О чем говорили афинянам персидские и спартанские послы

О чем говорили афинянам персидские и спартанские послы

Когда наступила весна, в Афины прибыл послом Александр, правитель Македонии, союзник персидского царя.

Александр сказал: «Афиняне, я передаю вам то, что мне передал Мардоний, а Мардонию передал великий царь Ксеркс. Царь говорит: „Я прощаю афинянам их прегрешения против меня; я оставляю им их свободу; я оставляю им их землю и дам любую другую, какую они захотят; я отстрою их храмы и все, что я истребил огнем; все это я сделаю, если афиняне по доброй воле, без коварства и обмана, станут моими союзниками“. И я, царь Александр, друг персов и ваш друг, советую вам: сделайте так, как говорит царь. Могущество у царя сверхчеловеческое, и рука у него безмерно длинная: вы это сами видели в минувшем году. Вы можете кончить войну с честью: сделайте это ради вашего же блага».

Когда Александр кончил, заговорили спартанские послы.

Спартанцы сказали: «Афиняне, нас послали спартанские старейшины с советом: не слушать царя и не принимать его предложений. Вы начали эту войну, накликав на Грецию персов; вы хотите кончить эту войну, оставшись невредимыми, а всю остальную Грецию повергнув под ноги царя; это нечестно, и это несправедливо. Мы знаем, что несчастья ваши велики, что второй уже году вас нет ни хлеба в полях, ни крова над головой; но мы клянемся, что примем к себе жен, детей и стариков ваших и будем их кормить и содержать до самой победы. А македонцу Александру не верьте: тиран тирану всегда подаст руку, свободный же человек — никогда».

Когда спартанцы кончили, заговорили афиняне. Речь от них держал Аристид, носивший прозвище «Справедливый».

Аристид сказал: «Ты, царь Александр, передай пославшему тебя: пока солнце будет следовать по своему небесному пути, мы не заключим союза с Ксерксом и будем воевать с ним в надежде на помощь богов, чьи храмы он разрушил и сжег. Вы же, спартанцы, возвестите в Спарте: стыдно вам думать о нашей бедности и не думать о нашей доблести; мы ценим вашу заботу о наших женах и детях, но о них мы позаботимся и сами, а от вас нам нужен не кров и хлеб, а мечи и воины. Недалеко то время, когда варвар снова вторгнется в нашу страну; опередим же его и встретим его общими силами на пороге Аттики».

Так отвечали афиняне послу Мардония и послам спартанцев.

Прошло немного времени, и Мардоний, действительно, явился на пороге Аттики. Спартанцы не прислали на помощь ни одного человека: они спешили достраивать стену на перешейке, и уже довели ее до самых зубцов.

Повторилось то же, что год назад: взрослые афиняне переправились на Саламин, жен и детей перевезли в Трезен, а опустелый город и страну занял Мардоний. Мардоний сжег все, что еще можно было сжечь.

О том, что Афины заняты вновь, была послана огненная весть Ксерксу в Сарды. Это значит, что на самом высоком месте Аттики зажгли такой большой костер, что его было видно с Эвбеи; при виде его зажгли такой же костер на Эвбее, чтобы его было видно с Андроса; и затем цепь костров пошла перекидываться с острова на остров, с Андроса на Тенос, с Теноса на Миконос, с Миконоса на Икарию — это та самая Икария, куда некогда выбросили волны тело Икара, дедалова сына, который слишком высоко взлетел к солнцу на скрепленных воском крыльях, — с Икарии на Самос, с Самоса на азиатский берег, а с азиатского берега на гору Тмол, что возвышается над Сардами.

С Саламина афиняне послали гонцов в Спарту. «Пока стена ваша на перешейке была недостроена, вы заботились о нас и сулили нам помощь. Теперь, когда стена ваша достроена, вам до нас нет дела, и помощи от вас мы не видим. Это нечестно, и это несправедливо. Присылайте же войско, чтобы мы могли встретить врага — не на пороге Аттики, так за порогом ее».

Спартанцы колебались десять дней, прежде чем дать ответ. Наконец, нашелся умный человек из города Тегеи по имени Хилай, который напомнил спартанцам: «Если афиняне с их кораблями перейдут к персам, то Пелопоннес будет открыт врагу со всех сторон, какая бы стена ни стояла у вас на перешейке». Тогда в несколько часов было собрано войско, и пять тысяч спартанцев в шлемах, панцирях и с копьями в руках выступили из Спарты, сопровождаемые толпой легковооруженных бойцов.

Во главе войска был Павсаний, племянник Леонида, павшего при Фермопилах.