ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Уничтожение русской управленческой элиты в 1949-1950 годах.
Стоит отметить странное отношение русских историков к так называемому «ленинградскому делу», которое правильнее назвать «дело русских управленцев» или «репрессии Сталина против русских». Одни его совсем «не замечают», другие — совсем «забыли», третьи странно «отмазываются» от рассмотрения этой трагедии или пытаются невероятным образом «отмазать» от этого трагического факта Сталина. В этой теме для многих и является главной непреодолимой трудностью — Сталин, его роль в этой трагедии русских. Уважаемый многими Вадим Кожинов по поводу «ленинградского дела» пишет: «1946-1953 годы — это один из самых таинственных периодов нашей истории», и на этом тему заканчивает.
Современные коммунисты Торбеев Г.И. и Свечников П.Г. в своей книге «Сталин. Правда и вымыслы» (2006 г.) по поводу «ленинградского дела» утверждают: «Это был сложный и напряженный период в истории СССР, много загадок осталось от этой эпохи. Их нам предстоит ещё долго разгадывать, чтобы дать ей полную объективную оценку». Так в неведении, в смутных и мутных «предположениях», в невежестве можно «висеть» долго, многими поколениями и болезненно наступать многократно на старые «грабли». Но загадка и тайна этой темы в самом деле была и останется «навечно» — эта тайна и загадка в голове Сталина: почему он в «русском деле» принимал те или иные неоправданно жестокие решения. И нам остается, исходя из сопоставления фактов и логики, выстраивать самые невероятные предположения. Лукавые объяснения некоторых историков, пытающихся максимально вывести из этой жуткой кровавой истории Сталина и утверждающих, что Сталин был в это время больной, «не в форме», отвлечен другими делами и т.п. — и поэтому его легко обманули, «развели» коварные кремлевские интриганы — не выдерживают критики; в такой широкомасштабной операции Сталин точно не был в стороне, и, как всегда, — во главе.
Неприлично абсурдной выглядит и утверждение Торбеева и Свечникова, что трагедия произошла вопреки воле Сталина: «Была разгромлена и уничтожена "ленинградская группировка", лидеров которой Сталин хотел видеть среди своих преемников».
Если Сталин их политически и физически уничтожил, то уж точно не хотел после 1948 года видеть их преемниками. И не надо грубо, отчаянно врать ради обеления и идеализации Сталина.
Ещё дальше зашел в этом гнусном деле современный фанатичный сталинист Сигизмунд Миронин, который в своей книге «Сталинский порядок» (М., 2007 г.) утверждает: «Вполне возможно, что эту группу ещё в 1938 году начал сколачивать член Политбюро Жданов, планировавшийся Сталиным на должность Генерального секретаря». Эдакие русские заговорщики — «русская мафия» Жданова после чисток еврейских палачей в 1937-1938 годах.
Постараемся разобраться в этой «загадочной» трагедии. Эта история началась в 1938 году, когда Сталин заканчивал расправу с заговорщиками-троцкистами в советской элите; эту историю я подробно рассматривал в книге 9 этой серии. И вместо репрессированных евреев Сталин спешно находил, в том числе и с помощью нового его выдвиженца — А. Жданова, молодых русских управленцев, проявивших себя положительно на различных должностях в 30-х годах: Громыко, Косыгин, Вознесенский, Кузнецов и др. Как раз в этот период после сокрушительного уничтожения русской интеллигенции, русских интеллектуалов в 1917-1923 годах, стало появляться, возрождаться новое поколение талантливых русских, уже советских управленцев, которые достойно выдержали тяжелейшее испытание Второй мировой войной и были награждены многочисленными военными наградами.
Страстный русоненавистник сталинист Сигизмунд Миронин комментирует: «Оказалось, что негласно в стране формировалась своеобразная ленинградская мафия. Пробившись во власть, выходцы из Ленинграда тянули за собой знакомых, сослуживцев и земляков и расставляли их на ключевые государственные посты. Так, Кузнецов в 1945 году выдвинул Попова, бывшего директора авиазавода, секретарем Московской парторганизации, и Попов стал членом Оргбюро ЦК и секретарем ЦК ВКП(б) одновременно. Все главные фигуранты «ленинградского дела», кроме Родионова, имели прочные связи с Ленинградом».
Понятно и естественно, что возглавлявшие оборону блокадного Ленинграда видели многих людей в работе, в разных тяжелых и сложных ситуациях и приглашали в Москву на работу проверенных в деле людей, а не неизвестных из Азербайджана или Армении, — это естественно и нормально, но С. Миронин считает это преступлением, причем — страшным преступлением, достойным смертной казни. То есть с позиции С. Миронина, Маленкова и Сталина — Б. Ельцин, притащивший в Кремль земляка Бурбулиса и прочих из Свердловска или В. Путин с Д. Медведевым за создание в Москве «петербургской мафии» заслужили самое строгое наказание.
Сын сортировщика леса на лесопильном заводе Алексей Кузнецов (1905-1950) в 1937 году в свои 32 года достиг довольно больших высот — стал 2-м секретарем горкома и обкома партии. Туляк из рабочей семьи Николай Вознесенский (1903-1950) много учился и в 1935 году защитил диссертацию и получил степень доктора экономических наук. А в 1937 году Вознесенский был назначен заместителем председателя Госплана СССР, а с января 1938 года в свои 35 лет был назначен на важную в стране должность — Председателем Госплана СССР. Когда они оба работали в Ленинграде, то получили выдвижение, благодаря потомку из старой русской интеллигентной семьи (отец был инспектором народных училищ) и убежденному сталинисту Андрею Жданову (1896-1948), который с 1934 года работал секретарем ЦК ВКП(б) и после убийства Кирова был первым секретарем Ленинградского обкома и горкома партии, а с 1938 года занимал высокий пост Председателя Верховного Совета.
