4. Битва слепого со зрячим
4. Битва слепого со зрячим
Пожалуй, самым большим и непростительным просчетом, допущенным нашими военными в области военно-технической политики в предвоенные годы, это их пренебрежительное отношение к проблемам связи. В результате этого просчета начальный период Великой отечественной войны более всего походил на драку слепого со зрячим.
Собственно проблемы со связью в Красной армии начались уже в последние часы мирного времени. Вот что по этому поводу пишет в своих мемуарах Г. К. Жуков:
«Перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками и штабы округов и армий не имели возможности быстро передавать свои распоряжения. Заброшенная немцами на нашу территорию агентура и диверсионные группы разрушали проволочную связь и нападали на командиров. Радиосредствами, как я уже говорил, значительная часть войск приграничных округов не была обеспечена».
Как явствует из журналов записи лиц, принятых И. В. Сталиным 21 июня Тимошенко, Жуков и Буденный вышли после согласования текста директивы из кабинета Сталина в 22 часа 20 минут, за пять с половиной часов до начала войны. Только через два часа после этого в 0 часов 30 минут 22 июня Генштаб закончил передачу директивы в округа. Все это происходило еще в мирных условиях! Для сравнения скажем, что сроки приведения в готовность стрелковых дивизии по объявлению тревоги составляли в то время два часа, а тут два с лишнем часа Генштабу РККА понадобилось всего лишь на то, чтобы организовать передачу в округа директивы, содержащей всего лишь 20 строк текста!
Разумеется, округа не могли сработать столь же «быстро», как это делал Генштаб. Им и трех часов не хватило, чтобы передать директиву в армии. Вот как эту ситуацию описывает в своих мемуарах бывший начальник штаба 4-ой армии полковник Сандалов:
«Примерно в 2 часа ночи 22 июня прекратилась проводная связь штаба армии с округом и войсками. Связь удалось восстановить только в 3 часа 30 минут. Порыв проводов обнаружили наши связисты в Запрудах и Жабинке.
После восстановления связи командующий армией получил переданное открытым текстом по телеграфу (БОДО) приказание командующего войсками Западного особого военного округа о приведении войск в боевую готовность».
Таково было состояние связи в РККА в последние мирные часы! Для сравнения, на флоты, где в отличие от армии эффективно действовала радиосвязь, директива ставки дошла в 23 часа 35 минут. В журнале боевых действий Балтийского флота записано: «23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность № 1», а в 2 часа 40 минут все корабли и части флота уже были фактически приведены в полную боевую готовность. Поэтому никто на флоте не оказался застигнутым врасплох.
Уже к середине дня 22 июня, командующий 3-й армией донес командующему Западным фронтом генералу Павлову, что из имеющихся у него трех радиостанций две уже разбиты, а третья повреждена. Павлов запросил три радиостанции из Москвы. Ему пообещали прислать самолетом, но так не прислали. Фактически с первых часов войны все усилия штаба Западного фронта сводились не к управлению войсками, а к тому, чтобы получить хоть какую-нибудь информацию о том, где руководимые им войска находятся, и что они делают. Странно было бы, если в этой ситуации немцам не удалось разбить наши армии.
А вот как Жуков описывает ситуацию, сложившуюся к утру 22 июня:
«До 9 часов ничего существенного нам выяснить не удалось, так как штабы фронтов и командующие не могли получить от штабов армий и корпусов конкретных данных о противнике. Они просто не знали, где и какими силами наступают немецкие части, где противник наносит главные, а где второстепенные удары, где действуют его бронетанковые и механизированные соединения… Попытка штабов фронтов связаться непосредственно с войсками успеха не имела, так как с большинством армий и отдельных корпусов не было ни проводной, ни радиосвязи».
Потеря связи между ставкой и командованием фронтов была регулярным явлением на протяжении всего 1941 и значительной части 1942 года. Вот, например, как Микоян в своих мемуарах описывает ситуацию, сложившуюся в Генштабе РККА 29 июня:
«В наркомате были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Жуков докладывал, что связь потеряна, сказал, что послали людей, но, сколько времени потребуется для установления связи — никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: „Что за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?“
Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5-10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые».
Известны и другие случай потери связи Генштаба с войсками, например, когда во время прорыва немецкой танковой колонны в направлении Москвы со стороны Спас-Деменска на Юхнов ставка длительное время не имела ни связи, ни данных о местоположении командных пунктов как Западного, так и Резервного фронтов.
Таким образом, проигрывали мы немцам в начале войны в очень значительной степени из-за слабой управляемости войск и отсутствия в штабах всех уровней объективной оперативной информации о ходе боев, из-за отсутствия координации действий различных родов войск. Причем все это возникало из-за того, что оперативной связи между войсковыми частями всех уровней и их штабами зачастую не было никакой.
