д. Окончательный уход Литвы из Руси

д. Окончательный уход Литвы из Руси

Уже в начале шестидесятых годов XV в., накануне победы Польши в тринадцатилетней войне, Казимир возвысился как могущественнейший монарх восточной части Центральной Европы. Его успех в Пруссии и установление определенного равновесия между Литвой и Польшей совпали с затруднениями Георгия Подебрада в Чехии. В 1462 г. папа Пий II аннулировал Пражские компактаты, а в 1465 г. чешская знать объединилась против короля в т. н. Зеленогорский союз. Этим был окончательно подорван проект соглашения европейских властителей, предложенный Георгием Подебрадом в 1464 г. и направленный на упрочение политической стабильности и укрепление зарождающихся национальных монархий Центральной Европы перед лицом Римской курии и растущих притязаний династии Габсбургов. Зеленогорский союз не желал сильной королевской власти, но и не ориентировался на Германию. Это заставляло его искать опору в национальных монархиях Польши и Венгрии, а также при дворах династий, ставших таковыми. Перед Казимиром открылась возможность занять чешский престол, однако поддерживать Зеленогорский союз он не торопился. Ягеллон верно оценивал реальное положение и не хотел, распыляясь между многими целями, повторять ошибки своего старшего брата.

Все описанные события усиливали династическое положение Казимира на западе, однако при этом занимали всё его внимание. Литве этого внимания доставалось ровно столько, сколько требовалось государю, чтобы удержать власть в ней. А поскольку внимание рады панов было поглощено отношениями с Польшей, русская политика Литвы была совершенно заброшена. Между тем, в Московском княжестве завершилась внутренняя смута, и соотношение сил на пространствах Руси стало резко меняться.

Василий II чутко воспринимал перемены в политике Литвы и /327/ ловко ими пользовался. В нарушение договора 1449 г. Тверь в 1454 г. была принуждена совершенно покориться Москве. В 1456 г. под полный контроль Москвы попала Рязань. В том же году Василий II совершил нападение на Новгород. Новгородцы не получили от Литвы никакой поддержки, лишь по собственной инициативе на их стороне сражался зять Дмитрия Шемяки Александр Чарторыский. Москва навязала Новгороду Яжелбицкий договор, укрепивший зависимость от нее. Формально государственность Новгорода не была затронута, и сторонники пролитовской ориентации не были ликвидированы. Василий II старался сохранить видимость соблюдения договора от 1449 г. Пассивное поведение Казимира по отношению к Руси внешне оправдывали две застарелые иллюзии. Одна из них – еще не стершийся образ прежней литовской мощи. Византийский историк Лаоник Халкокондил, замечательно описавший восток Центральной Европы, определил литовцев как воинственный и могучий народ. Вторая иллюзия – сюзеренитет татарских ханов на русских землях. Завершая объединение Руси, московские князья все еще его признавали. Таким образом, Литва оглядывалась в прошлое, а Москва – смотрела в будущее.