Все трое во время войны в тяжелейших условиях блокады успешно организовали оборону, снабжение города через Ладогу, все трое заслуженно получили во время войны генеральские звания.
После войны, когда Сталин был впечатлен героизмом и жертвенностью русского народа, он с удовольствием продвигал наверх русские кадры, «русский фактор» был у Сталина в фаворе, особенно памятуя довоенный крупномасштабный заговор инородцев во главе с Гершелем Ягодой.
А. Кузнецов в 1945 году стал первым секретарем ленинградского обкома и горкома партии, а с 1946 года членом Оргбюро ЦК и занял важную должность вместо Маленкова — начальника управления кадров ЦК ВКП(б). И этим А. Кузнецов нажил себе в лице этого македонца мстительного врага. Н. Вознесенский в должности главного экономиста страны, во главе Госплана и на должности первого заместителя главы правительства занимался важным делом восстановления разрушенной страны.
А председателя Верховного Совета и второго секретаря ЦК Андрея Жданова Сталин подталкивал заняться плотнее идеологией, чтобы он стал ведущим партийным идеологом. Вероятно, Сталин уже тогда подозревал, мягко выражаясь, несовершенство марксизма. И в 1947 году А. Жданов организовал выпуск нового журнала «Вопросы философии», который не замыкался на марксизме-ленинизме, охватывал обсуждением широкий спектр философских тем, и который существует до сих пор Жданов после войны часто выступал в роли патриота и стража советской идеологии, критиковал, не глядя на знаменитые лица, и Зощенко, и Ахматову и других за мещанство, мелкобуржуазность, низкопоклонство перед Западом. За это его и сегодня критикуют либералы, хотя — что хорошего для русского человека в низкопоклонстве перед Западом? Признать верховенство, большую культурность и цивилизованность Запада? Признать себя вторым сортом, недоразвитым или даже никчемным?
Во-первых, это не так, ибо у русского народа достаточно много великих достижений в разных областях человеческой деятельности и достаточно много выдающихся людей мирового уровня. А во-вторых, совершенно понятно, зачем сегодня это надо либералам, особенно инородцам, зачем в богатейшей стране мира желательно коренных людей опустить «ниже плинтуса», после этого научить их жить и «помочь» им жить. И после 20 лет этой либеральной «мудрой» власти и науки русский народ с ужасом наблюдает за своей демографией и моральнонравственным и образовательным уровнем своей молодежи.
В общем — идеологическая позиция А. Жданова была совершенно верной, и он, кстати, никоим образом не участвовал в репрессиях евреев, ибо умер ещё до их начала — в августе 1948 года, но «почему-то» именно от евреев за последние два десятилетия можно было услышать столь много язвительной критики по отношению к А. Жданову; человек давно уже умер — а неистовая идеологическая борьба с ним продолжается.
В послевоенные годы Сталин всё больше доверял вышеназванным ленинградцам. В 1946 году Сталин ущемил самолюбие Лаврентия Берии и поручил А. Кузнецову кураторство над репрессивными органами. Хотя во главе МГБ вместо «человека Берии» — Меркулова в 1946 году поставил своего доверенного главу «СМЕРША» генерал-полковника В. Абакумова.
Анастас Микоян вспоминал, что во время отдыха на Черном море в 1948 году, у себя на даче Сталин собрал многих советских руководителей и «показав на Кузнецова, Сталин сказал, что будущие руководители должны быть молодыми (ему было 42-43), и вообще, вот такой человек может когда-нибудь стать его преемником по руководству партией и ЦК». И в 1947 году на Политбюро Сталин сказал: «Время идет, мы стареем. На своём месте вижу Алексея Кузнецова».
Рис. А. Кузнецов.
Эти разговоры о молодых естественно раздражали старых большевиков, старую гвардию, многие из которых не считали себя стариками. Стоит отметить, что теперь старыми большевиками считались не ленинцы типа Сталина, Свердлова, Дзержинского, а второй эшелон большевиков-сталинцев: Каганович, Микоян, Берия, Маленков, Хрущев, Киров. Их-то и стали поджимать с 1937 года молодые русские «выдвиженцы», опекаемые А. Ждановым, который к старикам не относился, ибо появился на властном олимпе только после гибели Кирова, фактически с 1935 года.
Микоян в тех же своих мемуарах отметил симпатии Сталина к ещё одному выдвиженцу — «Сталин сделал ставку на Вознесенского в Совмине». Микоян также вспоминал, что на озере Рица в 1947 году Сталин в его присутствии сказал своим спутникам, что на должность Председателя Совета Министров считает самой подходящей кандидатурой А. Вознесенского, а на пост Генерального секретаря ЦК — А. Кузнецова. Иногда создавалось впечатление, что жесткий шутник Сталин специально раззадоривал «стариков» конкуренцией. В 1947 году Вознесенский стал членом Политбюро. А знаменитый сталинский любимец и долгожитель Николай Бабаков свидетельствовал, что Николай Вознесенский часто вступал по различным хозяйственным вопросам в резкие стычки со «стариками» Берией и Кагановичем.
В общем — к 1948 году у партийных «стариков» (а вернее — партийных «дедов» — от понятия «дедовщина») накопилось немало раздражения против новой партийной и хозяйственной «поросли».
И далее стандартное объяснение историками и политиками трагедии русских управленцев звучит так: «Хрущев вместе с Берией и Маленковым принимали самое активное участие в раскрытии "заговора" Вознесенского, Кузнецова и Родионова», — объясняет важный свидетель тех событий В.М. Молотов, совершенно «забывая» о Сталине, как будто его и не было.
