в. Поражение Литвы от России на рубеже XV–XVI вв. и Мельницкая уния

в. Поражение Литвы от России на

рубеже XV–XVI вв. и Мельницкая уния

В начале 1500 г. Россия начала военные действия в верховьях Оки. В феврале Москве сдался Семен, князь Белой; мелкие столкновения затянулись до начала весны. 3 мая южнорусская войсковая группировка под началом Якова Кошкина выступила походом на Брянск. Вскоре двинулась на Смоленск центральная группировка под командованием Георгия Захарьича. Брянский замок был сожжен сторонниками Москвы, а застигнутый врасплох наместник Станислав Бартошевич схвачен в Ужчижском дворе. В плен к русским попал и поддержавший унию Брянский епископ Иона. Развивая свой успех, Яков Кошкин повернул вверх по реке Десне. Не найдя выхода, ему сдались рыльский князь Василий (потомок Дмитрия Шемяки) и Семен Можайский, до того активно поддерживавший Литву. Особенно болезненным было отступничество последнего (кроме вышеупомянутых земель, он управлял также Стародубом и Гомелем). Иоанну III покорились хотетовский и масальский князья. За два месяца Великое княжество Литовское лишилось большой территории в своем восточном приграничье. Яков Кошкин, обладавший опытом высылки 7000 новгородцев (1489 г.), знал, как утвердить власть своего государя на этих землях. 6 августа русское войско заняло Путивль, где в плен попал наместник /500/ Богдан Глинский. Дорога на Киев оказалась открыта. Парадоксально, но русским помешали крымские татары, незадолго перед тем настолько разорившие местность, что действовавшая уже не первый месяц южная московская группировка, боясь не прокормиться, остереглась следовать в этом направлении.

Еще в марте 1500 г. Иоанн III прислал письмо, в котором объяснил принятие под свою власть подданных Александра тем, что их принуждали к переходу в католичество. Александр II выразил протест и возразил, что ничего подобного не происходит, однако было ясно, что сильнейшая сторона всегда найдет себе оправдание. Начавшиеся военные действия с очевидностью показали, как хорошо смогла к ним подготовиться и подготовилась Россия и плохо с этим справилась Литва. Великий князь Московский очень точно выбрал момент. Напуганная Козьминской катастрофой Польша, хотя и заключившая с Литвой договор о взаимной обороне, не собиралась защищать восточные области своей союзницы, а для крымских татар открылась новая перспектива расширения набегов.

Застигнутый войной Александр смог отреагировать, лишь когда военные действия России приобрели значительный размах. 8 июня 1500 г. он во главе войска выступил из Вильнюса, 9 июля разбил лагерь в Борисове. Однако четкого плана действий не было, война по-прежнему представлялась как серия пограничных стычек. К Смоленску направился авангард в составе 3,5 тысяч всадников, соединившийся с 500 всадников смоленского наместника Станислава Кишки. Этим отрядом в 4000 всадников, усиленным немногочисленными смоленскими пехотинцами, командовал гетман князь Константин Острогский. Руководство элитного аристократического отряда, весьма впечатленное своей мощью, легкомысленно атаковало лагерь центральной группировки русских у реки Ведроши. Даниил Щеня привел сюда 40 000 воинов. Численное превосходство сказалось: 14 июля (это было 29-я годовщина битвы на Шелони) стало днем тяжелого поражения литовского войска. В плен попали Константин Острогский, наместник в Мяркине и Аникщяй Григорий Остик, наместник в Новгородке и Слониме Литавор Хрептович, Михаил Глебович. Станиславу Кишке удалось вырваться. Александр с главными силами медленно продвигался вперед. Лишь на рубеже июля-августа его достигло официальное объявление войны.

Ведроша стала моральным потрясением для литовского обще- /501/ ства. Однако близилась осень, и утомленные долгим походом русские силы не решились развить победу. На стыке августа и сентября они повернули назад. Растерянные литовцы их не преследовали. Тем временем северная русская группировка под командой Андрея Челяднина наносила фланговые удары из Пскова и Новгорода. Заняв Торопец, она одиночными набегами разоряла окрестности Полоцка и Витебска. Эти действия продолжались в июне-августе и существенного влияния на ход борьбы не оказали. Общее положение спасала Смоленская область, где земельные владения дворян, преданных Литве, были велики и прочны. Весной и осенью 1500 г. на юге Менгли-Гирей разорил Киевскую, Подольскую и Волынскую земли. У Литвы не было иного выхода как согласиться платить Крыму по 3 деньги с человека, начиная с 1499 г.