Исчезновение литовского влияния на просторах Руси совпало с усилением центральной администрации в самом Великом княжестве Литовском. Тем самым между русскими землями, принадлежащими Литовскому государству, и независимыми русскими княжествами замаячила перспектива не только политического размежевания. Желая сохранить литовское влияние на Руси, часть знати стремилась обеспечить за элитой удельных княжеств имеющиеся владения по обе стороны государственной границы Литвы. Поскольку со второй половины пятидесятых годов подобные возможности стали заметно сужаться, поведение этой элитной группы становилось все менее предсказуемым. В ту пору она еще мешала Москве, но очень скоро всё могло диаметрально перемениться. Предвидел это Казимир или нет, но он явно не желал жертвовать своей династической политикой, которая определялась его положением в Польше. Однако та же династическая политика заставляла его оглядываться на действия Римской курии, а это так или иначе реанимировало вопрос о церковной унии. Часть литовской православной элиты надеялась благодаря ей улучшить свое положение. Весьма благожелательно воспринимала унию рада панов, которую раздражала всё более активная деятельность Московского митрополита. Уже в 1456–1457 г. предпринимались попытки обзавестись независимым от Москвы митрополитом. На рубеже лета и осени 1458 г. это было исполнено: при согласии Рима в митрополиты Киевские был возведен униат Григорий. Ему подчинилась часть православных епископов Великого княжества Литовского, проте- /328/ сты Московского митрополита Ионы были отвергнуты. Эти события вызвали отклик и за пределами Литовского государства. В марте 1458 г. Иона, избранный новым архиепископом Новгородским, не спешил признавать духовную власть Московского митрополита. Возвышение Григория совпало с прибытием новгородского посольства в Литву. Новгородцы просили назначить князя в некоторые предместья; им стал Юрий Острогский. Это вселяло надежду, что Новгородский архиепископ подчиниться церковной юрисдикции Киевского митрополита. Однако никакой поддержки из Литвы ее сторонники в Новгороде не получили. В январе 1459 г. Новгородский архиепископ принял посвящение от Московского митрополита, а в августе того же года Юрий Острогский покинул Новгородскую землю. В конце 1459 г. митрополит Иона созвал в Москве церковный собор с целью осуждения Киевского митрополита Григория. Из Великого княжества Литовского перебежал в Москву Черниговский епископ, однако на московский собор не явились Новгородский архиепископ и Тверской епископ. Эти колебания лишь подчеркивали разделение церковных юрисдикций, происходящее рядом с государственной границей Литвы. В целом, Киевская митрополия утвердилась в Великом княжестве Литовском. Если в начале XV в. о ней пекся великий князь, то в третьей четверти века это стало заботой православной элиты Литвы. Своей склонностью к унии эта элита противопоставила себя и Константинополю, патриарх которого в 1458 г. окончательно разорвал связи с Римом. Однако взгляд на унию не был в Литве однозначным. Ее не желали Олелковичи и Юрий Ольшанский. Они даже признали Иону Московского. Осенью 1459 г. в Литву прибыл папский легат Николай Ягупиччи, после чего Брестский собор, состоявшийся весной 1460 г., окончательно утвердил Григория митрополитом. Однако Смоленский и Брянский епископы подчинились Московскому митрополиту.

Размывание литовских политических связей на русских землях за пределами Литовского государства было лишь одним из явлений, предрешивших обособленное развитие русских земель Великого княжества Литовского. Боярство этих земель, достаточно слабое, сумело выделить собственную элиту, на которую опирались государственные наместники. Она была вовлечена в нарождающиеся сословные структуры. Православные духовные должности эта элита считала полем исключительно своей деятельности. Киевская митрополия, от кого бы они ни зависела – от Рима или Константинополя, – была наилучшим гарантом такого состояния. С момента назначения Григория уже не бывало властных пустот, тре- /329/ бовавших возобновления православной митрополии Великого княжества Литовского. В 1468 г. Григорий отказался подчиняться Риму и получил посвящение Константинополя. Исходя из традиций русской Церкви, следует признать его превосходство над Ионой Московским, не имевшим подобного посвящения. Быть может, Григорий лелеял мечту распространить свои прерогативы на все русские земли. Однако в конкретных условиях всё решали не посвящения, но реальное покровительство со стороны светских владык. Вопрос об унии, как и об отношениях с Константинополем, становился многоплановым, ибо в ту пору Святой престол налаживал связи с Московскими государями и даже начал питать надежды на большее. При таких обстоятельствах идея унии получала всё больший отклик именно в среде русской боярской элиты. Одним из виднейших представителей этого направления стала семья Солтанов. Придворный Казимира Александр Солтан по время поездки в Иерусалим (1467–1469 г.) летом 1468 г. посетил папу Павла II. В 1471 г. он и его брат Иоанн прибыли в Рим к папе Сиксту IV. Вопросами унии занимался орден бернардинцев, получивший благоприятствование в Литве.

Встроенность русской боярской элиты в литовскую государственную службу ослабляла ее связи с удельными князьями. Этим пользовалась центральная власть. В начале 1471 г., по смерти Симеона Олелковича (3 декабря 1470 г.), киевским наместником был назначен не его брат Михаил, но сын Иоанна Гаштольда Мартын. Мартыну Гаштольду пришлось сломить сопротивление киевской знати и занять свой пост силой. Однако спустя семь лет посетивший Киев венецианский посол Каспар Контарини свидетельствовал о панибратских отношениях нового наместника и русского боярства /330/ из его окружения. Сам Мартын женился на православной дочери Юрия Ольшанского Марии. Деятельность бернардинцев и другие факторы вскоре начали давать результаты: в католичество стали переходить представители русских боярских семей, возвысившихся на государевой службе. Такими, к примеру, были Иван Сапега, Иван Ильинич. Великий князь и католическое большинство рады панов откровенно давили на православную Церковь, ограничивая строительство новых храмов. Реакция на это русской феодальной элиты была неоднозначной. В княжеской среде зрело раздражение, боярская элита склонялась к церковной унии. Связи с русскими землями по обе стороны литовской государственной границы заметно ослабли, а сословная ориентация русских бояр на литовскую правовую систему возросла. Это совпало с переменами общегосударственного масштаба, а наибольшее отражение нашло в изменениях состава рады панов. Ее большинство составило новое поколение, многие представители которого возвысились благодаря личным успехам на государевой службе.