Точно с такой же «дырявой» позиции объясняет и знаменитый генерал Судоплатов: «Мотивы, заставившие Маленкова, Берию и Хрущева уничтожить "ленинградскую группировку" были ясны как день: усилить свою власть. Они боялись, что молодая ленинградская команда придет на смену Сталину».
В мотивах вышеназванной группировки, даже ещё и в реваншистских мотивах, нет сомнений, всё верно. Но неужели Сталин, как болельщик на гладиаторской арене, равнодушно, безучастно наблюдал, как на его глазах репрессировали 2 тысячи талантливых советских управленцев, проверенных на деле в самых тяжелых годах Отечественной войны, а самых выдающихся из них в спешном порядке расстреляли?
Если встретите человека, который утверждает, что национальность не имеет никакого значения, то рекомендую к нему отнестись с пониманием — как к неграмотному, незрелому или безнадежно глупому человеку, но если этот человек уже не молод и вроде не дурак — то рекомендую к нему отнестись очень внимательно и бдительно — как к коварному плуту; об этом вопросе из своего опыта общения в диссидентской среде и осознания много объяснял А. Солженицын, доходчиво объясняя, кто является в человечестве самым ярым националистом. В рассматриваемой нами истории мы наблюдаем следующий факт — к 1948 году в СССР возникла заговорщицкая группа космополитов: Маленков — македонец, Каганович — еврей, Берия — грузин или мингрел, Хрущев — украинец, Микоян — армянин, симпатизирующий евреям по той простой причине, что у него дети — евреи, вследствие того, что у него жена Ашхен Лазаревна по национальности еврейка. И эта группа была немного ущемлена в своих властных полномочиях после войны не Кузнецовым или Вознесенским, а Сталиным, но мстительно ждала удобного момента ударить по молодым русским коллегам.
Эта группа обиженных партийных космополитов, ревностно относящаяся к своей власти, сгруппировалась против молодых русских управленцев, и в удобных случаях нашушукивала негатив против них Сталину. С одной стороны, Сталин мог этими группами манипулировать, у него была свобода маневра и мы это наблюдали, но с другой стороны, можно поставить риторический вопрос: к какой из этих партийных групп грузин или по другой версии (в книге 9 этой теме посвящена глава) — наполовину грузин и наполовину еврей Сталин был ментально, психологически ближе?
Стоит также подчеркнуть, что группа космополитов, объединенная общими чертами и проблемами, была конкретной партийной заговорщицкой против молодых русских выдвиженцев группой, а русские выдвиженцы не были таковой объединенной группой, и если я их таковой называю — то сугубо условно. Русские управленцы были примерно одногодками (Николай Вознесенский — 1903 г. рожд., Алексей Кузнецов — 1905 г., Михаил Родионов — 1907 г., Петр Попков — 1903 г., Яков Капустин — 1904 г., Алексей Косыгин — 1904 г. рождения и т.д.), были выходцами из одного социального слоя (в основном из крестьян и некоторые из рабочих), давно знали друг друга, несомненно поддерживали идеологический курс Сталина и его цели, не были ни в какой оппозиции и не группировались для защиты от удара коварных коллег-космополитов. Они даже не подозревали о надвигающейся опасности и общались между собой по работе. М. Родионов был первым секретарем Горьковского обкома и горкома и с марта 1946 года возглавлял правительство РСФСР, Куприянов возглавлял Карело-Финскую республику, Я. Капустин вместе с П. Попковым и П. Лазуткиным возглавляли Ленинград и Ленобласть, и, конечно, по партийной работе общались в Москве с А. Кузнецовым, а по хозяйственной — с Н. Вознесенским.
В видении русских управленцев — ничего не предвещало трагедии. Я уверен — уже в 1947 году вышеназванная группа космополитов была готова накопать липовый компромат против своих молодых русских коллег и разорвать их в клочья. А почему они этого не сделали в 1947 году? Ответ прост: Сталин в 1947 году был против этого. Накопать компромат само по ходу работы или по приказу могло только МГБ во главе с Абакумовым, а МГБ находилось не в подчинении Микояна, Берии, Кагановича или Маленкова и Хрущева, а только в подчинении Сталина. А Сталин в 1947 году ещё не собирался репрессировать русских управленцев. За труд (монографию) по экономике «Военная экономика СССР в период отечественной войны» Сталин в 1947 году наградил Н. Вознесенского Сталинской премией.
Но с 1947 года Сталин начал неспешно вести расчетливую «шахматную игру», которая закончилась в 1950-м. Родной младший брат Н. Вознесенского, также затем видный советский экономист, в своей книге мемуаров подчеркивал то, что я уже выше отмечал — Л.А. Вознесенский: «Воодушевлённые Победой и верой в начало новой, лучшей жизни люди творили чудеса, возрождая, казалось бы, окончательно погубленное фашистским нашествием; режим был прочен, как никогда, но Сталин видел: это уже не те, что раньше, это другие люди. Теперь не только он, но и они — победители».
Поэтому Сталин и праздничные военные парады 9 мая не проводил —чтобы лишний раз не возбуждать в народе эти чувства национальной гордости и достоинства.
Предположим — Сталин был обеспокоен ростом после войны русского самосознания, достоинства, — национализмом, и решил для острастки репрессировать большую группу «высунувшихся» самоуверенных русских управленцев и просчитывал негативные последствия: во-первых, потеря многих толковых управленцев — ответ: страна большая, можно заменить; во-вторых, может возникнуть в результате вопиющей несправедливости опасное возмущение русского народа — ответ: ерунда, «массы» неграмотны — это вопрос соответственного освещения в прессе — назовем врагами народа, заговорщиками, проведем соответственно в коллективах разъяснительные партийные собрания — поверят; в третьих, а кто из грамотных авторитетных русских мог бы возмутиться, разъяснить народу и представлять опасность? В отношении этих не мешало бы перестраховаться.