В конце августа 1500 г. Александр в Оршанском повете получил возможность без помех ознакомиться с результатами начавшихся военных действий. Победы южнорусской группировки повлекли сопутствующие сложности: вновь обретенное пространство удлинило коммуникации. Русским было важно, чтобы тут действовали союзники-крымчане. Такое положение делало решающими центральный и северный фронты, что Александр хорошо понимал. Сентябрь и октябрь он провел на этом участке, укрепил Смоленск, Витебск и Полоцк. Полоцким наместником вместо Георгия Паца великий князь назначил Станислава Глебовича, отличившегося на этом посту. Усиливая северный участок фронта, Александр осенью 1500 г. обратился к Вальтеру Плеттенбергу, магистру Ливонского ордена, которому также угрожала Россия. Тем самым было повторено прежнее предложение того же рода. Однако наибольшие надежды великий князь возлагал на Польшу. Немного польских наемников уже было приглашено летом 1500 г., но они не могли /502/ ничего решить. Последовательной программы действий у Александра не было. 2 июля 1500 г. он обратился к аристократии, городам и ротмистрам наемников всех управляемых Ягеллонами стран, объявив об учреждаемом рыцарском братстве для борьбы со схизматиками (т. е., православными) и пообещал хорошие условия найма. В Польшу было послано некоторое количество денег. Осенью 1500 г. в Вильнюс начали прибывать польские и чешские воины, среди них обладатели высокой репутации поляк Ян Карнковский и чех Ян Чернин. Тут выяснилось, что в Литве должным образом не позаботились о главной стороне этой кампании – о деньгах. Их не хватало. Интеллигентный монарх не умел договориться с военными. Наемники без приличествующих занятий и подобающего жалованья стали обузой для местных жителей. Несколько лучше удавалась дипломатическая деятельность: успешно складывались переговоры с Ливонским орденом. 3 марта 1501 г. в Вильнюсе был заключен оборонительный договор сроком на 10 лет. К подписанию этого договора ливонцев побудил и папа Александр VI. Демарш королей Венгрии и Польши в Москве ничего не дал, разве что Иоанн III согласился на переговоры о мире. К счастью, подписанный с Молдавией в 1499 г. договор гарантировал ее нейтра- /503/ литет на южной границе. К весеннему потеплению 1501 г. Александр рассчитывал согласовать с ливонцами действия своих наемников, направить удар хана Большой Орды Шиг-Ахмата на Крым, а главные силы Литвы использовать в центре русского фронта близ Смоленска.

В июне 1501 г. Шиг-Ахмат действительно отбросил силы Менгли-Гирея в Крым, изгнал Василия Шемячича и Семена Можайского в Москву; в сопровождении литовского посланника Михаила Халецкого занял Рыльск и Новгород-Северский. Его активность удержала от наступления Менгли-Гирея, однако поддержки со стороны литовского войска не вызвала. Не удалось осуществить на практике совместные действия с ливонцами. Вальтер Плеттенберг, в начале августа с 10 000 воинов вступивший на русскую территорию, на реке Сирице разбил русское войско под командованием Василия Шуйского, уничтожил Островский замок, однако литовцы запаздывали. Ливонцы испытывали нехватку продовольствия, поэтому вынуждены были покинуть район в тот момент, когда Ян Чернин уже приближался к нему. Последнему ничего не осталось, как тоже повернуть назад.

