11. Что делать христианину, взирающему на чужие грехи?

11. Что делать христианину, взирающему на чужие грехи?

— Есть два пути борьбы со злом, — сказал он (отец Браун, прим. П. Б.). — И разница между этими двумя путями, быть может, глубочайшая пропасть в современном сознании. Одни боятся зла, потому что оно далеко. Другие потому что оно близко. И ни одна добродетель, и ни один порок не отдалены так друг от друга, как эти два страха… Вы называете преступление ужасным потому, что вы сами не могли бы совершить его. Я называю его ужасным потому, что представляю, как бы мог совершить его. Для вас оно вроде извержения Везувия; но, право же, извержение Везувия не так ужасно, как, скажем, пожар в этом доме.

К.Г. Честертон. Тайна Фламбо.

Не секрет, что для многих Церковь ассоциируется с некоей чопорной религиозной старухой в накрахмаленном чепце. На лице ее навечно застыла гримаса отвращения, она с чувством гадливости вглядывается в окружающий мир, и чуть что охает, брызгая слюной, скрипя надтреснутым сиплым голосом: «Какая мерзость! Я бы так никогда не поступила!»

Подчас мы, христиане, действительно производим подобное впечатление. Ведь так редко в сердце церковного деятеля рождается желание не то чтобы похвалить грешника, а хотя бы понять его.

Даже рассказывая людям Евангелие, иной напыщенный тартюф ухитриться делать это с брезгливой миной, словно зажравшийся купчина, подающий нищему на паперти медную полушку в пасхальный день.

Впрочем, кажется, я и сам начинаю выглядеть также, когда пишу эти строки. Что ж делать? Грешен, други мои! Грешен!

Именно поэтому восхитила меня одна история, произошедшая в 5 веке от Рождества Христова в Антиохии Великой (не путайте с Антиохией Писидийской или с Заяксартской). Об этой истории говорится в житии блаженной Пелагии Антиохийской (не путайте с мученицей Пелагией девой Антиохийской, жившей и погибшей веком раньше, или с Пелагией Тарсийской)

Вот наша красавица:

Эта дама была весьма знаменитой в городе актрисой, красавицей, имевшей сотни поклонников и десятки любовников. Тогда ее звали Маргаритой — Жемчужиной. Она и вправду считалась жемчужиной сцены, хотя и натурального жемчуга в ее нарядах тоже хватало. Обратившись к Христу, Маргарита раздала свое богатство нищим и ушла в Иерусалимский монастырь, на гору Елеонскую, приняв имя Пелагии… Вернее, не совсем Пелагии, тут, видимо, по старой памяти, не обошлось без актерского мастерства. Примадонна переоделась юношей и нареклась именем Пелагий. В Иерусалиме ее никто не знал (ибо ни телевиденья, ни кинематографа, ни глянцевых журналов, делающих узнаваемыми лица ведущих актрис, тогда еще не существовало), поэтому маскарад вполне удался. Умер «Пелагий» около 457 года, и только при погребении выяснилось, что почивший инок — женщина.

Но, как пела по другому поводу Алла Пугачева: «Впрочем, песня не о нем, а о любви».

О любви к грешнику…

В житии той самой Маргариты-Пелагии есть красочный эпизод, связанный с ее обращением. И лицо в житии эпизодическое станет сегодня главным героем нашего урока истории…

Имя его Нонн. Он был епископом палестинского города Илиополь (или Баальбек). Так случилось, что несколько епископов собрались в Антиохии на совещание. Уж не знаю, какие вопросы они там решали, но был там этакий пресвитерский совет. Заседали перед храмом на открытом воздухе. И Нонну как самому старому и мудрому поручили произнести проповедь перед епископами. Старец за словом в карман не полез и начал было проповедовать, как вдруг раздался цокот копыт, бряцанье оружия и украшений, зазвучал заливистый серебристый женский смех и восторженный рокот юношеских голосов.

Благочестивые епископы все как один повернули головы на звук и увидели ЕЁ! Это была Маргарита, женщина неописуемой красоты. Красота её была столь ослепительна, что даже целомудренный агиограф захлебывается восторгом, описывая внешность Маргариты… Актриса ехала верхом на осле в окружении преданных поклонников, обнимаясь и целуясь с прекрасными и юными пажами.

