Наказания при демократии

Наказания при демократии

Мы привыкли к тому, что преступление и наказание неотвратимо связаны между собой (по крайней мере, так должно быть в идеале): если некто признан виновным, то ему грозит определенное, четко установленное законом возмездие. Однако в Древних Афинах было одно исключение: в определенных судебных делах, когда уже был вынесен обвинительный вердикт, наказание могло быть предметом споров и разбирательств. Таким случаем как раз было дело 339 г. до н. э., признавшее Сократа виновным в развращении молодежи и в попытке ввести в Пантеон новых богов. Дело было громким, общественно значимым, и потому после признания вины ученого тотчас же разгорелись жаркие дебаты.

А происходило следующее: обвинение и защита выдвигали свои варианты наказания, а последнее слово оставалось за коллегией присяжных. В случае с Сократом обвинители потребовали его смертной казни. Сам Сократ высказался в том духе, что он принес так много пользы государству, что достоин пожизненного содержания в виде бесплатных съестных продуктов и пенсии, а сам он при этом мог бы позволить себе выплатить штраф в размере лишь какой-то сотни драхм. Потрясенные друзья, тотчас же собравшись, предложили суду освободить Сократа под залог в 3 тысячи драхм. Сократ нехотя согласился с решением своих друзей, но коллегия присяжных проголосовала за высшую меру наказания, и великий мыслитель был казнен.

Меня лично в этой истории потрясли демократизм и логичность самой процедуры. Дело в том, что обе стороны, обвинение и защита, имели право высказаться. Согласитесь, если защитник оправдывает в суде точку зрения Сократа, то тем самым навлекает на себя большие неприятности. Однако, когда первым выступал обвинитель, у защиты была возможность подкорректировать и дополнить свое выступление и предложения с учетом общей атмосферы в суде, решимости обвинения и предвзятости коллегии присяжных. Если вторым выступало обвинение, то защите давалось право на ответную реплику. Конечно же, такой человек, как Сократ, не мог не согласиться с такой демократичной процедурой и таким решением, какие бы чувства (обиды или ужаса; или того и другого вместе) его не переполняли.

Представим, что у древних греков появилась возможность что-то изменить в современной судебной системе. Во-первых, как мне кажется, они покончили бы с «неприкасаемостью», несменяемостью судей. Во-вторых, кардинально повысили бы роль присяжных заседателей в принятии судебных решений.

Тем не менее ни один суд, ни одна судебная система не избавила общество от рецидива. Где гарантия, что, освободившись из тюрьмы, преступник не возьмется за старое? Платон поставил этот вопрос иначе: в чем цель наказания, если оно не исправляет оступившегося? Должны ли мы освобождать людей из тюрем, лишь будучи убежденными, что они никогда более не преступят закон?

Древнеафинская судебная система выглядела бы еще более демократичной, если бы жюри присяжных (такие предложения известны доподлинно) влияло на выбор наказания больше, чем оппонирующие на суде стороны. О таких предложениях упоминал Аристотель, который был, в принципе, не против; философа смущало лишь то, что, получи присяжные право на открытые прения, судебные процессы длились бы бесконечно.