Первые восемь месяцев 1501 г. Александр II провел в Вильнюсе. Уже в конце июня он узнал о смерти Иоанна-Альберта и по сути устранился от контроля за военными действиями. Успешно начатая союзниками Литвы кампания этого года развалилась по ее же вине. Всё свое внимание великий князь уделил избранию монарха Польши, – он стремился стать ее королем. 9 сентября он уже был в Бельске, желая из Подляшья воздействовать на события в Польше. Были посланы лишь небольшие силы в направлении Кричева и Пропойска, где показалось русское войско. Осенью 1501 г. московитяне ворвались во владения князей Заславских. Михаил, Федор и Богдан Заславские поспешили собрать свои силы, но 4 ноября, понеся большие потери, были наголову разбиты близ Мстиславля. Успев закрыться в этом замке, они смогли отразить атаки противника, однако вся окрестная местность была зверски разорена. К счастью, отдельные военачальники оказались способны действовать и без конкретных указаний великого князя. На подмогу Заславским подоспел исполняющий обязанности гетмана Жямайтский староста, он /504/ же тракайский каштелян Станислав Кезгайло в сопровождении наемников Яна Чернина. Некоторое время ни одна из сторон не решалась начать бой. После того как русские в конце концов отступили, Кезгайло вернулся в Вильнюс, а Чернин – в Полоцк.

Замедлением в военных действиях осенью и зимой 1501 г. Александр II воспользовался не для того, чтобы подготовить кампанию 1502 г., а для получения власти в Польше. Свою кандидатуру в короли он выдвинул 25 июля 1501 г. Александр просил помощи у брата – кардинала Фридриха, а также у Вармийского епископа Луки Вацельроде, господаря Молдавии, великого магистра Тевтонского ордена. В сентябре 1501 г. в Гродно был созван сейм Литвы, избравший делегацию для поездки в Польшу. В нее вошли Вильнюсский епископ Альберт Табор, вильнюсский каштелян Александр Ольшанский, великий маршалок и тракайский воевода Иван Заберезинский, подчаший Николай Радзивилл из Гонёндзи (сын), стряпчий Петр Олехнович. При себе в Подляшье Александр II держал элитный отряд из 1400 воинов. Выдвижение своей кандидатуры на польский престол Александр превратил в важнейшую дипломатическую акцию Литовского государства, мотивируя всё это прежними договорами с Польшей. Это была уже другая позиция, в отличие от 1447 г., когда требовалась помощь против Руси.

Переговоры в Польше (в Петрокове) начались в конце сентября 1501 г. Соперниками Александра были его братья: старший – Владислав и младший – Сигизмунд. Поляки – сторонники Александра – стравили Владислава с Сигизмундом, поэтому последнему пришлось устраниться. А Владислав не мог всерьез соперничать с Александром, на стороне которого был влиятельный кардинал Фридрих, сумевший заручиться поддержкой виднейших магнатов. Александра поддерживало и рядовое польское дворянство. Делегаты Литвы на сей раз апеллировали к унии, но не забыли упомянуть и актуальную для них русскую угрозу. 30 сентября всё решилось в пользу Александра. Однако это было не самое выгодное для Литвы решение. Поддержав Александра, кардинал Фридрих указал, что Литва должна быть присоединена к Польше. Переговоры литовских представителей и участие в «польской избирательной партии» не позволили осуществиться этим замыслам, но польская сторона добилась выгодных для себя фактических уступок. Согласительный акт от 3 октября 1501 г. определял общего монарха и общий сейм, общие выборы правителя в Петрокове и общую валюту, а также провозглашал оба народа и государства единым целым. Александру в Мельник привезла этот акт польская делегация (Львовский архиепископ Боришевский, Познаньский епископ Ян Любранский, познаньский воевода Ян Тарновский). 23 октября Александр и находящиеся вместе с ним представители рады панов (са- /505/ мые видные – Вильнюсский епископ Альберт Табор и тракайский воевода Иван Заберезинский) этот акт утвердили. Александру было важно заполучить польскую корону на любых условиях, и он ее получил. Рада панов видела тут гарантию помощи от поляков, поэтому примирилась с внешне нейтральными, но по сути неблагоприятными для Литвы формулировками. Ее представители все-таки подчеркнули, что это лишь предварительный акт, и добавили условие, что договор заключат и соответствующий акт передадут польской стороне рада панов и сейм в полном составе. 6 ноября Александр отбыл в Польшу и 12 декабря был провозглашен ее королем. Его православную жену поляки не короновали.

