3. Наказания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Наказания

В основу соблюдения партизанами дисциплины было положено применение смертной казни. В условиях партизанской войны, резко снижающих эффективность применения менее суровых мер, даже не столь серьезные проступки, такие как, например, пьянство и распространение венерических заболеваний, могли повлечь за собой применение смертной казни. Казни обычно проводились по приказу командира бригады, хотя каждый офицер обладал правом казнить подчиненных по своему усмотрению. На практике, хотя угроза расстрела звучала достаточно часто, казни, за исключением наказания за дезертирство, носили в основном показательный характер. Приказы о казнях отдавались настолько часто, насколько это считалось необходимым для достижения желаемой цели – запугать подчиненных; задачи добиться одинакового для всех правосудия не ставилось. В этом отношении также многое зависело от статуса отдельного партизана. Рекрутированному крестьянину, бывшему коллаборационисту или находящемуся под подозрением партизану постоянно грозила опасность подвергнуться смертной казни даже за самый незначительный проступок, тогда как находившийся на хорошем счету и благонадежный в политическом отношении партизан мог отделаться лишь порицанием и за весьма серьезные проступки.

В хорошо организованных бригадах существовала определенная шкала наказаний – выговоры, заключение на гауптвахту с урезанным рационом питания, понижение в звании и исключение из партии. Одной из излюбленных мер в отношении трусов было публичное признание обвиненным в трусости своей вины и обещание никогда не повторять таких проступков. В силу разнородности состава любого партизанского отряда и действовавших внутри его различных сил выносимые приговоры часто не являлись следствием приписываемой кому-то вины. Средний партизан, видимо, в той же мере рисковал лишиться жизни из-за существовавшей в большинстве отрядов атмосферы подозрительности, в какой он мог быть подвергнут такому же наказанию за конкретный проступок. От нежелательного человека могли просто избавиться, поручив ему особо опасное задание. Пленные партизаны и дезертиры неоднократно утверждали, что часто людей, намеченных для казни, не сообщая предъявленных обвинений и не зачитывая приговора, могли просто застрелить в патруле или во время стычки с противником.

В применении карательных дисциплинарных и политических мер важную роль играли особые отделы НКВД. Почти во всех без исключения бригадах был находившийся при штабе офицер НКВД. В ряде случаев под его началом находилось от десяти до двадцати человек для проведения таких особых «административных» мероприятий, как казни гражданских лиц, партизан и коллаборационистов. Особые отделы, по всей видимости, также вели учет взятых на заметку для последующего наказания сотрудничавших с врагом гражданских лиц, ранее сотрудничавших с врагом партизан, политически неблагонадежных лиц и бывших красноармейцев, подозреваемых в уклонении от выполнения своего долга в 1941 году. Офицер НКВД имел своих агентов внутри отряда и руководил сетью осведомителей в зоне действий партизан; но особым отделам партизанских отрядов не удалось добиться столь же высокой эффективности в работе, какой добивались особые отделы в регулярной армии. Многие офицеры особых отделов не являлись профессионалами, к тому же изолированность бригад заставляла их выполнять свою работу с определенной долей осмотрительности.

В партизанском движении возникло много разновидностей проведения судов. Казни без суда и следствия были вполне обычным явлением. Но, как правило, обвинения передавались на рассмотрение командира бригады, который своей властью, но иногда и после совещания с комиссаром и начальником штаба выносил приговор. Насколько можно судить, если обвинение было представлено, то вина считалась доказанной. Судебная процедура предполагала лишь выявление степени серьезности проступка и определение степени строгости наказания. Особые отделы НКВД также имели право выносить и исполнять приговоры, но их причастность редко отмечалась в показаниях пленных партизан – по всей видимости, потому, что действовали они в основном тайно. В ряде случаев для участия в суде привлекалась партийная организация отряда. После этого командир или комиссар сообщал о выдвинутых обвинениях, и собрание ограничивалось лишь «формулированием» приговора.