Эти процессы были важны для будущего развития, однако в ту пору они лишь сопутствовали прекращению литовских политических связей на Руси. Политически инертная Литва не смогла оценить перемен и в татарском мире. Великое княжество Литовское возлагало главные надежды на традиционный союз с Крымским ханством, а разногласия между ним и Большой Ордой считала отголосками маловажных политических манипуляций. Признаваемый русскими землями сюзеренитет татарских ханов со времен Витовта Великого был чистой иллюзией, ибо искавший в Литве убежища Тохтамыш отказался от дани, наложенной на эти русские земли. В 1461 г. Хаджи-Гирей издал грамоту, «поручающую» великому князю Литовскому не только подвластные татарам русские земли, но и Новгород. Однако по мере усиления Москвы татарская власть на Руси неуклонно слабела. Для Казимира она была противовесом, уравнивающим его бездеятельность; теперь же сходил на нет и этот фактор. Литва укрепляла связи с Большой Ордой, расценивая их как дополнение к добрым отношениям с Крымом. А на самом деле создавалась предпосылка для ухудшения этих отношений. Хаджи-Гирей еще придерживался традиционно дружественной позиции. В 1465 г. папскому посланнику Людовику Бононскому он обещал выступить против турок, если против них выступит Казимир. Мнение последнего по этому вопросу в 1463 г. пытались выяснить Пий II и Венецианская республика, но всё осталось на стадии планов (поляки лишь помогли молдаванам отобрать Килию у турецких подручных). Никто не мешал Турции, как и Москве, распространять свое влияние на территориях, для Литвы жизненно важных. Силы Польши и Венгрии были разоб- /331/ щены, ибо Матфей Гуниади стал главным препятствием для династической политики Казимира. Между тем, новый (с 1462 г.) великий князь Московский Иоанн III на рубеже шестидесятых-семидесятых годов нашел общий язык с могущественным в Крыму Ширинским родом. Это оказало большое влияние на дальнейшие события.

Иоанн III, подчеркивая строгое соблюдение им договора от 1449 г., в конце 1462 г. или в 1463 г. предложил Казимиру возобновить его. Понимая истинный смысл этого предложения, Казимир ответил отказом, однако литовские интересы на Руси так и оставил в забвении. По мере резкого усиления Московского великого княжества Новгород становился местом, где четко проявлялись итоги этого процесса. В начале ноября 1470 г. умер Новгородский архиепископ Иона, пытавшийся лавировать между Киевским и Московским митрополитами. Архиепископом был избран несомненный сторонник Москвы Феофил. За неделю перед этим в Новгород прибыл Михаил Олелкович. Сторонники Москвы захватили духовные, а Литвы – светские позиции во власти. Последние группировались вокруг сыновей покойного посадника Исаака Борецкого и руководившей ими энергичной матери, известной в истории под именем Марфы-Посадницы. Феофил отбыл в Москву за митрополичьим благословением, а Новгородское вече не только возвысило Михаила Олелковича, но вдобавок потребовало признать сюзереном не великого московского, а великого литовского князя. В литературе до сей поры спорят, действовал ли Михаил Олелкович по собственной инициативе или по указанию Казимира, поэтому не раскрыта роль последнего в новгородских событиях 1470–1471 г. Однако ясно, что прибывший в Литву в последние дни 1470 г. Казимир решил не назначать Михаила Олелковича наместником киевским. Михаил остался в Новгороде. Зимой 1470–1471 г. московский посол в Большой Орде Григорий Волнин столкнулся с агентом Литвы, татарином Киреем. Кирей был посланником литовской власти, но остается неясным, кто конкретно уполномочил его – некие сановники или сам великий князь. Казимир пробыл в Литве до поздней весны 1471 г., проверяя состояние замков на северо-восточном пограничье. Новгородцы весной 1471 г. составили договор о военном союзе Литвы и Новгорода, но вряд ли Казимир его утвердил. Надо учитывать и то, что польская знать отказалась материально поддержать Казимира, южные земли Великого княжества Литовского были разорены Крымскими татарами, а 22 марта 1471 г. умер Георгий Подебрад. Его смерть меняла всю династи- /332/ ческую ситуацию в Центральной Европе. Даже если Казимир одобрял действия новгородцев, весной 1471 г. уже не мог уделять им внимание. Пусть с опозданием, на устранение из Киева отреагировал Михаил Олелкович: 15 марта 1471 г. он покинул Новгород. Славная русская республика была отдана воле великого князя Московского. Долго ждать не пришлось: летом 1471 г. в нее вторглось московское войско. Накануне 61-ой годовщины Грюнвальдской битвы совершилось кровавое погребение русской политики Витовта Великого: новгородцы были 14 июля жестоко разгромлены у реки Шелонь. Коростенcким договором Иоанн III продиктовал им свои условия. Государственность Новгорода формально еще сохранялась, однако он был объявлен вотчиной великого князя Московского, а его иностранная политика поставлена под жесткий контроль.