Внешне обойдя вопрос о суверенитете Литвы, готовой на многое в ожидании польской помощи, и применив соответствующие формулировки, политики Польши составили договор о создании унитарного государства. Излишне объяснять, что подобная уния фактически означала присоединение Литвы (без формального объявления об этом). Такое продление договора от 1499 г. (Мельницко-Петроковская уния) было со стороны паникующей литовской знати большой уступкой, перечеркивающей чуть не все политические достижения, добытые предшественниками во второй половине XV в. Проиграла и династия Ягеллонов, ибо договор гласил, что властитель Литвы должен избираться на общем сейме в Польше. Против этого вскоре запротестовал Владислав Ягеллон, а на переговорах с Венгрией и Тевтонским орденом польские представители уже завели речь о присоединении Литвы. Литовскую государственность оберегало только то, что Мельницко-Петроковский акт должен был вступить в силу лишь по принятии его сеймом Великого княжества. Созвать сейм мешала война, но Александра после обретения польского трона подобные мелочи уже не волновали.

Война с Россией также приостановила начатую акцию по введению церковной унии. Изданный Киевским митрополитом Иосифом Солтаном 20 августа 1501 г. акт о признании власти римского папы не вступил в силу. Уже после того как Александр стал королем Польши, на сторону России перешел один из самых деятельных старост юго-восточного пограничья – Евстафий Дашкевич. На общего правителя в Польше обрушились горы нерешенных дел, возрастала турецкая угроза. Как литовская, так и польская знать шла по наилегчайшему пути: одни ждали большой помощи от поляков, другие – добровольного присоединения изможденных литовцев. И обе стороны, избегая уступок, полагали, что оборону должен организовать монарх. Положение литовцев было более терпимо, ибо они рассчитывали на значительную польскую подмогу. Тем временем Александр, не проявивший организационных дарований в Литве, провалил этот вопрос в Польше, которую знал /506/ много хуже. В начале 1502 г. на Краковском сейме литовские посланники напрасно просили о поддержке, а после того, как 14 марта состоялось решение об ее оказании, деньги не были собраны вплоть до августа.

Холодной зимой 1501–1502 г. активные военные действия, как обычно, затихли. Однако Шиг-Ахмат, лишенный поддержки и обеспечения, слабел без борьбы. На сторону Менгли-Гирея перебежала немалая часть его Орды, включая первую жену хана. Уже ранней весной 1502 г. Шиг-Ахмата атаковали крымчане; они не встретили серьезного сопротивления. В мае-июне войско Большой Орды практически прекратило существование. Самого Шиг-Ахмата пригрел киевский воевода Дмитрий Путятич, а изгнанные им русские заднепровские вассалы России вернулись в свои владения. Александру ничего иного не оставалось как вновь согласиться на выплату отступных крымскому хану. В июне 1502 г. Ягеллон прибыл в Великое княжество Литовское; в начале июля он уже был в Новгородке, в августе-сентябре – в Минске. Из этого пункта можно было с тем или иным успехом наблюдать за военными действиями, но события опередили Александра. Еще в начале июня группировка под командой сына Иоанна III Дмитрия, в достатке обеспеченная артиллерией, атаковала Смоленск. Русские разрушили Оршу, разоряли окрестности Витебска. Смоленск при поддержке верных дворян умело оборонял Станислав Кишка. Осаждавших тревожили его вылазки, а также действия великокняжеских дружин и польских наемников. 16 сентября смоляне отбили генеральный штурм. Голодное, деморализованное и сильно поредевшее войско Дмитрия в середине октября отступило. На северном участке Вальтер Плеттенберг 13 сентября разбил русских возле Смольного озера. Группировка в несколько тысяч литовцев принудила русских отступить от Орши, однако, по ее возвращении в Полоцк, те еще раз подвергли разорению эту область. Крымские татары осенью 1502 г. достигли Бобруйска, Турова и Бреста, но их, при поддержке поляков из Западного Подолья, отбил луцкий староста и волынский маршалок Семен Ольшанский. Зимой 1502–1503 г. татары вновь атаковали, дошли даже до Минска, Слуцка, Несвижа и Новгородка. Нападения крымчан на Червонную Русь сковывали поляков и мешали им оказать помощь Литве. Татарская угроза заставила строить оборонительную стену вокруг Вильнюса. При отсутствии заметной инициативы со стороны великого князя Литва защищалась неорганизованно и вяло. Лишь на новогрудском сейме в июле 1502 г. была установлена, по примеру Мазовии, норма дворянского снаряжения – 1 всадник от 10 служб. Петроковскому договору сейм внимания не уделил.