И здесь мы сталкиваемся с ещё одной неразрешимой для многих историков-сталинистов загадкой — над поведением «русского» Сталина, который в 1947 году вдруг неожиданно для многих вспоминает униженного в 1946 году и в определенной мере репрессированного — сосланного подальше от Москвы в Одесский военный округ — маршала Победы Георгия Жукова и возбуждает против него «трофейное дело». Хотя всем прекрасно было известно, что после тяжелейшей войны все выжившие в ней, от маршалов до солдат, везли из поверженной гитлеровской Германии домой трофеи и считали это правомерным, справедливым не только на правах победителей, но и как компенсацию за уничтоженные дома, мебель, лошадей, скот и т.д. По такому «трофейному» делу следовало судить всю многомиллионную советскую армию.
В ходе следствия над маршалом Жуковым Сталин выводит его из состава ЦК под одобрительные роптания группировки космополитов. Жуков возмущен, требует справедливости и рвется на прием к Сталину — якобы добрый умный царь, если ему сказать правду, то во всем разберется, справедливо рассудит и накажет подлых хулителей, но Сталин его не принимает, тогда Жуков пишет письмо Сталину с просьбой принять его для объяснений, в котором утверждает: «Вас обманывают недобрые люди (и т.д.)». Сталин молчит, не отвечает. Жуков пишет второе письмо — результат тот же. Жуков в тот момент не понимал ещё, что Сталину нужна была не справедливость, а совсем другое.
Совершенно неправильно разделять репрессии Сталина против Жукова, русских генералов и против «ленинградцев». Это разные части одного сталинского плана по очередной чистке; он решил понизить, срезать резко возросший во время войны во власти «русский фактор», за который сам в конце войны восторженно поднимал тост.
Андрей Жданов, единственный из высокопоставленных русских, имел постоянный рабочий доступ к Сталину и мог замолвить слово в защиту своих соплеменников. Но в январе 1948 года Сталин ставит А. Жданова в неприятное, щекотливое положение — почему-то именно ему поручает очередной раз допросить Жукова по «трофейному делу», и Жуков вынужден перед Ждановым оправдываться и рассказывать о своей личной жизни. В результате маршала Жукова в подвешенном состоянии, «на крючке» — с незакрытым «трофейным делом» Сталин отправляет ещё дальше от Москвы — в Уральский военный округ, где у сильно расстроенного и возмущенного несправедливостью «железного» Жукова на нервной почве случается первый инфаркт. Уничтожить знаменитого маршала было нецелесообразно, не прагматично, потому в любой момент «холодная война» могла перейти в «горячую», и находящийся за Уральскими горами Жуков мог ещё пригодиться.
Легендарный маршал Константин Рокоссовский не был русским, был чистокровным поляком, но среди военных и советского народа обладал не меньшим авторитетом, чем Жуков, причем —- относился к Жукову, несмотря на его опалу, с нескрываемым достойным уважением и не приветствовал против него репрессии. В начале 1949 года Сталин отправил К. Рокоссовского также подальше от Москвы — в Варшаву.
А чтобы надежно держать под полным контролем «испорченных» победным духом военных, Сталин, к огромному удивлению многих, в 1947 году делает кадровый «ход конем»: ставит во главе Советской армии никому не известного гражданского человека — бывшего в царские времена приказчика на частном хлебозаводе и затем бывшего главу Госбанка, «банковскую крысу» (в 1940-1945 гг., с которым вместе не решился проводить денежную реформу) Николая Булганина. И Сталин сразу дал этому не воевавшему человеку маршальское звание. Так что В. Путин с Д. Медведевым были не первыми, поставив во главе Российской армии директора мебельного магазина.
И — удивительная вещь: Николай Булганин сразу плотно примкнул к «партийным дедам» — к группе космополитов; Сталин подсказал или потрясающее чутьё?
Кроме испытания Жуковым, в 1948 году А. Жданов попал по неосторожности в серьёзную опалу. Его сын — Юрий Жданов был талантливым молодым человеком и возглавлял при ЦК отдел науки, и по своим должностным обязанностям в 1948 году вынужден был вмешаться в конфликт двух групп советских ученых селекционеров-генетиков, одну из которых составлял знаменитый украинско-еврейский боевой тандем Трофим Лысенко — Исаак Презент. А вся эта тема в связи с острым недостатком продовольствия в стране была очень актуальной, политической.
Самоуверенный украинский самородок Лысенко считал себя революционером в растениеводстве, «Мичуриным в растениеводстве», у него была своя теория быстрого изменения видов в зависимости от создаваемых условий, во многом расходящаяся с доминирующей на Западе, и в экспериментальной практике у него удачи чередовались с провалами. К его удаче можно отнести пропагандируемую им «революционную» практику, давно известную многим садоводам, примененную им при выращивании хлопка — если срезать верхушку дерева или растения, то сила роста по логике и на практике идет вширь, в «жир», в увеличение урожайности. А, например, к явным неудачам можно отнести его революционные рекомендации — сажать картофель в конце лета, чтобы сохранить крупные размеры клубней; к его неудачам следует отнести посев зерен в стерню.
Рис. Т. Лысенко.
И дело в том, что различные обсуждения, споры и дискуссии с Лысенко быстро выходили за рамки науки в идеологическую и политическую плоскость, благодаря его политическому «локомотиву» — неутомимому Исааку Презенту. Исаак Израилевич был ещё тот старый большевистский «презент»: марксист идеолог после окончания соответствующего обучения, который занял редкую пустующую до него нишу — «марксистской диалектики природы», и с 1932 года в паре с Лысенко он пробивал себе дорогу к славе не совсем научным способом.