А все дело было в том, что наш Генштаб до войны считал, что основным средством связи во время войны должна является не радио, а проводная связь. При этом обеспечение проводной связи Генерального штаба с фронтами и военными округами планировалось по линиям и через узлы связи Наркомата связи. Построение же общегосударственной проводной сети было осуществлено по радиальному принципу, при котором узлы и линии связи сосредоточивались в крупных промышленных и административных центрах. Отсутствовали дублирующие линии и запасные узлы связи. Воздушные линии связи проходили вдоль шоссейных и железных дорог и были весьма уязвимы в условиях войны. Практически отсутствовали кабельные подземные магистрали связи. Поэтому проводная связь очень часто выводилась из строя фашистской авиацией и диверсантами.
Самое печальное заключалось в том, что радиосвязи в управлении войсками Генштабом изначально отводилась лишь вспомогательная роль. На проводимых учениях радиостанции для организации военной связи практически никогда не использовались. Считалось, что гораздо надежнее послать с пакетом связного. В результате в предвоенные годы в РККА возникло устойчивое отрицательное отношение к радиосвязи.
В своих мемуарах маршал Жуков бросил обвинение Сталину в том, что именно тот и был виновником плачевного состояния радиосвязи в РККА:
«И. В. Сталин недостаточно оценивал роль радиосредств в современной маневренной войне, а руководящие военные работники не сумели своевременно доказать ему необходимость организации массового производства армейской радиотехники».
Однако с этим обвинением трудно согласиться. Действительно в армии нехватало средств радиосвязи, а наша промышленность не могла быстро ликвидировать этот дефицит, но даже те радиосредства, которые были в войсках, использовались там крайне неэффективно, а то и не использовались вообще. Военные просто не любили этот вид связи из-за трудностей его применения по сравнению с проводной связью.
Напротив, Сталин в предвоенные годы проявлял явную озабоченность состоянием радиосвязи в РККА. Примером тому может служить взбучка, которую он устроил военным, за состояние связи в Красной армии на совещании по итогам Советско-финляндской войны. Вот, например, какой диалог состоялся на этом совещании между Сталиным и командующим 15-й армией командармом 2-го ранга М.П. Ковалевым:
«Ковалев. Я не имел связи.
Сталин. Вы же избегали связи. ЕСТЬ РАДИО, но вы не считали нужным ответить штабу Военного совета. К 8-й армии была радиопередача, вы могли связаться через 8-ю армию. Вам посылалось из Главного штаба несколько телеграмм, а вы не отвечаете, вам плевать на связь с Москвой.
Ковалев. Я обо всем доносил в Москву.
Сталин. Вам было приказано прямо доносить в Москву.
Ковалев. Это в феврале.
Сталин. Как же в феврале. Мы в Москве хохотали, как вы относитесь к связи с Москвой.
Ковалев. Я имел связь после того, как получил аппарат Бодо в Уксу.
Голос. А радио?
Сталин. Через 8-ю армию у вас была связь и вы могли доложить.
Ковалев. Я имел связь по Морзе, по радио и посредством самолетов.
Сталин. Вы даже не понимаете вопроса и не отвечаете. Вам говорят, что надо доносить в Главный штаб в Москву. Вы имели возможность доносить через 8-ю армию, у которой была связь с Москвой. Вы же не дали ни ответа, ни привета».
В этом диалоге, как в зеркале проявилось неумение и нежелание наших военных использовать радио для связи с войсками и Генштабом. Впрочем, благодушное отношение к состоянию связи в армии имело место не только на уровне командующего армией, но и на уровне руководства Управления связи РККА. Об этом свидетельствует диалог, произошедший на том же совещании, между Сталиным и комиссаром Управления связи РККА Муравьевым:
«Муравьев. Товарищи, я являюсь комиссаром Управления связи Красной Армии, а в период операций с белофиннами был начальником связи 8-й армии…»
Именно этим обстоятельством и объясняется тот факт, что в 8-й армии была устойчивая радиосвязь с Москвой. Для этого понадобилось назначить начальником связи армии одного из руководителей Управления связи Красной армии.
«…В условиях войны с белофиннами мы имели возможность проверить работу как войсковой связи, так и средств связи, а равно и подготовку штабов по организации управления войсками.
По оценке командования и общевойсковых начальников, войска связи в данной войне с поставленной задачей справились неплохо, и как выражаются „связь не подвела“. Правда, здесь из выступлений пока не сказано ничего о работе связи. Во всяком случае по оценке общеармейских командиров звена дивизии и корпуса, командования армии, насколько мы имеем сведения, связь не подводила и работа связи оценивается вполне удовлетворительно…
Сталин. Связь была везде плохой, все жалуются на фронтах на плохую связь.
Муравьев. Первый раз слышу, тов. Сталин, о том, что везде связь была плохой.
Сталин. Ни одного участка не знаю, откуда бы не было жалоб на связь. Признают проволочную связь, РАДИОСВЯЗЬ НЕ ПРИЗНАЮТ».
Так что напрасно Жуков обвиняет Сталина в том, что тот якобы «недостаточно оценивал роль радиосредств». Как видно из приведенной стенограммы Сталин прекрасно понимал роль радиосвязи в грядущей войне и требовал от военных чтобы они срочно освоили этот вид связи. А вся вина в том, что радиосвязь в войсках не признавали полностью ложится на Генштаб РККА.