Война, хотя и была успешной, истощила силы России. Уже во /507/ время осады Смоленска Иван заявил о согласии на мирные переговоры. Выдвинутая еще в мае 1501 г. инициатива Ивана Заберезинского наконец дождалась должного отклика (положительный ответ новгородского наместника Якова Захарьича Заберезинскому в декабре 1501 г. был лишь дипломатической игрой). В августе-сентябре 1502 г. предварительные переговоры в Москве начала общая делегация сенатов Литвы и Польши, подкрепленная представителем короля Чехии и Польши Владислава – Сигизмундом Зантаем (он был в Москве уже в конце декабря 1503 г.). При посредничестве Зантая Иоанн III 17 января 1503 г. выдал охранные грамоты объединенному литовско-польскому посольству, которое прибыло в Москву 4 марта. Всеми этими процедурными ухищрениями Иоанн III желал показать и показал, кому в первую очередь нужен мир. Однако Александру все-таки удалось добиться того, чтобы великий князь Московский вел переговоры со всеми монархами-Ягеллонами. Великого князя Литовского на переговорах представляли полоцкий наместник Станислав Глебович, каунасский староста и вахмистр двора великой княгини Альберт Клочка, браславский староста, жежмарский наместник и канцлер великой княгини Иван Сапега Младший. В польскую делегацию вошли ленчицкий воевода Петр Мишковский, королевский подчаший и мендзиборский староста Ян Бучацкий, краковский стольник Петр Вроцимовский, королевский секретарь и познаньский каноник Станислав Горецкий. В литовскую делегацию были специально подобраны люди, близкие великой княгине Елене. Иван Сапега вез письма своей госпожи, в которых она обращалась к отцу, называя себя его служанкой и девкой. По русским обычаям это были эпитеты, обязательные в устах дочери, но в данном случае важнее были не обычаи, а занимаемое Еленой положение и этикет межгосударственных отношений. Позволяя жене вести себя подобным образом и даже принуждая к такому поведению (Елена умоляла отца не делать ее безземельной), Александр II демонстрировал лишь свою растерянность и неосмотрительность. Перед Иоанном III излагались оправдания и уверения в том, что Елену не заставляют принять католичество, хотя в конфиденциальных беседах Иван Сапега вряд ли мог отрицать, что польские родственники его властителя этого не совершают. Объединенная делегация представителей Ягеллонов все равно осталась в роли просителей, ибо война была проиграна. Великий князь Московский чувствовал себя хозяином ситуации, тем более, что эта война была лишь составной частью упрочения международного положения России (в 1502 г. возобновились связи между Россией и Германской империей). Представители Литвы, опираясь на мирное соглашение 1494 г., требовали возвращения занятых земель и пленников. Как и следо- /508/ вало ожидать, русские отвергли эти требования. Они предъявляли претензии на все русские (русинские) земли, в особенности на Киев и Смоленск. Не было принято и компромиссное предложение посредника Сигизмунда Зантая, выдвинутое 15 марта, – вернуть половину занятых земель, а относительно других продолжить переговоры. Представителям Ягеллонов не осталось ничего другого как заявить, что они не располагают необходимыми для таких решений полномочиями, и высказать предложение о новом посольстве, что они и сделали 19 марта. Это было приемлемо и для русской стороны, которая стремилась закончить войну, имея очевидный перевес. 23 марта 1503 г. был заключен договор о перемирии на 6 лет. Россия даже вернула 6 захваченных волостей: Ельню, Руду, Ветлицу, Щучу, Усвят и Озерище (две последних – в Витебской земле). По требованию Ягеллонов русская сторона согласилась включить в перемирие Ливонский орден, однако Иоанн III поручил сделать это своим новгородскому и псковскому наместникам, что фактически вынуждало союзника Литвы вести переговоры самостоятельно. Великий князь Московский утвердил договор 3 апреля. Своих послов, которые должны были получить подтверждение великого князя Литовского, он отправил в Литву 7 мая, однако Александр II сделал это лишь 27 августа, поскольку нападения со стороны русских на границе не прекращались. Из возвращенных волостей русские вновь захватили Ельню, Руду, Ветлицу и Щучу. Кроме того, терроризируя дворян Пропойска, они разорили порубежье Витебской и Полоцкой земель и пограничный участок между Смоленском и Мстиславлем. Прибывший в Москву весной 1504 г. Станислав Глебович предлагал договор о постоянном мире, однако ничего не вышло; Иоанн III грозил возобновить подлинную большую войну.