Литовские войска не пострадали при Шелони, однако на берегах этой реки были окончательно похоронены останки литовского влияния на Руси. Теперь уже не Литва решала вопрос о сроках и характере присоединения оставшихся московских протекторатов – Новгорода, Пскова, Твери и Рязани. Таков был очевидный результат династической политики Казимира. По сути, эта очевидность прикрывала куда более глубокий процесс – неостановимое объединение Руси, превращение ее в Россию. Великое княжество Литовское, сконцентрировав свои усилия на востоке, могло бы на несколько десятилетий замедлить этот процесс, но всё равно не сумело бы его остановить. При Шелони нашло могилу развитие политики Витовта Великого, но не ее суть. Эта политика рассматривала экспансию на востоке лишь одним из средств, необходимых для упрочения положения Литвы в Европе. Не менее важной задачей было устранение немецкой и польской опасностей, а также установление связей со странами Центральной Европы и структурное врастание Литвы в их регион. Углубляя размежевание между русскими землями, управляемыми Литвой и не подвластными ей, династическая политика Казимира волей-неволей способствовала такому врастанию. И эти сдвиги (с трудом осознаваемые современниками, да и самим Ягеллоном), как показало недалекое будущее, сполна окупили утраченное Литвой по ту сторону ее восточной границы.

В начале 1472 г. Святой престол предпринял конкретные шаги для привлечения Московского великого княжества к Церковной унии. Для Иоанна III это был лишь маневр с целью расширить международные связи и взять в жены опекаемую папами Софию Палеолог, племянницу последнего Византийского императора Константина XI. Этот маневр получил определенный отклик в русских землях Великого княжества Литовского. Унионистские симпатии боярской элиты были поддержаны князьями: они не желали уступить Москве такую инициативу. В начале 1473 г. большая группа /333/ мирян и духовных лиц обратилась к папе с просьбой об объединении Церквей. Просьба была повторена в 1475 г. и еще раз возобновлена в марте 1477 г. при выборах нового Киевского митрополита Мисаила (возможно, акты 1473, 1475 и 1477 г. являются позднее скомпилированными фальсификатами, более зримо выражавшими чаяния и деяния той поры). К папе Сиксту IV отправилась многочисленная делегация под началом Михаила Олелковича. Однако Римская курия инициативу не поддержала: и для Москвы, и для Литвы эти попытки мало значили в смысле создания широкой антитурецкой коалиции, поэтому о них вскоре забыли. Временное одобрение унии православными князьями было лишь одним из многих шагов для сохранения ситуации. Ничего не выгадав, они вновь встали в оппозицию к унии. Ее, как и ранее, не одобрял Константинопольский патриарх Рафаил. В 1476 г. он назначил Киевским митрополитом противника унии – тверского монаха Спиридона. Весной 1477 г. Спиридон явился в Великом княжестве Литовском; кое-кто его поддержал. Вмешалась рада панов: он был заключен под стражу (позднее, уже будучи на Руси, он прославился своими полемическими сочинениями). Унию одобряли Киевский митрополит Мисаил, архимандрит Киево-Печерской лавры Иоанн, архимандрит Вильнюсского Свято-Троицкого монастыря Макарий. Всё отчетливее проявлялся боярский характер одобрения унии. Позиции православных князей заметно слабели. Эти перемены лишь упрочивали структуру Литовского государства.

