное в 1930-е гг. в Советском Союзе представление о том, что строительные работы не являются чисто техническими процессами, что они имеют собственную жизнь, а стройки превращаются в поле битвы, на котором человек сражается с природой: «Пробивавшие породу буры Аллана врезались в нее со звонким и резким звуком. Она кричала, как тысячи младенцев, объятых смертельным страхом, она хохотала, как толпа сумасшедших, она бредила, как целая больница одержимых горячкой, и грохотала, как огромный водопад»^{227}.

Три произведения наглядно показывают, какие отчасти революционные ожидания были связаны с техникой уже в начале столетия и какая решающая роль отводилась инженерам в сотворении будущего. Технические грезы носили интернациональный характер; идеи русских Богданова и Гарина-Михайловского не слишком отличались от представлений немца Келлермана. Их романы внесли свой вклад в подготовку советской инженерно-технической эры. Они возвестили не только о гигантских проектах и «плане великих работ», но и о приходе нового поколения инженеров. И приверженец буржуазных ценностей Гарин-Михайловский, и сторонник революционных взглядов Богданов имели отрицательное мнение о старых инженерах. Характерно, что «Красная звезда» и «Инженер Мэнни» входили в число любимых книг Сталина^{228}. В этом смысле выдвинутое большевиками в 1917 г. требование о замене прежней технической элиты не являлось чем-то новым. Будущие инженеры не от советского правительства впервые услышали, что им, как инженерам нового типа, надлежит сменить старое поколение, они уже прониклись новыми идеалами.