В результате в начале войны частенько происходили случаи, когда по рации передавались сообщения примерно такого типа: для передачи оперативной информации направляем офицера связи. Встречайте. А в ответ через некоторое время поступала радиограмма: посыльный добрался благополучно, отбыл обратно.
Вот, например, как рисует Жуков типичную для того времени ситуацию:
«Командиры и штабы избегали пользоваться радиосвязью, предпочитая связь проводную. Что из этого получилось в первые дни войны — известно».
Аналогичную точку зрения можно найти и в воспоминаниях других участников войны. Например, бывший в те дни начальником штаба 4-ой армии полковник Сандалов в своем анализе первых дней войны пишет:
«Командный состав и штабы всех степеней, в том числе и штаба армии, не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи из-за трудности его применения по сравнению с проводной связью…
Постоянно действующей радиосвязи с выше- и нижестоящими инстанциями и с соседями штаб армии не имел…
Связь приходилось осуществлять лишь подвижными средствами через офицеров связи. Получаемые данные о действиях войск и отдаваемые распоряжения быстро старели ввиду резких изменений обстановки».
Отсутствие объективной оперативной информации и как следствие этого слабая управляемость армиями и невозможность добиться оперативного взаимодействия различных родов войск, приводили к тому, что немцы имели возможность безнаказанно сосредоточить ударные группировки на определенных направлениях и прорывать нашу оборону в нужном для них месте. А это неизбежно приводило к тому, что наши силы дробились, окружались и по частям уничтожались.
Вот что пишет по этому поводу Жуков:
«Не зная точно положения в 3, 10-й и 4-й армиях, не имея полного представления о прорвавшихся бронетанковых группировках противника, командующий фронтом генерал армии Д. Г. Павлов часто принимал решения, не отвечавшие обстановке…
Тем самым командиры частей и соединений ставились в трудные условия. Не имея устойчивой связи с вышестоящим командованием, они были вынуждены действовать по своему разумению, как им казалось целесообразным, и довольно часто в ущерб соседям».
Как это не печально, но упорное игнорирование радиосвязи командным составом РККА продолжалось на протяжении всего 1941 и значительной части 1942 года. Об этом, в частности, свидетельствует приказ командующего войсками Западного фронта генерала армии Жукова № 081 от 1 декабря 1941 года:
«Результаты использования радиосвязи в наступательной операции Зап. фронта показывают, что требования приказа НКО № 0243 от 1941 г. войсками фронта не выполняются, радиосвязь по-прежнему применяется неумело и работает плохо.
Командующие армиями и командиры соединений все еще считают радиосвязь вспомогательным средством связи и пытаются управлять боем только по телефону и телеграфу».
Но в особенности крайне негативно отсутствие радиосвязи сказалось на боеспособности наших военно-воздушных и танковых войск. Тотальная радиофикация немецких самолетов позволяла Люфтваффе добиться превосходства в любом избранном для этого месте и сконцентрировать их ударную силу там, где это было надо, и тогда, когда было надо.
Нечто похожее происходило и с английскими ВВС во время воздушной битвы над Англией в 1940 году. Тогда англичане, имея на своем вооружении радары, могли заблаговременно засечь место и время налетов немецких самолетов и сконцентрировать против них значительное количестве своей боевой техники. Именно это позволило Великобритании, обладавшей меньшим количеством самолетов, выиграть эту битву.
После того, как немцы завоевали безусловное превосходство в небе, наши мехкорпуса стали чрезвычайно уязвимыми с воздуха, и разгром наших передовых частей стал практически неизбежным.
Только после того, как в том числе с помощью западных союзников Красную армию удалось оснастить хотя бы минимально необходимым количеством средств радиосвязи, а в войсках удалось преодолеть синдром отторжения радио, ситуация с управляемостью армией и оперативным взаимодействием различных родов войск стала налаживаться.
Это обстоятельство не осталось незамеченным и фашистами. В своей монографии «Сталинские соколы. Анализ действий советской авиации в 1941–1945 годах» немецкий генерал Вальтер Швабедиссен на основе отчетов о боевых действиях и документов верховного командования Люфтваффе, содержавших обобщение докладов и сообщений, полученных в Берлине от строевых командиров немецких частей, приходит к выводу:
«Наиболее значительный прогресс наблюдался в области радиосвязи. По сравнению с 1941 г. радиообмен между самолетами и наземными станциями существенно улучшился. Например, в мае 1943 г. в Кубанском воздушном сражении все русские истребители были снабжены радиостанциями. Советские истребители и штурмовики постоянно и систематически получали радиоинформацию с наземных станций, расположенных на направлениях главного удара наземных войск. Такие сообщения помогали истребителям лучше ориентироваться в воздухе, а штурмовикам и бомбардировщикам получать свежую информацию о координатах цели и появлении немецких истребителей…
С весны 1944 г. русские стали использовать радары (единичные экземпляры радаров в РККА были еще в 1941 году, однако их тактико-технические характеристики не позволяли эффективно обнаруживать вражеские самолеты — Ю. Ж.) для обнаружения немецких самолетов и наведения своих истребителей на цель».
Война перестала походить на драку слепого со зрячем. Красная армия стала драться с фашистами на равных.