Одуревший от любви, или Некто против Симона

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Одуревший от любви, или Некто против Симона

Ну, а теперь самое время взглянуть на реальное уголовное дело. Оно удивительно и любопытно. Не хуже занимательного чтива это судебное разбирательство дает нам представление о повседневной, обыденной жизни древних греков как бы изнутри, во всей ее живости и натуральности.

Рассказчик, чье имя нам неизвестно, защищает себя от обвинения в «преднамеренном нанесении ранения»; автором же обвинения является некий Симон. На процессе рассказчик грубо льстит присяжным (а такие дела слушались, как правило, перед лицом коллегии присяжных), а затем описывает, что произошло между ним и Симоном и почему. Рассказчик сетует, что «одурачил» сам себя, и вовсе не потому, что связался с мальчиком (этому не удивился бы ни один эллин); и не потому, что считал себя старцем (люди старше сорока лет в ту эпоху действительно считались пожилыми), получившим в преклонные годы не покой, а судебный процесс. Нет. Причина — в огласке, уличных сплетнях и «подмоченной» репутации:

«Хотя я, в своем возрасте, и кажусь глупцом, спутавшимся с молодым парнем, прошу вас не думать обо мне плохо. Да — я влюбился. Это — естественно, и может случиться с каждым. Лучше всего, конечно, контролировать свои чувства и пытаться вести себя ответственно. Но этот Симон сделал все возможное, чтобы сбить меня с правильного пути, и я расскажу, как это было».

Ну, конечно же, во всем виноват какой-то там Симон. Перед нами ярчайший пример того, как ответчик, устыженный, пытается уйти от ответственности, очерняя репутацию оппонента. Если внимательно прочитать все дело, то выясняется, что Симон, владея мальчиком (который, кстати, не был афинянином) как рабом, видимо, одалживал его ответчику, не получив за это ни лепты. Вот здесь-то и пробежала между ними черная кошка. Послушаем рассказчика:

«Я влюбился в Феодотия — молодого человека из Платеи — и верил, что он, увидев мою заботу, ответит мне взаимностью. Совсем по-другому вел себя Симон: наверное, он думал, что угрозами и насилием можно заставить Феодотия исполнять свою прихоть. Не хватит нашего времени, чтобы описать все, что вынес мальчик от рук хозяина. Думаю, теперь пора рассказать вам честно о тех злодеяниях, которые Симон совершил и в отношении меня и моей семьи.

«Пьяный Симон ворвался в мой дом»

Когда Симону сказали, что мальчик находится у меня, он пришел к моему дому ночью, пьяный, выбил двери и ворвался в женскую половину. Там была моя сестра с племянницами. Эти женщины, которые вели кроткую и целомудренную жизнь, немало смутились, увидев Симона в таком виде. Но этот человек, похоже, совсем распоясался. На все увещевания моей сестры и молодых девушек он лишь отвечал площадной бранью. Мой дом он покинул лишь тогда, когда на шум сбежались соседи. Даже те, кто сопровождал его до дому, отвернулись от него, посчитав его поступок вызывающим.

«Симон набросился на меня»

Но сожалел ли он потом о своем поведении? Ничуть. Узнав о том, что мы с молодым человеком обедаем, Симон впал в совершенную ярость. Он позвал меня на улицу и, когда я вышел, попытался меня ударить. Я дал ему сдачи, и тогда он, отбежав в сторону, принялся подбирать камни и швырять их в мою сторону. Ни разу не попав в меня, он угодил в голову одного из своих друзей, сопровождавших его до моего дома, Аристокрита. Видели бы вы его разбитый, окровавленный лоб! Меня так возмутил и напугал этот случай, что я решил побыстрее уехать из Афин.

«Симон ждал моего возвращения»

Итак, я забрал юношу с собой — хочу, чтобы вы знали всю правду, — и отбыл. Когда я уже был уверен, что по прошествии времени Симон должен был забыть о молодом человеке и раскаяться о своем неблаговидном поведении, я вернулся. Я был уже на пути в Пирей, когда Симон каким-то образом узнал, что Феодотий уже вернулся в Афины и остановился у Лисимаха (Лисимах проживал по соседству с домом, который арендовал Симон). Симон созвал своих друзей и после обильного угощения расставил их вокруг дома Лисимаха. Несколько человек, в качестве наблюдателей, забрались на крышу. Завидев Феодотия, все должны были броситься к юноше, свалить его с ног, связать и возвратить хозяину.