Разумеется, проповедь прервалась. Епископы отвернулись, пытаясь отогнать далеко не благочестивые мысли, ибо красавица была одета весьма вызывающе.

Не отвернулся только Нонн…

Если бы я был суровый баптистский историограф-моралист, я бы рассказал вам историю, полную священного негодования на грешника под личиной еретического католическо-православного епископа, который не отвел взгляда от древней онлайн-версии журнала «Плейбой». Я бы заклеймил грешника и грешницу, сведя на их головы кары небесные и земные. Они бы у меня умерли в страшных мучениях, изъеденные червями, покаявшись лишь в последний момент…

Если бы я был голливудский режиссер, я тут же сочинил бы историю неземной любви пожилого епископа и юной красотки. Рассказ о бурной страсти, прерывался бы трагической линией всеобщего осуждения и закончился бы финалом, где «…она сняла с себя последнюю рубашку и тоже бросилась в бурное море. И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли…»

Но я не голливудский режиссер и не религиозный моралист. Я врать не стану.

Нонн был настоящим епископом, поэтому, увидев небесную красоту Маргариты, он вдруг… заплакал о своих грехах… Да-да! Именно так должен поступить настоящий христианин, увидев человека, совершающего грех против себя самого.

Нонн, вместо того, чтобы увидеть в себе праведника и злорадно обличить грешницу перед собратьями-служителями, сделал все ровно наоборот. Он начал хвалить Маргариту и порицать себя и всю епископскую братию. Вот что пишет агиограф:

Блаженнейший же Нонн пристально и долго смотрел на нее, так что оглядывался на нее, когда и проехала она. Затем, обратясь к епископам, говорил: «вас не заняла красота ее»? Те молчали. Он склонил лицо на колени и вымочил слезами своими не только платок, бывший в руках его, но и все колени свои. Тяжко вздыхая, говорил он к епископам: «вас не заняла красота ее? А я истинно увлечен красотою ее. На эту красоту Бог укажет нам епископам на суде Своем, когда будет судить нас и наше управление. Как думаете, возлюбленные, сколько времени провела эта жена в своей одевальной комнате моясь, прибираясь, со всем напряжением мыслей осматриваясь в зеркале, чтобы не было какого нибудь недостатка в уборе, чтобы не быть униженною пред любовниками, которые ныне живы, а завтра пропали. У нас есть Отец Небесный, Жених бессмертный, дарующий верным своим награды вечные, которых оценить нельзя. Глаз не видел, ухо не слышало, на ум не всходило то, что Бог приготовил любящим Его. Что говорить много! Мы, которым обещана честь видеть великое, светлое, несравненное лицо Жениха, на которое не смеют взирать херувимы, мы не украшаем себя, не очищаем нечистот с сердец наших бедных, а оставляем их по нерадению».

Так закончил свою проповедь блаженный Нонн…

А дальше все было так, как вам уже известно… Маргарите донесли об этих словах Нонна, она пришла в воскресенье послушать его проповедь и обратилась к Христу с искренним покаянием, чтобы сыграть последнюю в своей жизни роль святого Пелагия.

* * *

А мне не дает покоя мироощущение святого Нонна. Это в каких же надо быть близких отношениях с Христом, чтобы постоянно видеть свое несовершенство и искренне искать в окружающих грешниках хотя бы осколки былого величия, образа и подобия Божьего!

Где уж нам «извлекать драгоценное из ничтожного» (как говорил Господь Иеремии в Иер.15:19)? Где уж нам воздавать честь даже нехристианам, которые, тем не менее, достойны чести (как говорит нам Дух Святой через святого Павла в Рим.13:7)? Где уж нам почитать всех без исключения (как учит нас Писание через апостола Петра в 1Пет.2:17)?

Мы горазды почитать себя и свои сомнительные «совершенства». А чужие грехи мы побиваем… не камнями, но бревнами, торчащими из наших глаз…

Что ж мы за люди-то такие?

Нет уж… Надо заканчивать… Пойти поплакать о грехах своих…

До свидания, хорошие мои. И когда на суде Господь будет вас ставить мне в пример, вы уж тогда за меня вступитесь, пожалуйста… Ладно?

Значит договорились!