Однако растущая мощь соседней Москвы начала оказывать влияние на взаимоотношения татарских ханств. Во второй половине шестидесятых годов уже не Казань нападала на Москву, но Москва – на Казань. По смерти (1466 г.) Хаджи-Гирея борьба между его сыновьями втянула в свой водоворот и московскую дипломатию, однозначно враждебную Большой Орде. Литовская дипломатия охотилась за двумя зайцами. В 1467 г. был возобновлен союз с временно победившим в Крыму Нур-Давлетом, который в конце 1467 г. или в начале 1468 г. повторил вслед за Тохтамышем и Хаджи-Гиреем «дарения» русских земель Литве. Однако уже в июле 1468 г. власть при поддержке Кафы захватил Менгли-Гирей. Могущественный Ширинский клан с ним не считался и явно склонялся на сторону Москвы. Тем временем дипломатическая деятельность Литвы обратилась на Большую Орду, брат хана которой Ахмет в 1469 г. разорил Киевскую, Волынскую и Подольскую земли. Казимира посетил посланник Ахмета. В 1471 г. успешно завершилась упомянутая уже миссия Кирея, совпавшая с началом трагических событий в Новгороде. Однако использованию этих возможностей опять же помешали династические интересы Казимира (ему удалось заполучить чешский трон для своего старшего /334/ сына Владислава, и это вовлекло его в войну с Матфеем Гуниади). Когда в 1472 г. Ахмет совершил нападение на Москву, помощь ему не была оказана. Хотя Иоанн III и после этого признавал верховенство татар, но дань стал выплачивать нерегулярно. Прежний литовский политический багаж еще обладал некоторым весом. 27 июля 1472 г. Казимир в Кракове подтвердил старый договор о союзе с Крымом. Еще в том же году тракайский воевода Богдан Сакович и секретарь великого князя Иван Федорович дополнили его от литовской стороны. Однако уже в 1473 г. агент Иоанна III, кафский еврей Ходжа-Кокос, убедил могущественного Ширин-Мамака и самого Менгли-Гирея в том, что союз Литвы с Большой Ордой направлен не столько против Москвы, сколько против Крыма. В конце 1473 г. в Москву прибыл официальный крымский посол, Ази-Баба, а в марте 1474 г. в Крым – московский посол Никита Беклемишев. Находившемуся в то время в Крыму литовскому посланнику Ивану Глинскому удалось расстроить антилитовский союз, но Ширины летом 1474 г. разорили южные земли Великого княжества Литовского. Между тем, в 1475 г. враги Менгли-Гирея попросили Турцию о помощи. Менгли-Гирей обратился к Литве и Польше, изображающим союзниц; в Киев к Мартыну Гаштольду прибыл Кафский епископ. Рада панов, желавшая помочь Менгли-Гирею, избегала идти на риск войны с турками без помощи Польши. Польские политики одобряли такую позицию, но воевать в Крыму не хотели. Вот так, с трудом, литовско-польскую конфронтацию на юге меняли возникшие взаимные интересы. А турки уже напали на Крым. Кафа пала 6 июня 1475 г. В плен попал Менгли-Гирей. Крымское ханство было вынуждено признать главенство Турции, ханом стал брат Нур-Давлета и Менгли-Гирея Айдар. Бурные события в Крыму шли одно за другим. В 1477 г. Крым захватила Большая Орда, хан Ахмет посадил там своим вассалом представителя Азовских улусов Джанибека. В 1478 г. к власти вернулся Нур-Давлет, его поддержал Айдар. Они уже начали совместные действия против Литвы. Мартыну Гаштольду удалось разбить их и взять в плен. Это позволило на рубеже 1478–1479 г. одержать верх Менгли-Гирею, вернувшемуся из Турции. Менгли-Гирей окончательно утвердил свою власть, однако сохранял преданность своему османскому сюзерену. Литве это не обещало ничего хорошего.