«Как никто другой, Презент умел придать любой дискуссии характер обострившейся классовой борьбы», — отметил профессор Э.И. Колчинский в работе «Чем закончилась попытка создать пролетарскую биологию» (Вестник РАН, 2000 г.).
Ситуация очевидной ошибочности лысенковских теорий, практик и презентовских методов «научной» борьбы стала ясна только к 1955 году, когда после смерти Сталина произошел бунт большой группы ученых-биологов. Тогда 11 октября 297 советских ученых написали против Лысенко возмущенное письмо в ЦК КПСС, несмотря на то, что и у Н. Хрущева Трофим Лысенко и его боевой друг были в большом почете. А пока в 1948 году ситуация была иной: Юрий Жданов разобрался в перипетиях науки и спорах ученых и принял сторону критиков Лысенко и Презента. И 10 апреля 1948 года он выступил с критикой Лысенко на всесоюзном семинаре под названием «Спорные вопросы современного дарвинизма» перед областными лекторами, которые должны были нести знания дальше. Отец, А. Жданов, поддержал позицию сына.
Всё бы ничего, — но оба Ждановых не обратили внимание (как и многие наши историки) на один «нюанс», на огромную им угрозу, — ведь самым большим специалистом в этой теме издавна был Сталин, который внимательно изучил работы Ч. Дарвина и Ж. Ламарка и ещё в 1905 году написал и в 1906 году опубликовал в Вене свою работу «Социализм или анархизм?», в которой даже ввел термин «неоламаркизм». И законы биологии Сталин перенес в человеческое общество, на базе этого он создал целое мировоззрение, свой смысл жизни и борьбы — теорию и практику создания из разных наций и народов более справедливого и совершенного общества — советского общества, более совершенного народа — советского народа (Это я подробно объяснял в книге 7 этой серии).
И Сталин внимательно наблюдал за спорами в его любимой теме, а теперь ещё и важной экономической, продовольственной. Более того — как раз в этот период эта тема была для него болезненной, ибо наконец-то созданный в ходе войны советский народ (когда были «спрессованы», сплочены благодаря тяжелой войне, общей беде многие народы СССР в единый народ), его целостность и сама эта идея подвергалась угрозе со стороны еврейских националистов, и того гляди — ещё и со стороны воспрявших после войны русских националистов И когда возмущенные вышеуказанным семинаром и позицией Юрия Жданова Лысенко с Презентом стали пробиваться за подмогой к Сталину, то Сталин с радостью принял Лысенко, обсудил с ним любимые темы метаморфоз биологических видов, подтвердил: «Лысенко — это Мичурин в агротехнике» и пообещал единомышленнику полную всевозможную поддержку и защиту от врагов.
К тому же Лысенко попал к Сталину в удачный для себя период — как раз в середине мая 1948 года стало совсем понятно, что в истории с созданием Израиля неблагодарные евреи его издевательски «кинули» перед всей планетой и сошлись в объятиях с его главным врагом в холодной войне — с США. И разъяренный Сталин от негодования не знал, куда и на кого выплеснуть всю гамму эмоций, а тут как раз Ждановы решили загубить его любимую фундаментальную идею и его единомышленника.
Отец и сын Ждановы с ужасом поняли, что «попали» в сложнейшую ситуацию, здорово «влипли», и стали думать — как выйти из опасной ситуации. И 7 июля 1948 года Юрий Жданов написал личное покаянное письмо Сталину о своих ошибках в этом вопросе, но оно уже не помогло. На сессии ВАСХНИЛ, проходящей с 31 июля по 7 августа 1948 года произошел демонстративный разгром оппонентов Лысенко и Презента. Но это показалось Сталину мало — и в последний день работы сессии 7 августа «Правда» на всю страну опубликовала личное покаянное письмо Ю. Жданова Сталину.
К сожалению, мы не знаем историю борьбы А. Жданова за своего сына, его безуспешные ходатайства перед неумолимым Сталиным. Неудивительно, что после этого у Жданова-старшего не выдерживают нервы, резко пошатнулось здоровье, и он с сердечной болью попадает в больницу, а затем в партийную клинику, в которой 31 августа 1948 года «неожиданно» умер. В связи с этой смертью можно отметить ещё одних врагов Жданова, его высказывания по поводу «безродных космополитов» точно не нравились Л. Кагановичу и правой руке Берии — Израэловичу и заговорщикам-космополитам.
А гегелевская «хитрость истории» добавила к этому ещё одну интригу — за несколько дней до смерти Жданова к нему случайно зашла врач М.Ф. Тимашук, которая не была его лечащим врачом, но она его продиагностировала и с ужасом обнаружила, что лечащие врачи — «светила» советской медицины поставили А. Жданову неверный диагноз и, соответственно, — назначили неверное лечение. Поскольку речь шла о высокопоставленном советском и партийном чиновнике, то М. Тимашук о вопиющем случае сообщила «куда следует». Абакумов с сигналом Тимашук пришел на совет к Сталину, и этот «сигнал» решили положить «под сукно»; и оба достали его через три года — когда решили этот «сигнал» и скоропостижную смерть А. Жданова использовать для других целей.
И ещё один последний штрих в этой истории, который прекрасно вписывается в представленную картину и дополняет её — после смерти А. Жданову были отданы сугубо формальные почести. Постановление партии и правительства от 23 октября 1948 года «Об увековечении памяти А.А. Жданова», предусматривающее установку памятников в его честь в Москве и Ленинграде, не было реализовано. Когда такое было, чтобы Сталина ослушались, чтобы не выполнили его решение? Если только он сам об этом распорядится. Тем более не выполнила вышеуказанное постановление после смерти Сталина дорвавшаяся до власти группа космополитов.
