Что рассказали Крезу об афинском тиране Писистрате
Что рассказали Крезу об афинском тиране Писистрате
Если Спарта была занята войною с внешним врагом, то Афины были заняты в это время внутренними раздорами. Богатые здесь боролись против бедных, а бедные против богатых. Рыбаки и моряки побережья враждовали с земледельцами равнины, а крестьяне северных гор — и с теми и с другими. Еще жив был старый Солон, но его уже никто не слушал. Слушали молодых вождей — Мегакла, вождя прибрежных жителей, Ликурга, вождя равнинных жителей, и Писистрата, вождя горных жителей.
Самым умным и хитрым из трех оказался Писистрат.
Однажды Писистрат изранил сам себя мечом, изранил мулов, запряженных в его повозку, выехал в таком виде на площадь и стал жаловаться народу, что на него напали люди Мегакла и Ликурга и он с трудом от них ускользнул. Афиняне качали головами и жалели его. Писистрат попросил, чтобы ему позволили держать при себе телохранителей. Ему позволили. Правда, не копьеносцев — это было бы слишком похоже на царскую власть, а царей в Афинах давно уже не было, — а только дубиноносцев. Но Писистрату и этого было достаточно. Прошло немного времени, и со своими дубиноносцами он захватил афинский кремль — акрополь — и стал править Афинами единовластно.
Таких удальцов, захватывавших власть, было в Греции в эту пору немало. Их называли «тиранами». Теперь слово «тиран» значит «злой правитель», независимо оттого, законно или незаконно пришел этот правитель к власти. Тогда слово «тиран» значило «правитель, незаконно захвативший власть», даже если это был не злой, а добрый правитель. Писистрат был как раз добрым правителем. Он боялся вражды богачей и поэтому помогал беднякам. Народ его любил.
В этот первый раз Писистрат правил недолго. Мегакл и Ликург примирились друг с другом и изгнали его. Но и изгнание оказалось недолгим: Мегакл и Ликург опять поссорились, и Мегакл послал к изгнанному Писистрату тайного гонца с предложением вернуться и вместе низвергнуть Ликурга. Писистрат согласился.
Чтобы вернуть Писистрата из изгнания, была придумана хитрость, настолько нелепая, что даже Геродот рассказывает о ней с недоумением. «Эллины с давних времен отличались от варваров своим просвещением и чуждались глупых суеверий, — пишет он, — афиняне же почитались даже среди эллинов самыми рассудительными; и все же измышленная против них Мегаклом и Писистратом хитрость возымела полный успех».
Хитрость была такая. В деревне близ Афин нашли крестьянку, красивую лицом, а ростом, как пишет Геродот, «в четыре локтя без трех пальцев» — по-нашему, один метр восемьдесят сантиметров. Ее звали Фия. На нее надели блестящий шлем, панцирь, дали копье и щит, поставили на колесницу и повезли в город. Глашатаи кричали: «Богиня Афина сама едет в свой город и ведет за собой Писистрата!» Народ сбегался, люди простирали руки к колеснице и молились богине. Женщина молчала — так ей велели, — и от этого шествие казалось еще торжественней. Колесница медленно въехала на акрополь, а за нею взошел Писистрат.
Так Писистрат стал тираном во второй раз. Правда, на этом дело не кончилось. Снова Мегакл поссорился с ним и соединился с Ликургом, снова Писистрату пришлось уйти в изгнание. Но афинскому народу надоело терпеть эту чехарду. Афиняне выбрали из трех зол меньшее, и когда Писистрат вновь явился из изгнания, они не оказали ему никого сопротивления. Мегакл послал против Писистрата войско, но войско разбежалось, а вслед беглецам поскакали на фракийских конях два сына Писистрата, громким голосом крича, чтобы никто ничего не боялся и каждый возвращался к своему очагу: Писистрат не мстит никому. После этого Мегаклу осталось только в свою очередь скрыться в изгнание. Так он и сделал. Но мы еще встретимся с ним в нашем рассказе.
А Писистрат занял Афины в третий раз, и на этот раз правил ими спокойно до самой своей смерти.