Наилучшим образом эти перемены оценил Иоанн III, которому уже никто не мешал. В конце 1477 г. московское войско подступило к Новгороду. В начале 1478 г. Марфа-Посадница и другие видные новгородские бояре были схвачены и высланы, а символ свобод Новгородской республики – вечевой колокол – сорван. Славная русская республика была окончательно присоединена к Московскому великому княжеству. Русь практически оказалась объе- /335/ динена. Отношения между Москвой и Вильнюсом совершенно переменились,

В конце 1473 г. или в начале 1474 г. московитяне затронули Любутск (в связи с этим осенью 1474 г. Москву посетили Богдан Сакович и Василий Любич, а весной 1475 г. Вильнюс – Василий Китай и Мансуров). После завоевания Новгорода Москвой Литва перестала получать платежи с новгородских пригородов, по традиции считавшихся кондоминиумом (Ржев, Великие Луки и др.). Иоанн III выразился в том смысле, что Смоленск, Полоцк и Витебск являются его вотчиной. Приграничные вылазки московитян стали будничной реальностью. На расширенном собрании рады панов (март-апрель 1478 г.) в Бресте Казимир обсудил создавшееся положение. Было решено готовиться к войне, при этом обнаружилось значительное расхождение в политических приоритетах монарха и рады панов. Паны требовали назначить для Великого княжества Литовского субмонарха. Это была, хотя бы отчасти, новая идея: кандидатами предлагались сыновья самого Казимира – Казимир или Иоанн-Альбрехт. Казимир-отец видел в этом (или делал вид, будто видит) повторение судеб Радзивилла Остиковича и Михаила Олелковича. Возник и призрак дележа власти между Ягайло и Витовтом. Всё это затушевало разумную новизну предложения рады панов, ибо реминисценции были связаны с соперничеством, а именно его паны желали избежать и полагали, что найден достойный компромисс (оба государева сына были наиболее вероятными его преемниками: Казимира он продвигал на Венгерский трон, Иоанн-Альбрехт позднее унаследовал Польшу). Поскольку Казимир не пошел навстречу литовцам, те не стали потворствовать ему. Литва отказалась помочь Польше в борьбе против Матфея Гуниади. А непокорного Польше великого магистра Тевтонского ордена Мартина Трухзеса епископ Вильнюсский Иоанн еще в 1478 г. заверил, что Литва не станет воевать с Орденом.

Брестское собрание выявило политический конфликт между династическими приоритетами Казимира и государственными интересами Литвы, выражаемыми радой панов. Для него это был отрицательный баланс. Труднее говорить о положительном балансе, хотя наблюдался и он. В шестидесятых-семидесятых годах раду панов сформировала Ольшанская группировка и поколение, сменившее ее ровесников. Это были Вильнюсский епископ Иоанн Ласович (1468–1481), Богдан Сакович, Олехно Судимонтович, секретарь епископа Мартын, вильнюсский воевода Михаил Кезгайло. К ним примыкали Иоанн Нарбут и Радзивилл Остикович. Эти люди были чужды православной элите. Они поддерживали Казимира, но эту поддержку обусловили не его династические комбинации, а раздаваемые должности, т. е. структуры Литовского госу- /336/ дарства. Они сумели сохранить преемственность наиболее ценных политических принципов Ольшанской группировки. Именно они стремились использовать русскую политику в интересах Литовского государства, а не само государство ставить на службу русской политике. Они неплохо выучились методам локальной политики, и об этом свидетельствуют отношения Литвы с Ливонией. В 1473 г. в Курцуме представители обеих сторон под началом тракайского воеводы Радзивилла Остиковича и маршала Ливонского ордена Конрада Бергенроде уточнили литовско-ливонскую границу. От Швянтойи до Сидарбе (в бывшей Западной Земгалии) осталась граница 1426 г., а далее на востоке Литве удалось ее немного отодвинуть к северу. На Брестской встрече согласия не было, но это не стало причиной конфликта. Отход на второй план ярых польских гегемонистов и удельных литовских князей уменьшил напряжение между Литвой и Польшей. Литва получила передышку на юге, а Казимиру удалось направить энергию Польши на ее запад и юг. Это направление потребовало от Польши многих усилий; события воздвигали одно препятствие за другим. Конфликт с Матфеем Гуниади мешал политике Святого престола, и в 1478 г. Казимир вновь был отлучен от церкви. Литва осталась в стороне, в битвах Казимира с венграми участвовало лишь небольшое число людей, служивших лично великому князю.