Осенью 1948 года одновременно с началом репрессий в СССР против еврейских националистов по распоряжению Сталина началась подготовка к грандиозному делу против русских управленцев — «заговорщиков», началась «техническая работа» — усердный сбор против них компромата. О «преступлениях» русских управленцев рассказывает современный фанатичный сталинист и русофоб Сигизмунд Миронин («Сталинский порядок», М., 2007 г.):
«Ещё летом 1948 года партийная организация города Ленинграда и области в лице её руководителя П.С. Попкова обратилась к первому заместителю Председателя Совета министров СССР, члену Политбюро ЦК ВКП(б) Н.А. Вознесенскому с предложением взять «шефство» над Ленинградом. Вознесенский ответил отказом, однако не доложил в Политбюро об инциденте. Как оказалось, подобные разговоры велись также с А.А. Кузнецовым, членом Оргбюро, секретарем ЦК по кадрам».
Как видим — С. Миронин и абакумовские чекисты обнаружили сразу два «серьёзных преступления»: П. Попков совершил серьёзное «преступление» — обратился с «преступным» предложением о «шефстве» к Вознесенскому и Кузнецову, которые в свою очередь также совершили серьёзные «преступления» — не сообщили «куда следует» о «преступном» предложении, скрыли «гадюги» «преступника». Сговор; вот она — «русская послевоенная мафия» против Сталина.
Вскоре «откуда-то» стали появляться в народе упорные слухи о новых преступлениях русских управленцев, в частности — во время местных партийных выборов в ходе работы объединенной областной и городской партийной конференции в Ленинграде 25 декабря 1948 года при голосовании были сфальсифицированы 23 бюллетеня. Проверка подтвердила слухи. Фальсификаторами-преступниками стали организаторы этой конференции — руководство Ленинграда: Попков, Капустин и Кузнецов. В принципе, была такая партийная практика «корректировки» — даже в 1934 году на съезде Сталин «ого-го» скорректировал.
Затем «откуда-то» появились в народе возмущенные слухи, что в ходе проведения в январе 1949 года в Ленинграде совершенно ненужной Всероссийской продовольственной ярмарки (её проведение якобы не было согласовано с Кремлем — вольница, анархия) было загублено много необходимого стране продовольствия, а это — серьёзное умышленное вредительство. А поскольку это вредительство было скрыто от Кремля — то налицо антисоветский заговор.
В многострадальном Ленинграде с целью дополнительного обеспечения продовольствием голодных горожан Попков и Лазутин с разрешения А. Вознесенского и при согласовании с председателем Совмина СССР Н.И. Родионовым на основании решения Бюро Совмина СССР от 14 октября 1948 года о мероприятиях по реализации остатков товаров народного потребления организовали 10-20 января 1949 года продовольственную ярмарку, на которую пригласили товаропроизводителей из южных областей.
По «сигналам» провели проверку, которая якобы выявила нерачительное использование во время проведения ярмарки продовольствия — явное умышленное вредительство. А. Кузнецова за это преступление 28 января освободили от обязанностей секретаря ЦК и в феврале 1949 г. пока «сослали» на Дальний Восток секретарем Дальневосточного бюро ЦК ВКП(б). На место опального Кузнецова Сталин поставил Маленкова. А в Ленинграде расправа продолжалась: 22 февраля 1949 года на объединенном партийном пленуме города и области с гневной обличительной речью выступил Маленков, который обнаружил ещё одно преступление — ленинградский обком превратили в опорный пункт борьбы с ЦК, в альтернативный центр власти, заговор очевиден. И Пленум наказал «ленинградцев» — председателя счетной комиссии Тихонова исключили из партии, первого секретаря Попкова сняли с должности, Капустину и другим вынесли выговоры.
А поскольку Яков Федорович Капустин в качестве инженера был в 1935-1936 гг. в командировке в Англии, то его легко обвинили в работе на английскую разведку, и он был арестован за шпионаж в пользу Англии. Затем под жестокими пытками Капустин оговорил всё руководство Ленинграда и Ленобласти — это дружная антисоветская группа «заговорщиков» в составе более 75 человек.
Но под ленинградцев продолжали «копать» дальше и старания чекистов вознаградились необычайной находкой — в Музее обороны Ленинграда, конкретно — в мастерской музея нашли «кем-то» зарытый старый порох, — а это терроризм, подготовка диверсий в СССР.
Оставался ещё не тронутым, не пораженным авторитетный Николай Вознесенский. Но Госплан — это огромная статистика, а статистика — это очень зыбкая вещь, которую легко подвергнуть сомнению и, соответственно, обвинить во вредительстве, в заговоре и т.д. Что и было легко сделано — якобы Вознесенский умышленно подтасовал статистические данные. Хотя ещё и понятно, что над статистическими данными в стране работает весь огромный Госплан, огромное число сотрудников, которые готовили для Вознесенского различные доклады, и всех ему самому досконально физически невозможно перепроверить.
К тому же кто-то из единомышленников Берии, его старых агентов или новых Абакумова умышленно подставил Вознесенского. Эта операция получилась предельно простой. После очередного рутинного доклада правительству, составленного сотрудниками Госплана под руководством заместителя Госплана Помазнева, неожиданно сам Помазнев «вдруг» обнаружил неточность и написал докладную записку Н. Вознесенскому:
«Мы правительству доложили, что план этого года в первом квартале превышает уровень 4 квартала предыдущего года. Однако при изучении статистической отчетности выходит, что план первого квартала ниже того уровня производства, который был достигнут в четвертом квартале, поэтому картина оказалась такая же, как в предыдущие годы». Всё — это уже подстава в любом варианте; как теперь Вознесенскому дать «задний ход», объясниться со Сталиным и всем партийным руководством? В любом случае Вознесенский уже чувствовал себя виноватым — недосмотрел. И далее мог закопаться, выходя из этой ситуации, ещё хуже.