«Когда я вернулся, банда Симона снова напала на меня»

В это же самое время я уже приехал из Пирея. По пути я заглянул к Лисимаху, мы пообщались, и вскоре я вместе с Феодотием покинул гостеприимный дом. Внезапно к нам подскочили пьяные люди. Среди них я узнал Симона, Теофила, Протарха и Автокла. Некоторые безучастно стояли, но перечисленные скрутили юношу и стали тащить его прочь. Феодотию удалось вывернуться, скинуть плащ и броситься наутек. Решив, что юноша оказался в безопасности, а нападавшие от него отстали, я свернул на другую улицу, чтобы снова не столкнуться с этой бандой, так как был уверен, что новая встреча с этими негодяями не сулила ничего хорошего. Поэтому показания Симона, что тогда мы будто бы вновь подрались, не соответствуют действительности. Сейчас я хочу, чтобы дали показания свидетели с моей стороны.

[Показания свидетелей]

«Симон все-таки схватил парня»

Вы уже слышали от тех, кто был на месте событий, что этот страшный человек — настоящий злодей. Именно он затеял заговор против нас, а не я против него. Между тем юноша попытался найти убежище в одной мастерской, но не тут-то было: бандиты ворвались в помещение и силой выволокли оттуда бедного Феодотия, несмотря на то что мальчик кричал на всю округу. Он звал на помощь, кричал, вырывался, но силы были слишком неравными. На крики юноши сбежалось много людей. Некоторые требовали прекратить безобразие, однако захватчики не обращали на свидетелей ни малейшего внимания и даже избили мастерового Молона и других, пытавшихся заступиться за юношу.

«Я дал достойный отпор»

Они дотащили юношу до самого дома Лампона, возле которого я их случайно и встретил. Я был совершенно один. Отказать в помощи юноше было бы полным бесстыдством, и я попытался вырвать его из рук негодяев. Я спросил их, почему они ведут себя так бессовестно и агрессивно, но не дождался ответа. Вместо этого они бросились избивать меня. Разгорелась неравная драка, уважаемые присяжные. Оставшийся без «попечительства» юноша стал швырять в своих обидчиков камни. Я тоже взялся за булыжники. Какие-то прохожие, оценив ситуацию (мы были в явном меньшинстве), встали на нашу сторону. В результате взаимного обстрела камнями многие головы были разбиты в кровь.

«Банда Симона извинилась, но не он сам»

После этого события, увидев, как много людей встало на мою защиту, друзья Симона попросили у меня прощения, и вот уже в течение четырех лет, прошедших со времени той драки, никто из них не выдвинул против меня никаких обвинений. Сам же Симон, виновник всех этих ужасных инцидентов, затих на долгое время, опасаясь за свою свободу и репутацию. Только после того, как он узнал, что я проиграл в одном судебном разбирательстве, он, позарившись на мою собственность, нагло объявил мне эту судебную войну. Я могу представить любого свидетеля событий, которые подтвердили бы правдивость моего рассказа».

[Показания свидетелей]

Поведав свою историю, рассказчик принялся крушить возможные аргументы Симона, а затем и вовсе перешел на личность оппонента, пытаясь демонизировать его характер и принизить тем самым его ценность для афинского общества.

Зарисовки человеческих характеров, пусть и резко отрицательные, привносят в сухое судебное повествование некую «живинку», интерес и очарование. Симон, по словам рассказчика, — горький пьяница и дебошир. Ему неведомо чувство стыда; он не уважает ни окружающих его людей, ни их собственность. Даже друзья время от времени отворачиваются от него. Однажды он угодил камнем в голову своего приятеля — Аристокрита (громкий смех в зале суда. Может, рассказчик пытается убедить присяжных, что ситуация в целом настолько нелепа и смешна, что даже не стоит воспринимать ее всерьез?). Между тем сам рассказчик производит выигрышное впечатление довольно самокритичного человека. Он уже отметил в начале речи, что «одурачил» сам себя, хотя оставался при мнении, что вина за все произошедшее лежит целиком на Симоне. Рассказчик уверяет, что всю жизнь пытался вести достойную жизнь законопослушного гражданина и никогда не впутываться в подобные истории. Ему стыдно и больно, что все это произошло именно с ним. Рассказчик также обратил внимание (не забыл и это!), что все случайные прохожие и свидетели неизменно вставали на его сторону, потому как знали, где зло, а где добро. К величайшему сожалению, до наших дней дошла только речь ответчика, и мы не знаем, что постановили по этому делу пятьсот присяжных 2500 лет назад.