Однако была и иная сторона польско-венгерского конфликта. Не только этот конфликт мешал направить силы Центральной Европы против турок. Матфей Гуниади установил связи с Московским великим княжеством, стремясь охватить враждебным кольцом государства, управляемые Ягеллонами. А это еще более усиливало нарастающую московскую опасность для Великого княжества Литовского. В то самое время, когда Литва утрачивала свою влияние в Крыму, ее южные границы оказались в сфере османской экспансии. Требовалась особенно энергичная, а вместе с тем гибкая политика: следовало зорко охранять свои границы, проводить диверсии на московском пограничье, быстро реагировать на любое изменение в татарских ханствах. Исполнить все это было невозможно без слаженной работы рады панов под целенаправленным руководством великого князя, а для Казимира это были задачи далеко не первой важности. Его наезды в Литву были лишь политическими экспромтами.

В октябре 1479 г. Казимир принудил к повиновению Тевтонский орден. В конце того же года он отбыл в Литву, желая посвятить себя ее делам. Активные объединительные усилия Иоанна III восстановили против него собственных братьев – угличского князя Андрея Старшего и волоколамского князя Бориса. Они просили о помощи хана Ахмета и через новгородцев завязывали отношения с Литвой. Напуганный близким соседством Москвы, присоеди- /337/ нившей Новгород, Ливонский орден был склонен поддержать Литву. В мае 1480 г. магистр ордена Борк отправил в Вильнюс комтуров Дюнабурга и Кулдиги с предложением военного союза. Псковским послам удалось уговорить раду панов Литвы не спешить с этим шагом; акция ливонцев, в целом выгодная Литве, была провалена. Однако к войне понемногу готовились. Князьям Андрею Старшому и Борису было разрешено отправить в Витебск свои семьи. Казимир надеялся привлечь наемных польских конных латников. Самое главное: были попытки координации действий с ханом Ахметом, чьего старшинства не признавал Иоанн III. Это сделали посланники обеих сторон – Тахир и Стрет. Летом 1480 г. Ахмет со всеми своими воинами подошел к Алексину на границе Великого княжества Литовского. Уже на литовской территории местные проводники препроводили его через Любутск к Воротынску. Здесь он дожидался подхода литовских войск, однако они не появились, ибо уже в мае месяце пришла весть о турецких передвижениях у Днестра, т. е. у южных границ Литвы и Польши. Исключительное внимание Казимир направил туда. Рада панов бросила всё на произвол судьбы, уверовав в победу Ахмета. В начале осени Ахмет двинулся на московские земли и попытался перейти Угру. Иоанн III уже успел замириться со своими братьями и хорошо укрепить подступы к Угре. Вместе с тем он весьма туманно стал намекать Ахмету на возможность возобновить выплату дани. Ожидание истощило татар, и переход Угры не удался. В таких обстоятельствах Ахмету пришлось поверить откровенно пустым обещаниям будущей дани. Он решил не рисковать и в ноябре двинулся назад.