Великое княжество Литовское утратило четверть своей территории. Война 1492–1494 г. была своеобразной разведкой, которую провела объединенная Россия. Перемирие 1503 г. знаменовало планомерную политическую агрессию России, ее несомненный военный перевес. Выдвинутая Иоанном III концепция государя всея Руси не оставляла места для существования Литовского государства. Появившиеся в русских письменных источниках XV в. памфлетные повествования о происхождении Гедиминовичей от удельных полоцких или смоленских князей были расширены и стали основой для «историко»-политических доктрин. Они дополнили конъюнктурную «Повесть о князьях Владимирских» (несомненно существовавшую уже в 1523 г., но появившуюся скорее всего на рубеже XV–XVI в.), выводившую происхождение московских Рюриковичей от Римского императора Августа. Во время войны совершенно изменился характер отношений между Великим княже- /509/ ством Литовским и Крымским ханством. Убедившись в бессилии литовской обороны против внезапных набегов, крымские татары сделали разграбление русинских земель своим постоянным ремеслом. Падение Большой Орды развязало им руки. Усилия киевского сидельца Шиг-Ахмата, стремившегося вернуть свои позиции при помощи ногайцев, ранней осенью 1503 г. уже ничего не решали. Поздней осенью того же года он пытался заручиться помощью турок в Четатя-Албэ, однако был изгнан. Лишившись доверия Литвы, Шиг-Ахмат был схвачен Дмитрием Путятичем весной 1504 г. Иоанн III и в дальнейшем подстрекал Менгли-Гирея к нападениям на территорию Литовского государства, его послы заявляли, что московский государь попытается овладеть Киевом. Осенью 1503 г. сын Менгли-Гирея Бити-Гирей без помех разорил Слуцкое княжество. Казна страны была пуста, великий князь задолжал магнатам и заложил им многие земли. Только Ивану Заберезинскому Александр II был должен 3000 золотых, под них он заложил поместья Алитус и Нямунайтис (в 1506 г. за 1000 золотых Алитус и Симнас были переданы в собственность Заберезинскому). Вахмистру двора Елены Альберту Клочке под 1000 коп грошей была заложена Кармелава.

Статус Великого княжества Литовского понизился и на востоке, и на западе. Польский сенат стремился к реализации Мельницко-Петроковских соглашений. Польские паны стали принимать участие в разбирательствах, предпринимаемых общим монархом по делам литовских вельмож. В работе Петроковского сейма, проходившего на рубеже 1503–1504 г., литовские представители не участвовали. Вопрос о помощи Литве не позволяли решать распри между польскими магнатами. Проигранная война обострила подобные распри и в Литве. В 1503 г. Александру надо было разбирать дела Михаила Глинского – Ивана Заберезинского и Альберта Гаштольда – Иоанна Радзивилла. Поздней осенью 1503 г. Михаил Глинский сопровождал Александра в Польшу и с тех пор сделался его фаворитом. Глинский прибрал к рукам монополию на литье воска, подмял под себя таможни, с ним заодно был вильнюсский воевода и канцлер Николай Радзивилл из Гонёндзи (отец). Именно такую, раздираемую противоречиями, раду панов подвергали давлению польские политики, говоря о присоединении Литвы и требуя прибытия в Польшу ее представителей с полномочиями на подтверждение унии. Подобная интерпретация Мельницко-Петроковских соглашений упоминалась постоянно, едва представители Литвы заговаривали о помощи. Это было заявлено даже самому Александру, ему же предъявили выкладку расходов, якобы связанных с Литвой. Долго не ломая голову, Ягеллон пообещал разрешить этот вопрос на Радомском сейме 1505 г.

