2
2
Вильям Питт, как и всегда с ним бывало во всех важных вопросах, был и в данном случае силен тем, что вполне отчетливо знал свои желания и уже в этом не путался и не сбивался за все время с 1798 по 1800 г., пока наконец уния не стала совершившимся фактом. Цель свою — «le quoi» — он знал отлично, а средства — «le comment» — предоставил изыскать и определить лорду Кэстльри. Вильям Питт употреблял лорда Кэстльри всегда, когда нужно было вести дела деликатные и щекотливые, рисковать, нарываться на неблаговоспитанных людей и вообще предпринимать разные двусмысленные личные сношения и другие изнурительные манипуляции. Питт, отпуская лорда Кэстльри в Ирландию для подготовки дела унии, дал ему широчайшие полномочия подкупать деньгами, местами, титулами всех тех влиятельных в дублинском парламенте и в стране лиц, содействие которых было нужно для удачного осуществления политического курьеза: уничтожения самостоятельного парламента его же собственным решением. Все это непременно должно было иметь видимость «добровольного» самоуничтожения: Вильям Питт так желал, и лорд Кэстльри принялся за дело. Он подкупил мигом влиятельнейшие периодические издания, хотя и не все, и затем вступил на тернистый путь подкупа отдельных политических деятелей. Он потребовал при этом полного содействия вице-короля Корнуэльса, который никак не мог сразу очутиться на высоте положения и все тосковал, что его заставляют принимать участие в деле подкупов. «Но в конце концов цель велика, и может быть тут идет дело о спасении государства», — писал он в одном дружеском письме (21 января 1799 г.), пожаловавшись раньше: «Вы, который знаете, как я ненавижу интригу и торги, вы поймете, как мне часто трудно сдерживать свое настроение» [16].
Но лорд Кэстльри чувствовал себя вполне безмятежно и только просил все из Лондона денежных подкреплений. Подкупы членов дублинского парламента шли чрезвычайно успешно. Лорд Клэр (тот самый, к которому было направлено угрожающее письмо Чирса, повешенного вскоре после этого письма) деятельно помогал делу готовившейся унии и являлся (после Кэстльри) одним из главных орудий Вильяма Питта. Однажды, когда лорд Клэр распространялся в английском парламенте относительно ирландской неблагонамеренности, Вильям Питт слушал, слушал, а потом вдруг обратился к стоявшему рядом Уильберфорсу со словами: «Боже милостивый! Ну, слышали ли вы когда-нибудь в своей жизни такого большого мошенника, как этот?» Тем не менее Питт усердно поддерживал лорда Клэра, а лорд Клэр с жаром служил Питту, и все устраивалось между ними к общему благополучию (пока наконец уния не была проведена и лорд Клэр за ненадобностью удален от дел).
Некоторые члены дублинской верхней палаты упирались, требуя компенсации, ибо при уничтожении места, где они заседали, они теряли почет и власть. Важнейшим из них был обещан перевод в британскую палату лордов и сверх того более или менее крупные суммы; другим — только назначение британским лордом (без денежной награды); третьим (послабее и посмирнее) — только одна денежная подачка. Гораздо туже и неприятнее шли у лорда Кэстльри дела с нижней палатой; там приходилось считаться с большим количеством лиц, притом не имевших в большинстве случаев таких тесных личных связей с английской знатью и английским правительством, как члены палаты верхней. Составилась решительная оппозиция, которая твердо решила было отстоять автономию. Среди членов парламента и среди чиновников (особенно судейских) были люди, которые считали английское вмешательство в ирландские дела злом и на дублинское собрание смотрели как на ячейку, из которой со временем может вырасти настоящее самоуправление с участием не только протестантов, но и католиков; были и другие, которые и не мечтали об освободительных реформах, но и не желали отказываться от автономии в том виде, как она существовала, не видели смысла в таком самоотречении, не боялись запугиваний новыми католическими восстаниями. И из первых, и из вторых очень многие ни денег, ни посулов не принимали и ставили этим лорда Кэстльри в довольно затруднительное положение. Вице-король стал выгонять в отставку (по требованию Кэстльри) оппозиционно настроенных должностных лиц, но с оппозиционными депутатами так легко распорядиться нельзя было. В январе 1799 г. собрался парламент, и тут первые же голосования выяснили, что в палате лордов около 50 человек более или менее деятельных сторонников правительства, а в нижней палате голоса разделились почти поровну (107 против 105 вотировали адрес с намеком на желательность унии). В первое время сессии оппозиция еще думала о сопротивлении, но ряды ее быстро таяли, ибо, с одной стороны, в ее среде боролись две фракции: одна, стоявшая за эмансипацию католиков, и другая, решительно поддерживавшая протестантские привилегии, причем вторая все больше и больше склонялась на сторону унии с Англией; а с другой стороны, денежные переводы из Лондона на имя лорда Кэстльри не иссякали. Пока оппозиция надламливалась все сильнее и сильнее в парламенте, вице-король вздумал вызвать домашними средствами взрыв верноподданнических чувств в Ирландии, который бы показал воочию любому Фоме неверному, что ирландское население только и мечтает об уничтожении автономии и об унии. Было решено, что вице-король поедет путешествовать по стране, а чиновники