3.2. Шоковая терапия

3.2. Шоковая терапия

3.2.1. Еще совсем недавно Борис Николаевич публично объявил, что скорее ляжет на рельсы, чем позволит повысить цены. Но публичные обещания политиков — такая ненадежная вещь. В 1992 году в этом убедился каждый житель Российской Федерации. Впрочем, чтобы понять это нужно пережить и почувствовать самому.

Новый, 1992 год Россия встречала с надеждой и тревогой. С первым полуночным ударом кремлевских курантов, знаменующих его наступление, начинали отсчитывать свое историческое время часы столь долго ожидавшихся и откладывавшихся после 1985 года радикальных экономических реформ.[605]

Кое-какие реформы пытался делать еще Горбачев. Как всегда непоследовательно, но базу для появления первых богачей он создал. «Ведь задолго до августа 1991 года партработники и хозбюрократы стали в массовом порядке покидать служебные кресла и с поразительной легкостью устраиваться в «классово чуждые» коммерческие организации. Здесь усматривается, если хотите, не бегство, но отход на заранее подготовленные позиции. Другими словами, часть бюрократии уже совместила свое право распоряжаться с правом владения собственностью».[606] Но горбачевские реформы путного нечего не сделали, народ стал жить хуже, экономика развалилась еще больше, а богачи многого не успели присвоить. Ни волки, ни овцы не были довольны.

3.2.2. Затем настало время ельцинских реформ. Надо думать, сам Борис Николаевич хотел как лучше. В иное просто не хочется верить. А вот получилось… Но, об этом чуть позже.

В 1991 году Ельцин уже поэкспериментировал с одним реформатором — Явлинским. Григорий Алексеевич уговорил Ельцина проверить в жизни программу «500 дней» и стал вице-премьером РСФСР. Но пробыл недолго, написал заявление об отставке.{239}

Свет клином на одном реформаторе не сошелся. В России этого добра всегда было много. Геннадий Бурбулис привел в Правительство Егора Гайдара,{240} который вошел в политику через экономическую журналистику. Опыта практической работы нет, есть только знания и желание их реализовать на практике. На первых порах все вопросы Гайдар решал через Бурбулиса. Тогда Геннадий Эдуардович фактически был главой правительства, оставаясь формально первым вице-премьером. Чтобы не будоражить желающих стать премьером (премьера нужно было утверждать на съезде), решили поручить руководство правительством Ельцину. Борис Николаевич, который таким образом, взял на себя всю ответственность и за реформы, названные вскоре гайдаровскими. Хотя, их с таким же успехом можно назвать ельцинскими, ведь именно президент благословил их проведение и долго прикрывал их от критики.

Почему Ельцин решился на гайдаровский эксперимент? Он сам ответил. «Гайдар, - вспоминал Ельцин, - дал понять, что за ним стоит целая команда очень молодых и очень разных специалистов. Не просто группа экспертов, а именно ряд личностей, самостоятельных, рвущихся в дело, без комплексов.{241} Я понимал, что в российский бизнес, помимо тертых советских дельцов, обязательно придет такая вот — простите меня — «нахальная» молодежь. И мне страшно захотелось с ними попробовать, увидеть их в реальности».[607]

Ну, что тут поделаешь. Хочется попробовать и, он попробовал. Правда, не плохо бы сначала спросить у больного (т. е. России) хочет ли он попробовать шоковой терапии. Но, если уж очень хочется, то можно и не спрашивать.

3.2.3. И так, Борису Николаевичу захотелось поэкспериментировать с молодыми нахалами. Реформы проводить в стране нужно было. С этим никто особенно не спорит. Вопрос с кем и как. Ельцин волей случая захотел с Гайдаром. А мог бы с другим. Просто под рукой оказался Гайдар и его команда.