Среди захваченных немцами документов есть множество приказов о вынесении отдельным партизанам приговоров. Иногда они четко демонстрируют высокую степень бюрократизации, существовавшую в партизанском движении. И хотя они указывают на определенную приверженность к формальной юридической процедуре, по своему содержанию они скорее являются нравоучительными, чем юридическими документами; обвинение формулируется обобщенно, а затем его стараются привязать к конкретной дисциплинарной проблеме. Главная цель – преподать наглядный урок, который должен способствовать выполнению действующего приказа. Приведенный ниже документ является типичным.

«ПРИКАЗ № 12

по 1-му партизанскому полку 2-й партизанской бригады

Северо-Западного фронта

26 апреля 1943 года

В условиях партизанской войны в тылу противника несение караульной службы имеет огромное значение для защиты гарнизона от внезапного нападения противника. Однако некоторые партизаны не относятся к выполнению этих обязанностей с необходимым чувством ответственности. Отмечаются случаи грубого нарушения правил несения караульной службы.

24 апреля 1943 года партизан отряда № 13 Бойков, получивший важное задание по охране выделенного ему сектора, преступно и предательски пренебрег своими обязанностями, уснув на посту. Товарищу Бойкову было известно, что сон на посту является вероломством и предательством Родины.

Приказываю:

1. За преступное поведение во время несения караульной службы и сон на посту, что является предательством родины, партизана отряда № 13 Бойкова расстрелять.

2. Предупреждаю личный состав полка, что в будущем я буду безжалостно карать все проступки, касающиеся нарушения правил несения караульной службы».

Дезертирство неизменно каралось смертной казнью. В отрядах имелись списки близких родственников каждого партизана, и если он дезертировал, то репрессии ждали и его семью.

Приговоры пойманным дезертирам объявлялись во всеуслышание в отрядах.

«На основании решения начальника особого отдела партизанского полка нами был расстрелян бывший красноармеец Иван Яковлевич Хохлов (1920 года рождения, беспартийный, проживавший в деревне Лохово, Знаменского района Смоленской области).

Было выявлено следующее: бывший красноармеец Хохлов дезертировал 12 марта 1942 года во время перевода 1-й роты из Великополья в Белугино и прятался на чердаке дома в Лохове до своего ареста 11 апреля.

Дезертирам нет места в Красной армии! Хохлов был расстрелян перед строем отряда. Таким образом каждый солдат смог убедиться в последствиях дезертирства.

(Подписи)

Командир первой роты Зверев

Командир первого взвода Белов

Заместитель командира второго взвода Крамской

Красноармеец Имаев 12 апреля 1942 г.».

В соответствии с традиционно существовавшей советской практикой отдельный партизан мог быть подвергнут дисциплинарному наказанию не только своим вышестоящим начальником, но и оказаться объектом так называемой стихийной критики своих товарищей. Каждая бригада, а часто каждая рота или взвод имели свою стенную газету. Теоретически она представляла собой продукт творчества рядовых партизан, на самом же деле ее выпуск контролировали офицеры. В основном ее содержание касалось достижений и недостатков отряда. Партизан, названный в стенной газете трусом или «паникером», имел все основания серьезно опасаться за свое будущее. Подобным же образом проступки партизан во всеуслышание обсуждались на партийных и комсомольских собраниях. Приводимая ниже выдержка из протокола комсомольского собрания наглядно демонстрирует эту процедуру:

«ПОВЕДЕНИЕ КОМСОМОЛЬЦА ШУЛЬГИ

Командир взвода Брилкин: «Хотя товарищ Шульга хорошо действует в бою, он часто много говорит. У него всегда находятся возражения, а такая привычка несовместима с поведением комсомольца. Хочу привести такой пример. Я приказал принести седло. Шульга ответил, что никто не получил седел. За свой ответ он был арестован на сутки. За пререкания и невыполнение приказа предлагаю объявить товарищу Шульге выговор».

Командир отряда: «Каждый комсомолец должен являться примером. Он всегда должен поддерживать своего начальника. Но Шульга поступил наоборот. Я поддерживаю предложение командира взвода».

Решение: комсомольцу Шульге за пререкания и невыполнение приказа командира взвода объявить выговор с занесением в личное дело».

Подобная процедура делала всю группу ответственной за проступок одного из своих членов и увеличивала уязвимость каждого путем ущемления его личной свободы в плане ответственности за дисциплинарные проступки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.