обработают народный энтузиазм и задушевные встречи с восторженными адресами о желательности унии. Так и поступили. Вице-королю давалось знать, где царят чувства благонадежные, а где сомнительные; в первые он и отправлялся, а вторые исключал из маршрута. Подавались наскоро написанные (и подписанные) полицией и оранжистами адресы, устраивались восторженные клики, и вице-король отправлялся дальше изучать настроение народной души. По прибытии в Дублин в канцелярии были подведены итоги, и оказалось, что народная душа желает уничтожения ирландского парламента и полного соединения с Англией. «Чувство сердечного одобрения политике унии, — заявлял вице-король после путешествия, — не ограничивается каким-либо отдельным классом. Я был очень доволен, когда заметил, что зародившееся в высших классах это чувство в значительной мере распространилось и в народной массе». Оппозиция с отчаянием говорила, что все это подстроено, что это «одно шутовство», что при подписях адресов «злоупотребляли именами уже умерших людей и подделывали подписи» благополучно здравствующих, — ничего не помогало. Официозные и закупленные газеты с самым безмятежным видом замалчивали все такие обвинения и с гордостью открывали в Ирландии давнишние залежи любви к Англии, любви, которая никак не могла до тех пор проявиться вследствие преступных происков «Объединенных ирландцев» и их друзей, а теперь вот, когда происки прекращены, это чувство и выходит из своего скрытого состояния. Много было сознательной лжи, с одной стороны, и бессильного отчаяния — с другой; католическая Ирландия была раздавлена свирепым усмирением, неистовствами солдат, административными засеканиями, военно-судными расстреливаниями; протестантская — в большинстве была либо апатична, либо прямо примыкала к некоторым оранжистам, с восторгом призывавшим унию, а в меньшинстве разделяла чувства и участь католиков. И дело Кэстльри шло прекрасно. Оппозиция пробовала организовать подачу петиций королю о сохранении автономного парламента, и, несмотря на угрозы и насилия властей, это дело пошло на лад. Тогда Питт приказал лорду Кэстльри устроить подачу контрпетиций. Шеридан заявлял впоследствии в английской палате общин: «Осадное положение, шпионы, агенты-провокаторы повсюду были выстроены в боевой порядок против врагов унии» [17]. Сходки оппозиции разгонялись войсками, их организаторы часто подвергались аресту; даже артиллерия мобилизовалась иногда, чтобы подкрепить аргументы сторонников унии против ее врагов. Несмотря на все это, гораздо больше полумиллиона подписей (по некоторым авторам, даже больше 700 тысяч) было собрано под адресами против унии (а лорду Кэстльри и вице-королю при всех ухищрениях, путешествиях, собираниях подписей не только шпионов, но и всех шпионских родственников, удалось собрать меньше 7 тысяч подписей). Но и этот факт прошел без следа и без пользы. Правительство решило покупать (по большой цене) у некоторых членов ирландского парламента места, имевшие право выбора депутатов и находившиеся в этом отношении во власти своих владельцев. Питт решил затратить на это один с четвертью миллион фунтов стерлингов, причем этот миллион с четвертью владельцам местечек был выплачен из ирландской, а не английской казны; таким образом, к особенно горькому негодованию оппозиции ирландские народные деньги пошли на этот (слабо замаскированный) подкуп ирландских же представителей, продававших независимость своей родины.
Когда в 1800 г. снова в ирландский парламент было внесено, предложение, чтобы он сам себя уничтожил, все оказалось в полном порядке: и в палате общин, и в палате лордов оппозиционеров оказалось очень мало. В общем (по позднейшему утверждению О’Коннеля) было израсходовало на разнообразный подкуп ирландского парламента 3 миллиона фунтов стерлингов. В то же время Питт всеми мерами старался внушить католическому населению Ирландии, что после унии они могут надеяться на допущение со временем в английский (т. е. общеимперский) парламент; а так как самостоятельный дублинский парламент все равно их не пускал в свою среду, так что же им особенно жалеть о нем, если он сам себя решает уничтожить? Подобными внушениями Питт достигал некоторого успокоения, слишком уже возмущенного общественного мнения; хотя он теперь и не боялся католиков, но его принцип был — по возможности утешать раздражение даже и слабых врагов, особенно, если это ничего не стоит.
5 февраля 1800 г. началось обсуждение вопроса об унии, а 14 июня билль об унии уже прошел в третьем чтении в палате, лордов. 1 июля Георг III подписал акт об унии, который стал, государственным законом. Ирландия получила право посылать, в британский парламент 100 депутатов в нижнюю палату и 32 — в палату лордов; 2/25 общегосударственных расходов возлагались на Ирландию (в течение первых 20 лет после унии); католики, конечно, по-прежнему не имели права заседать в общеимперском парламенте. Мы коснемся далее общего значения, этого акта и его деталей; теперь же перейдем к единственному революционному протесту, который вскоре после него последовал. Одинокая попытка Эммета была последним отголоском движения «Объединенных ирландцев»; она сильно содействовала укреплению той общественной атмосферы, среди которой началась деятельность О’Коннеля, той реакции, среди которой начался новый период ирландской истории.