«Мы все были романтиками» вспоминал ельцинский охранник (и тогда почти друг семьи) А. Коржаков.[608] «Романтик» Ельцин своим авторитетом прикрыл реформаторов, дал им возможность некоторое время спокойно экспериментировать со страной. Первоначально, Ельцин считал Гайдара и его команду своей находкой.

Совсем по-другому оценивали ситуацию другие. Например, Вадим Бакатин. По его мнению, Ельцин получил коварный подарок судьбы в виде Е.Т. Гайдара с его монетарной идеей. «Ельцин в отличие от Горбачева, человек волевой и, решившись на то или другое, даже ошибочный, шаг, идет до конца. Ему не могли не импонировать заманчивые перспективы, обещанный Гайдаром, государственного невмешательства в дела народного хозяйства, саморегулирующегося рынка, который на основе свободных цен и 2–3 месячной приватизации государственных предприятий позволит быстро решить экономические проблемы общества».[609] Впрочем, таких и примерно таких высказываний можно привести не мало. И нет гарантии, что некоторые из них были сказаны из-за элементарной зависти: выбрали не меня.

Совсем не мало людей думали, что президент РФ почти бог, но ангелом-то могу быть и я. Это желание быть рядом с богом порождало зависть к тем, кто, действительно, был с ним.

3.2.4. Внешне шоковая терапия началась с либерализации цен. Цены резко повысились с 2 января 1992 года. И продолжали расти. За 1992 год цены на продовольственные товары возросли в 36 раз.[610] Моментально обесценились копившиеся десятилетиями в сберкассах много миллиардные накопления граждан. По большому счету это была как огромная кража у своего народа. И именно эта кража обеспечила во многом первоначальное наполнение рынка товарами. За появившиеся товары было нечем платить.

Откладываемые для больших покупок сбережения превратились в пыль. Однако за эту кражу у собственного народа никто не понес наказание. А долгие разговоры о компенсации так и остались пустыми разговорами. Да, и велись эти разговоры, когда кто-то выбирался, т. е. когда кто-то хотел обмануть своих потенциальных избирателей. Жалкие подачки, которые стали все же понемногу выплачивать, подачками и являлись.

3.2.5. Результат от реформ ждали быстро. Через несколько месяцев после начала экономического эксперимента, Е. Гайдар в одном из выступлений заметил, что позитивное влияние освобожденных цен уже началось и вот в Рязани, где он был, цены на сметану начали снижаться.[611] Но это было выдавание желаемого за действительное. В лучшем случае, в худшем это вообще была циничная ложь.

Ельцин признал: «Гайдар как неопытный политик давал заверения близкой стабилизации. Поневоле мне приходилось делать то же самое».[612] Не хорошо, господин президент прятаться за спину своего молодого реформатора. Ты его сам выбрал, никто не заставлял. А за свои дела и слова отвечать нужно самому.

Правда, бывает, когда опытные политики выставляют вперед молодых, которым предстоит сыграть роль смертника, проведя непопулярные преобразования. Потом смертника снимают и «умудренный опытом» верховный правитель якобы поправляет перекосы молодого экспериментатора. При этом, как правило, экспериментатор в накладе не остается и получает свою долю компенсации за сыгранную роль. Прием старый, но повторяющийся. Однако, в данном случае Ельцин все же никого не сдал.

Недовольство населения росло все быстрее. Чем выше цены, тем выше недовольство. В конце января, журнал симпатизирующий реформаторам, писал: «И вот мы уже видим, как политики и целые партии, считающие себя сторонниками рыночных отношений, демократии, спешат отмежеваться от непопулярных мер правительства Гайдара. Ату его, Гайдара! Какой он профессионал? Мальчишка!».[613] Что стоит за критикой: уверенность в неправильности реформ или обида за то, что самим не дали пореформировать?

Все реформы обычно начинаются с ухудшения, которое может быть ни таким и коротким по времени. Важно пережить это время и довести дело до положительного результата. Конечно, если такой результат вообще можно достичь этими реформами.