Не состоялась еще одна попытка Литвы воевать чужими руками. Но цена даже такой попытки была болезненно высока. Еще в начале 1479 г. между Москвой и Крымом возобновились переговоры, в 1480 г. приведшие к заключению союза. Крым еще лавировал или только изображал это: в начале 1480 г. в Вильнюс прибыл посланник Менгли-Гирея Ази-Баба. Встреченный довольно холодно, он назвал установленный ханом срок – сентябрь 1480 г., после чего, в случае неполучения ясного ответа, Менгли-Гирей будет считать себя свободным принять московские предложения. Тем временем в Крыму действовал посланник Иоанна III Иван Звенец. Лагерь Олелковичей требовал союза с Ахметом; Казимир медлил. Рада панов наконец решилась действовать, и в сентябре из Вильнюса в Крым отбыло посольство под началом Ивана Глинского. Но было уже поздно. Живших на воле в Киеве, пленных Нур-Давлета и Айдара переманили в Москву; Иоанн III обещал не отпускать их в Крым. Менгли-Гирей сделал окончательный выбор в пользу Москвы. В том же сентябре крымские татары разорили южные земли Великого княжества Литовского. Их войско, возвра- /338/ щаясь с добычей, встретилось по пути в Крым с Иваном Глинским (с ним вместе ехал и Ази-Баба). Пользуясь желанием Литвы наладить добрые отношения с Крымом, Менгли-Гирей разыграл комедию «недопонимания», ставшую на долгое время верным орудием крымской дипломатии. На сей раз 15 октября был возобновлен союз Литвы и Крыма. Теперь уже Крым мог выбирать наиболее выгодного союзника, ибо как Москва, так и Литва опасались его, и обеим он был нужен. А политика Литвы в отношении татар – ловля двух зайцев – в 1480 г. окончательно провалилась. Хотя Москва сразу не избавилась от выплаты дани, но решающий шаг к устранению татарского сюзеренитета был сделан, и впечатление от него действительно позволило расценить «стояние на Угре» как завершающий этап освобождения Руси. Важен был сам момент: тотчас после возвращения из этого похода на Ахмета напали ногаи, и он погиб в бою. Большая Орда еще существовала, но название уже не соответствовало ее истинной мощи. Татары окончательно раскололись, и лишь Крымское ханство, подвластное туркам, осталось грозной силой. 1480 год показал, что Великое княжество Литовское является прекрасным полем для набегов, а союз с Москвой крымчанам очень выгоден.

Летом 1480 г. Мартын Гаштольд из киевских наместников был возведен в тракайские воеводы. Наместником в Киеве стал преданный Казимиру и возвысившийся на его службе, командир литовских дружин в польском войске, русский боярин Иван Ходкевич. Эти должностные перестановки наглядно свидетельствовали о консолидации высшей литовской элиты, о нахождении modus vivendi между ней и династией Ягеллонов, а также о стойкой ориентации русских бояр на литовскую государственность. Для политических замыслов православных князей уже не осталось места. Не сыграв должной роли в установлении Церковной унии, не сумев направить литовскую политику на зоркую охрану отдельных владений по обе стороны государственной границы, утратив завоеванные прежним поколением позиции в раде панов, – они теперь пытались повысить свое значение ярой защитой православной Церкви. Подобная позиции толкала их в объятия Москвы. В 1479 г. Михаил Олелкович был посредником между Иоанном III и молдавским господарем Стефаном Великим в заключении брака дочери последнего Елены и сына московского государя – Иоанна. После Мисаила Киевским митрополитом весной 1480 г. стал выходец из бояр Симеон. Константинопольский патриарх утвердил его в июне 1481 г. Михаил Олелкович и его сторонники окончательно переориентировались на Москву. Теперь уже он стремился стать великим князем Литовским под предлогом защиты православия. Князья организовали заговор с целью свержения и убийства Казимира, но он /339/ был раскрыт и ликвидирован весной 1481 г. Федору Бельскому удалось бежать в Москву. Михаил Олелкович и Иван Ольшанский (сын Юрия) были судимы и 30 августа 1481 казнены. Суд над заговорщиками со всей очевидностью продемонстрировал силовой расклад в Великом княжестве Литовском. Судил их канцлер и вильнюсский воевода Олехно Судимонтович (выдавший дочь Анну за брата Ивана Ольшанского Александра) и маршалок, он же тракайский воевода, Мартын Гаштольд (женатый на сестре Иоанна Ольшанского Анне). Жестокий приговор свидетельствовал о сделанном выборе. Примечательно то, что сыновья осужденных Юрий Ольшанский и Симеон Олелкович вскоре отличились как активные защитники государственных границ Литвы.

В восьмидесятые годы XV в. Литовское государство вступило, утратив всё свое влияние на Руси. Однако наряду с этим оно достигло компромиссной стабильности в персональной унии с Польшей, в нем обозначились возможности государственной интеграции русского боярства. Оно сохранило необходимый минимум заинтересованности в себе у крепнущей династии Ягеллонов. Это были скромные результаты, но и возможности их достижения были скромны. Литовская монархия все-таки решила сложные задачи политического и социального развития. Великое княжество Литовское, бывшее сращением различных этносов и конфессий, ступило на путь формирования единого сословного общества. Это было чрезвычайно важно, ибо лишь такое общество могло устоять перед давлением Польши и получить от нее поддержку в борьбе против набирающей силу Русской державы. Уход из пространства Руси был необходимым условием для всего этого, и он был совершен.