И Абакумов, Сталин и мстительная группа космополитов стали зловеще наблюдать за дальнейшими действиями Николая Вознесенского в этой тупиковой ситуации. Ещё раз подчеркну — уже при любых его дальнейших действиях Вознесенского можно было обвинить, он попал в установленный с помощью Помазнева капкан.
Николай Вознесенский поступил самым вероятным образом — не стал поднимать шум по этому поводу, не учинил разборки и никого не отдал под суд за ошибки в планировании, решил никого «вверху» об этой оплошности не оповещать, и, скорее всего, решил этот квартал молча мучительно пережить и планировал учесть эти неточности в дальнейшей работе и в следующем квартальном докладе, и на докладной записке Помазнева написал: «В дело», что фактически значило — «под сукно». Вот этого момента и ждали его враги. Агенты Берии или Абакумова выкрали из Госплана докладную Помазнева, и обрадованный успехом операции Абакумов помчался с компроматом на Вознесенского к Сталину.
У Сталина в этой ситуации было два варианта: или посчитать эту ошибку в квартальном планировании незначительной, случайной, ведь это не предательство, не подрыв государственных устоев, не серьёзное умышленное вредительство, и пожурить в личной беседе уважаемого им талантливого Вознесенского за халатность, чтобы лучше контролировал работу подчиненных, или — «раздуть из мухи слона» и поднять волну негодования против «негодяя» Вознесенского и довести всё дело до смертной казни. И, как показали следующие события, Сталин поступил по второму варианту, он ждал этого момента и поднял смертельную волну. Микоян вспоминал:
«Сталин был поражен. Он сказал, что этого не может быть. И тут же поручил Бюро Совмина проверить этот факт, вызвать Вознесенского».
Ранее — в 30-х годах, когда возникали подобные ситуации с высокопоставленными заговорщиками-троцкистами (я это подробно описывал в книге 9 этой серии) Сталин собирал всех вместе, причастных к ситуации, и устраивал разборки вплоть до очных ставок, при этом сам присутствовал и принимал активное участие. Теперь же Сталин не захотел сам разговаривать с Н. Вознесенским, а поручил это сделать комиссии в составе: Берия, Булганин и Маленков. То есть — отдал Вознесенского врагам на растерзание с заведомо известным результатом. Естественно, Николай Вознесенский рвался к Сталину на разговор для объяснений, но Сталин не пожелал с ним встречаться. А Берия, Булганин и Маленков написали в служебной записке Сталину то, что он планировал и ожидал с полной уверенностью:
«Товарищ Сталин, по Вашему указанию Вознесенского допросили и считаем, что он виноват». Это был приговор, оставались судебные формальности. Участвовавший в этой грязной истории опытный партийный интриган А. Микоян затем вспоминал: «После проверки на Бюро, где всё подтвердилось, доложили Сталину. Сталин был вне себя: "Значит Вознесенский обманывает Политбюро и нас, как дураков, надувает? Как это можно допустить, чтобы член Политбюро обманывал Политбюро?"». Сталин, как профессиональный актер, эмоционально доигрывал омерзительную игру со смертельным исходом для многих ни в чем не повинных людей.
Николаю Вознесенскому, как главе Госплана, инкриминировали: «обман государства», «попытка подогнать цифры под то или иное предвзятое мнение» (это можно прилепить к любому случаю), «неправильно воспитывает работников Госплана», «не проявляет обязательной, особенно для члена Политбюро, партийности в руководстве Госпланом и в защите директив правительства в области планирования», и что он якобы занизил плановые показатели на первый квартал 1949 года.
Но этих обвинений для смертной казни показалось мало, они были слишком поверхностные, зыбкие, поэтому вину Вознесенского решили усугубить оригинальным образом — назначенный вместо Вознесенского главой Госплана Максим Сабуров «обнаружил» пропажу множества секретных документов. Понятно, что в отсутствие Вознесенского могло умышлено «пропасть» что угодно.
«В Госплане СССР, которым руководил Вознесенский, за период с 1944 по 1949 год было утрачено значительное количество документов, составляющих государственную тайну СССР. Оказалось, что виноват Вознесенский. В числе документов, утраченных в 1944-1949 гг. значатся: «Государственный план восстановления и развития народного хозяйства на 1945 год. О расчетах нефтепровозок на 1945 год. Перспективный план восстановления народного хозяйства в освобожденных районах СССР» — смакует «преступления» Николая Вознесенского Сигизмунд Миронин.
Для «правильной» полноты картины осталось объединить все «преступления» русских управленцев в единый широкомасштабный националистический заговор и придать в прессе для «масс» этим «преступлениям» идеологический и политический характер.
«Родионов, например, предлагал не только создать Компартию Российской Федерации, но и учредить (как в других республиках — Р.К.) собственный российский гимн и флаг — традиционный триколор, но с серпом и молотом», — описывал С. Миронин очередное страшное преступление русских, — это ведь уже махровый национализм, русский фашизм. Кстати, вышеназванных опасных русских «преступников» обвинил в «великорусском шовинизме» не кто иной как усердно рекламируемый сегодня потомками по телевизору Анастас Микоян.
«Приведенные выше материалы убедительно доказывают, что члены ленинградской группы совершили тяжкие преступления против СССР. Сталин вел жесткую борьбу против нарушений плановой дисциплины и искажений отчетности, против халатности, групповщины и разделения СССР по национальному признаку», — чеканит сегодня оправдание Сталину С. Миронин.