Критика со стороны экономистов (не допущенных порулить экономикой) началась почти мгновенно. Например, один из окружения Явлинского говорил: «Волна «народного» негодования по поводу роста цен поднимется, вероятно, в ближайшее время. Правительство перед ней не устоит, как и не устоит перед давлением предпринимательских кругов. Оно введет налоговые льготы, пойдет на новые выплаты из бюджета. В итоге в первом квартале будет огромный дефицит бюджета и высокие темпы роста цен. Заявление Егора Гайдара о том, что в марте можно ожидать стабилизацию и роста цен лишь в несколько процентов — не более чем пропаганда».[614]

Заявление «шокового» терапевта, конечно, были пропагандой, но и слова «демократического критика» оказались далеко не пророческими, народ был страшно недоволен, но не кинулся сметать правительство.

А последнего сильно боялись одни, и надеялись на это другие. Начались поиски альтернативе гайдарономике. Уже в апреле Хасбулатов представил альтернативную экономическую программу и заявил, что парламент возглавляет оппозицию ходу реформ. Речь в документе шла о притормаживании начавшихся рыночных процессов для того, чтобы сначала создать в стране рыночную инфраструктуру.

3.2.6. Однако, Борис Николаевич не спешил сдавать в архив гайдаровскую реформу. Признавать свои ошибки Ельцин не любил и тем более так быстро. Он довольно долго стоял на своем.

7 апреля 1992 года Ельцин выступил на съезде депутатов с докладом о ходе экономических реформ и достаточно высоко оценил первые результаты. Тут же подоспела помощь из-за границы. Правда, словесная. Так дешевле. Западные правительства ясно давали понять, что они отреагируют отрицательно на уход команды Гайдара. Это же упорно твердили демократически настроенные политики и средства массовой информации.{243}

Но, что нравится американским дядям, мало нравилось россиянам. Это понимали даже обеспеченные люди. В интервью телекомпании «Останкино» Александр Солженицын задал вопрос интервьюеру, всему народу и президенту страны: «Вы свою мать будете лечить шоковой терапией?». Б.Н. Ельцин, видимо, понимая значение Солженицына, посчитал нужным позже вернуться к его словам и ответил: «Да, в каком-то смысле Россия — мать. Но в то же время Россия — это мы сами. Мы — ее плоть и кровь, ее люди. А себя я шоковой терапией лечить буду — лечил не раз. Только так — на излом, на разрыв — порой человек продвигается вперед, вообще выживает».[615] В каком-то смысле — это сущность Ельцина, он не раз шел на пролом, ошибался и снова шел. Но это его право в отношении своей судьбы, а вот в отношении судьбы страны…?

Однако, объяснения объяснениями. Самого же Солженицына просто почти перестали показывать и печатать СМИ. Парадоксально, но так называемые демократы-антикоммунисты относились к лауреату Нобелевской премии в области литературы точно так же как руководители КПСС. Тем и другим, похоже, критика не нравилась.

3.2.7. Гайдарономика имела один важный социальный аспект. «1992 год ознаменовался стартом гайдаровских реформ, — писал Александр Руцкой. — Традиционно сложилось так, что любые экономические преобразования начинаются с драки за собственность. Какой там Союз, какая там трагедия народов, если дали (специально, чтобы отвлечь внимание от расчленения страны) возможность хапать, тащить, красть, разорять других! Потасовка за кормушки, привилегии, собственность охватила не только верхние эшелоны власти, но и региональные администрации и Советы всех уровней. До управления страной и регионами никому не было дела: все занялись дележом общенародного достояния, приватизация захватила умы всех без исключения».[616]

Разумеется, следует учитывать, что автор вышеприведенных строк политический конкурент Егору Гайдару. Разумеется, кое с чем и кое в чем можно поспорить. Но не в сути сказанного. Главное в создании ажиотажа вокруг дележа единой когда-то общенародной собственности. Когда просто так можно взять и положить в свой карман, откажется не всякий. Наказания никакого, глупо не воспользоваться, если можно воспользоваться. Криминальные аспекты этого будут рассмотрены позже.