При таких обстоятельствах в январе-марте 1505 г. проходил /510/ литовский сейм в Бресте. Владислав Ягеллон 2 февраля заявил, что свои династические права на Великое княжество Литовское он передает брату Сигизмунду. Перед Александром, разочаровавшимся в Польше, открылась возможность защитить выгодные ему династические права. Группа Ивана Заберезинского, принимавшая участие в заключении Мельницко-Петроковского договора, в данной сфере утратила стимул для угождения польским наклонностям великого князя. Тем более это не было нужно Михаилу Глинскому и его соратникам, располагавшим поддержкой Венгрии. Эти изменения уже затруднили ратификацию Петроковского договора. Однако раскол рады панов продолжался. Воспротивившиеся растущему влиянию Михаила Глинского епископ Альберт Табор, Иван Заберезинский, Станислав Кезгайло, Станислав Кишка, Станислав Глебович были жестко усмирены. Двое первых удалены из рады панов, у Заберезинского отнято Тракайское воеводство (еще в 1504 г. его зять Иван Ильинич лишился места лидского старосты, которое получил родственник Михаила Глинского Андрей Дрожджа). Сторонники Глинского были вознаграждены: Николаю Радзивиллу-отцу дано подтверждение на все имеющиеся владения, сын стал тракайским воеводой, епископ Жямайтский Мартын получил поместье Сурвилишкес, отнятое у брата Альберта Табора – Варфоломея.

Брестский сейм определил своеобразный баланс первых лет XVI в. – поры поражений и политического разброда. Болезнь великого князя поспособствовала тому, что из среды рады панов выделился фаворит в лице Михаила Глинского. Однако аристократия Литвы, даже расколотая на группировки, нашла в себе силы противостоять аннексионистским замыслам Польши. Тем более что и сам фаворит склонялся к защите литовской государственности, а не к политической карьере в Польше. Михаил Глинский был русинский князь татарского происхождения, исповедовавший католическую веру, живший и получивший известность за рубежом, обладавший надежными связями при венгерском дворе. В его политической карьере, как в капле воды, отразилась интеграция русинской элиты в формирующееся сословное общество Литовского государства – со всеми противоречиями, характерными для этого процесса. Объективные черты подобного явления оказались еще более обострены личными свойствами этого человека: он был смелый, осмотрительный, не чуждый творчеству, властный и непререкаемый лидер. Посторонний для замкнутого круга литовской знати, он пробился благодаря дарованиям и смекалке; терпеть не мог аристократов, но прекрасно понимал их интересы и знал, как их защищать. Обвиняя православных в неверности литовским властителям, он сам протежировал православной клиентуре и даже вытеснял русин, принявших католичество (таким был Иван Ильинич, а /511/ выдвинувшийся за его счет Андрей Дрожджа через несколько лет бежал в Россию). Подружившись с Радзивиллами, Михаил Глинский сумел мирно ужиться с враждебным этому роду и быстро возвышающимся Альбертом Гаштольдом. Становясь всё более незаменимым для больного Александра, Глинский устранял влияние других вельмож, но он ничуть не хуже, чем они, понимал приоритетные интересы этой прослойки. Поэтому он воспротивился аннексионистским и гегемонистским притязаниям польских политиков. Подобная позиция сплачивала вокруг Михаила Глинского не только панов-единомышленников, – она вызывала уважение и у оппонентов. Прекращение военных действий с Россией и разногласия в среде польской шляхты, приведшие к переменам в политическом руководстве Польши, позволили группировкам литовских панов перевести дух. Тем более что 27 октября 1505 г. умер Иоанн III. Его сын, Василий III, утвердился не сразу и не мог поддерживать прежнее давление на Литву, что лишь продлевало полученную передышку. Социальная элита Литвы осознала существо создавшегося положения: хотя война и была проиграна, она показала, что Россия не в силах осуществить свою программу одним махом даже в том случае, если поляки не оказывают Литве должной помощи. Всё это и определило ход съезда в Бресте. Главным его результатом был отказ от унии с Польшей. Брестский сейм не утвердил Мельницко-Петроковского договора.

Брестский сейм продемонстрировал, что литовская панская олигархия начала ориентироваться в новой ситуации, характеризуемой давлением со стороны России и Польши. Для нее престиж Литвы снова стал не пустым звуком.