В пропагандистском «объяснительном» письме Политбюро для прессы о честных работниках, доблестно защищавших блокадный Ленинград, говорилось: «В настоящее время можно считать установленным, что в верхушке бывшего ленинградского руководства уже длительное время сложилась враждебная партии группа, в которую входили Кузнецов, Попков, Капустин, Соловьёв, Вербицкий, Лазуткин. В начале войны и особенно во время блокады Ленинграда группа Кузнецова, перетрусив и окончательно растерявшись перед сложившимися трудностями, не верила в возможность победы над немцами. Группа Кузнецова вынашивала замыслы овладения руководящими постами в партии и государстве». Это была циничная ложь в отношении людей, переживших и победивших в блокаде.
Осталось понаблюдать за «технической» стороной расправы. С марта 1949 года начались репрессии против русских управленцев, вначале их снимали с государственных постов, а потом через некоторое время арестовывали. Алексея Кузнецова и Николая Вознесенского демонстративно арестовывали (в разное время) в августе 1949 года в бывшем кабинете Кузнецова, который теперь победно занимал Маленков, без санкции прокурора, — забыли о такой формальности. В обвинительном заключении говорилось, что Алексей Кузнецов не по приглашению Сталина в тяжелые для него 1936-1937 годы «обманным путем пробравшись в ЦК ВКП(б) повсюду насаждал своих людей — от Белоруссии до Дальнего Востока и от Севера до Крыма».
Репрессии против русских управленцев не случайно совпали с пиком репрессий Сталина против еврейских националистов, сионистов, которые мы рассматривали выше. Они как бы и проводились на фоне репрессий над русскими. Можно предположить, что Сталин для международной общественности хотел показать: я, как библейский Бог, объективен, я справедлив и суров, не глядя на лица и национальности, — вот какую расправу учинил над коренными.
Согласно данным Вадима Кожинова было арестовано по «ленинградскому делу» около 2 тысяч человек. В ходе следствия «русское дело» обросло дополнительными обвинениями — «преступники» хотели расколоть СССР — противопоставили Ленинград Москве, а РСФСР — СССР, планировали, соответственно, расчленить и компартию, приклеили уже упомянутое самое тяжкое обвинение — в русском национализме, в великорусском шовинизме.
Русских «преступников» вроде уже серьёзно наказали: скомпрометировали, дискредитировали, лишили карьеры и всякой перспективы, жутко пытали, и Сталин и Берия могли бы этих уже совсем неопасных людей сослать в концлагеря, или ещё мягче — в ссылку, как когда-то сослал «кровожадный» царь опасного террориста Ленина-Бланка в Шушенское, поохотиться на рябчиков, или опасного террориста Сталина в Туруханский край порыбачить, но «почему-то» вопрос по отношению к ним был принципиальный, как с русским царем, — ликвидировать, уничтожить, убить.
Специально для русских «преступников» Сталин приготовил «сюрприз», «презент». Благодаря инициативе А. Жданова в 1947 году Указом Президиума Верховного Совета СССР смертная казнь была отменена, а в ходе следствия по «русскому делу» по инициативе Сталина 12 января 1950 года смертную казнь опять вернули специально для уничтожения русских управленцев, позже её применят и против нескольких еврейских националистов. Для полноты картины стоит отметить постановление Совета министров СССР №416-159 сс «Об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных преступников», принятое 21 февраля 1948 года, в котором особо опасными преступниками назывались: «диверсанты, националисты и участники антисоветских организаций»; националистов Сталин приравнял к диверсантам.
Ю. Мухин, Г. Торбеев, П. Свечников и прочие фанатичные и лукавые сталинисты утверждают, что все стадии этого трагического спектакля от «повода» до решения расстрелять прошли без ведома Сталина или Сталина «развели», обманули, его использовали Берия, Каганович, Микоян и Хрущев, хотя по поводу этого периода и «русского дела» стоит отметить, что в отличие от 1951-1953 гг., в этот период Сталин был ещё в довольно хорошем телесном и интеллектуальном здравии, поэтому все вышеперечисленные оправдания сталинистов — это полная чушь, непорядочность, умышленная ложь ради идеализации и «святости» Сталина. Сколько можно? Либерал-демократы дружно врут одно, а фанатичные сталинисты — врут другое. Хватит, пора с этим заканчивать, и реально, истинно оценить прошлое, исторические личности и двигаться дальше вперед.
Можно и нужно отдать должное достижениям Сталина в индустриализации, в подъёме страны и особенно в Великой победе, но после очень трагической коллективизации и особенно после репрессий многих русских талантливых руководителей неверно писать так, как пишут в полном экстазе фанатичные сталинисты Торбеев Г.И. и Свечников П.Г. («Сталин Правда и вымыслы» 2006 г.):
«Сын Грузии, он стал великим русским патриотом, человеком русской культуры, отстаивающим интересы русского народа». А затем неприятные деяния Сталина решили прикрыть «загадками». Когда это Сталин успел стать русским? В грузинских духовных училищах? Затем в Вене или Стокгольме? Или под влиянием евреев Бланка-Ленина и Бронштейна-Троцкого? Может под влиянием местных аборигенов в Туруханском крае? Или в гражданскую — когда топил баржами русских военных спецов только по одному подозрению и уничтожал терских казаков? Во время борьбы против Троцкого? Во время уничтожения в течение пяти лет 8 миллионов русских и украинских крестьян или во время уничтожения в 1937 году русских священников? Только частично во время войны, и то, как мы наблюдали, — временно, он симпатизировал русским и делал в их сторону реверансы — только когда это ему было выгодно, когда нужно было использовать русский патриотизм.