Однако любая истина рано или поздно становится ясной. Чистая гайдарономика и ее социальные аспекты не исключение. И приходит срок, когда провал становится очевиден слишком многим.

3.2.8. «Настроение было тревожное, — вспоминал Ельцин, — если не сказать мрачное. Единственное, что обнадеживало, — это обещание «большой семерки» в скором времени крупной финансовой помощи. Но тут мы зависели от неких международных экспертов, которые сегодня говорили одно, а завтра другое. Такая неясность не радовала».[617]

Иностранная помощь — очень важный момент развития экономической ситуации в стране. Однако, чтобы оценить значение иностранной экономической помощи, нужно четко определить кто, когда и что обещал, с тем кто, когда и что выполнил. Обещать могут и без намерения реально оказать такую помощь.

При этом, из числа такой помощи, следует вычесть гуманитарную помощь неправительственных организаций, распределяемую среди населения страны без согласования с руководством самой страны. Именно гуманитарная помощь обычно наиболее рекламируется и наименее полезна, т. к. так как, во-первых, часто является просто вывозом ненужного товара, во-вторых, больше похожа на подачки для получения политических выгод, в-третьих, играет крайне малую роль в решении экономических проблем. Хотя, разумеется, дареному коню в зубы не смотрят, и благодарить нужно за любую подачку. Иначе ее просто не следует принимать.

Экономическая помощь может помочь решить сиюминутные проблемы, но оказаться бесполезной или даже вредной для дальнейшего развития страны. Наркоман во время «ломки» воспримет порцию наркотиков как высшую радость, но на самом деле это продлит его мучения в будущем. Таких людей нужно лечить, а не продолжать втягивать в никуда.

При этом реально иностранная экономическая помощь бывает полезной при готовности страны использовать ее эффективно. Подарить племени дикарей наисовременнейшие компьютеры, значит просто сделать вид благодеяния, а не реально помочь. Им бы удобные и простые сельхозорудия.

Однако и это еще не все. Нужно четко подсчитать количество и состав вывозимого из страны сырья по мировым ценам и по реальной продаваемой стоимости. Если вывезти тонну золота по бросовой цене, то вполне можно оказать экономическую помощь в размере стоимости двух-трех килограммов.

Подсчитывать нужно также и вывозимую из страны валюту. Дело в том, что «по оценке специалистов и «заметкам» Лубянки за девять ельцинских лет из России в западные страны ушло более 300 миллиардов долларов».[618] О сумме можно поспорить, но не о размерах сейчас речь.

Таким образом, при оценке иностранной экономической помощи следует учитывать:

— возможные попытки обещать, не выполняя и тем самым влиять на принятие нужных политических решений;

— возможные попытки предоставления такой помощи для поддержки конкретного должностного лица или принятия конкретного решения;

— соотношение реальной стоимости вывозимого из страны сырья, капиталов и интеллектуального потенциала со стоимостью поступаемой экономической помощи;

— перспективный результат оказания экономической помощи.

Разумеется, автор данной книги не претендует на то, что перечислил все обстоятельства для каждой ситуации. Но принцип благодарности у нормального человека (а тем более страны) должен быть адекватен объему помощи. При этом для страны крайне опасна надежда выйти из кризиса за счет подачек доброго дяди из-за бугра. На самом деле, таких дядей либо нет, либо они не так богаты, чтобы реально помогать. Рассчитывать нужно на свои способности выйти из кризиса и быть благодарным за оказанную поддержку. Встать на ноги можно и с чужой поддержкой, но учиться-то ходить нужно самому.

Однако, вернемся от теоретических разговоров к политической реальности.

3.2.9. Пройдет время и Ельцин поймет, что ситуация в стране близка к катастрофе. Вот, что писал сам Борис Николаевич: «…В сентябре 1992 года я посмотрел цифры экономических показателей за девять месяцев. Было от чего прийти в ужас. Страна неуклонно ползла к гиперинфляции, к развалу производства, к обрыву экономических связей».[619]

Единственным внешним успехом гайдарономики был ликвидированный дефицит товаров на потребительском рынке. Но этот дефицит ликвидировать было не сложно и сделать можно было бы давно, даже в советское время. Вспомним, что менее твердолобые вожди в европейских коммунистических странах разрешали отдельные элементы рыночной экономики (включая спекуляцию) и их рынок был наполнен потребительскими товарами гораздо больше, чем в Советском Союзе. Слишком дорогую цену заплатила Россия за ликвидацию такого дефицита. И цена еще дороже от того, что часть товаров на потребительском рынке была просто выброшенной массой из богатых стран. На, боже, что нам не гоже. Отсутствие надлежащего контроля привело к появлению некачественных импортных товаров в нашей стране.

Однако следует все же сказать, что сама по себе ликвидация дефицита на потребительском рынке была достижением. У некоторых на это смелости не хватало десятилетиями, их косность и трусость усложнили решение этой довольно не сложной проблемы.

3.2.10. Но в отдельных иных странах эта проблема была решена проще, быстрее и менее драматично. Примеров успешного реформирования экономики искать далеко не нужно было. Под боком — Китай, который показал, как без особых потрясений можно значительно повысить все показания развития экономики и улучшения жизни населения. Можно ли было пойти по китайскому пути? Данная книга — не об экономике и дискутировать по этому вопросу здесь нет возможности. В еженедельнике «Новое время» была опубликована статья под заголовком «Китайцев в России маловато, поэтому по китайскому пути идти некому».[620]

Юмор тонкий. Ясно лишь одно — опыт Китая многие рассматривали как серьезный упрек российским реформаторам.

3.2.11. Китай шел по пути медленного процветания, а экономическая ситуация в России оказалась хуже, чем рассчитывали. Но к сложностям (в том числе и к массовому недовольству) все же готовились. Еще в сентябре 1991 года В. Иваненко на вопрос, откуда теперь исходит опасность для государства, ответил, что теперь КГБ не будет заниматься диссидентами, главная опасность — социальный взрыв.[621]

Чуть позже в интервью начальник управления МБ РФ по Москве и Московской области Евгений Савостьянов пожаловался, что они практически не занимаются внутренним политическим сыском, а ведь «такого рода подразделения есть во многих демократических странах» и поэтому он говорил: «Думаю, пройдет период кокетливых полупризнаний, и нам прямо скажут: как и в других государствах, нужно следить за политической температурой в обществе, знать, в каких слоях общества назревают настроения в пользу насильственных свержения правящих структур, изменения конституционного строя».[622] Но ведь это мало чем отличается оттого, что было при коммунистическом режиме. Глупостей только тогда было по больше, бессмысленных запретов и прочих излишеств. А цель-то та же — сохранение строя, указанного в Конституции.

Политические противники режима еще в начале 1992 года заметили: «Такова логика революционной перестройки: врагами «антинародного режима партократов» были две-три сотни диссидентов, врагами «демократической власти» оказались народные массы — они становятся теперь объектом внимания КГБ».[623] Для объективности отметим только, что две-три сотни диссидентов оставалось в 70–80 годы, в 20–30 годы противниками режима были сотни тысяч.

Господи! Как история любит повторяться. Вспомним лозунги большевиков, которые шли к власти (обещали заменить полицию народной милицией) и сравним их с практикой большевистского правления (создали ВЧК, которая заткнула за пояс все методы царской полиции). Контраст разителен. Вот и верь после этого обещаниям политиков. Но, на грабли наступают бесконечное число раз. И не только в нашей стране.