ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как это ни прискорбно для самого вождя, но в послевоенные годы ему пришлось сражаться на два фронта. Против «безродных космополитов» в своей стране и за свое влияние в Европе. Поскольку главной своей задачей в Восточной Европе Сталин видел в укреплении контроля над сферой своего влияния.

Однако в Вашингтоне думали по-другому. И чтобы это влияние уменьшить, Америка решила помочь европейским государствам в деле послевоенного восстановления. «Это необходимо, — заявил госсекретарь США Д. Ачесон, — если мы стремимся сохранить наши собственные свободы и наши собственные демократические институты. Этого требует наша национальная безопасность». Она и на самом деле того требовала, поскольку Восточная Европа все глубже увязала в наброшенной на нее Сталиным сети, а Западная Европа находилась в самом что ни есть плачевном состоянии. Миллионы людей голодали и замерзали зимой 1946/47 года, и Америка очень опасалась, что Сталин сумеет воспользоваться быстро растущей там социальной напряженностью.

5 июня 1947 года госсекретарь США Д. Маршалл выступил в Гарвардском университете с программной речью, в которой изложил комплекс экономических и политических мер, получивших название «План Маршалла». Его основными целями являлись стабилизация социально-политической ситуации в Западной Европе, включение будущей Западной Германии в западный блок и уменьшение советского влияния в Восточной Европе. Предлагая эти меры, Маршалл выразил желание американского правительства «сделать все возможное, чтобы вернуться к нормальному экономическому положению, без которого не может быть ни политической стабильности, ни прочного мира».

«Наша политика, — заявил он, — направлена не против какой-либо страны или доктрины, а против голода, нищеты, отчаяния и хаоса». Ну а затем,

как бы между делом, предупредил Сталина, что все те, кто попытается использовать в своих целях экономическую ситуацию, встретят сопротивление США.

Могли ли принять участие в этой программе страны Восточной Европы? Могли. Но только с одним условием: не ориентироваться в своем экономическом развитии только на Советский Союз, который, по словам У. Клейтона, «должен был внести свой вклад в реконструкцию европейской экономики, в особенности стран, расположенных непосредственно к западу от его границ».

Сталин с интересом отнесся к этому предложению. Особенно поначалу, поскольку надеялся получить американские кредиты для восстановления Европы.

Как поговаривали, на его позицию повлиял академик Е. Варга, который выступал против участия в «Плане Маршалла», который, по его глубокому убеждению, был направлен на смягчение экономического кризиса в самих США. «Смысл плана Маршалла, — писал он, — следующий. Если уж в интересах самих США нужно отдать за границу американские товары на много миллиардов долларов в кредит ненадежным должникам, то нужно постараться извлечь из этого максимальные политические выгоды».

Думается, Сталин и без Варги понимал, зачем Америке был нужен этот план. И основной причиной его отказа принимать участие в реализации «Плана Маршалла» явилось нежелание вождя позволить Соединенным Штатам влиять на политическую ситуацию в Восточной Европе. Более того, он приказал саботировать англо-французскую инициативу и своим сателлитам. И вот какое послание получил И.Б. Тито от ЦК: «Мы получили сообщение о намерении югославского правительства отказаться от участия в парижском совещании 12 июля, созываемом англичанами и французами. Мы рады, что Вы проявляете твердость в вопросе об американских кредитах. Однако мы думаем, что все же было бы лучше принять Вам участие в совещании и послать туда свою делегацию и дать там бой Америке и ее сателлитам — Англии и Франции с тем, чтобы помешать американцам единодушно провести их план, а потом уйти с совещания и увести с собой возможно больше делегаций от других стран».

Приблизительно то же самое было продиктовано и лидерам Польши, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Венгрии, Албании и коммунистам Финляндии. Тем не менее западные страны очень надеялись на участие в совещании Польши и Чехословакии и хотя бы таким образом хоть как-то оторвать их от СССР. И тогда Сталин приказал советским послам в Белграде, Варшаве, Тиране, Хельсинки, Софии, Будапеште и Праге «посоветовать» руководству соответствующих стран «не давать ответ англичанам и французам до 10 июля, так как в некоторых других странах друзья высказываются против участия в совещании 12 июля, поскольку СССР в совещании не будет участвовать».

Сталин колебался. Ему очень хотелось на виду у всего мира сорвать парижское совещание, но он очень опасался, что искушение получить солидную американскую помощь может сыграть с ним плохую шутку и соблазнить правительства Польши, Чехословакии и Финляндии, где коммунисты не имели большинства. Но колебался он недолго, и буквально вдогонку за предыдущим посланием полетело новое. На этот раз уже с приказом отказаться от участия в совещании. Что же касается мотивов, то каждая страна могла предоставить их «по своему усмотрению».

Несмотря на дипломатический язык, это был самый настоящий приказ, что окончательно расставляло акценты в отношениях всех этих стран с Советским Союзом и не обещало им легкой и, что самое печальное, свободной жизни. И стоило только К. Готвальду заикнуться, что он уже дал свое согласие на участие, как Сталин вызвал его в Москву и устроил самый настоящий разнос за проявленную им вольность. Готвальд согласился и по возвращении в Прагу рассказал, что «никогда не видел Сталина таким рассерженным и что у чехословацкого правительства нет другого выхода, кроме как... скорее пересмотреть принятое им решение».

Отказавшись от участия в «Плане Маршалла», Сталин тем самым еще раз заявил о своем нежелании пускать в созданную им в Восточной Европе заповедную зону кого бы то ни было ни при каких условиях. Да и с какой стати в этом столь важном с точки зрения геополитики, стратегии и идеологии регионе должны были распоряжаться какие-то там американцы? К тому же именно здесь решался вопрос об образовании социалистического лагеря, центром которого должна была стать Москва, а владыкой — сам Сталин.

Как это ни удивительно, но от такого расклада выиграли обе стороны. США могли спокойно заниматься оздоровлением Западной Европы, а Сталин укреплять свое и без того уже мощное влияние на «братские» страны. Но в то же время неприятие Сталиным «Плана Маршалла» еще более резко разделило Европу на два уже враждующих между собой лагеря. Так закончилась эпопея с «Планом Маршалла», откровенное саботирование которого Сталиным еще более обострило его отношения с Западом.

Очередное обострение международной обстановки очень быстро сказалось на жизни советского народа. На этот раз оно ударило в первую очередь по евреям. Вообще же, после войны графа о национальности начинала значить очень много, поскольку Сталин взял курс на тот самый великодержавный шовинизм, за который некогда Ленин назвал его держимордой.

Выше уже говорилось о выселении в связи с войной целых народов из Поволжья, Северного Кавказа, Закавказья и о полнейшем разрушении их автономий и национальных культур. Свой счет могли предъявить вождю и народы Прибалтики и абхазцы, которые подвергались насильственной ассимиляции в рамках Грузии.

После того как в 1949 году Берия сочинит миф о наличии в Армении дашнакского подполья и Сталин даст разрешение на выселение десятков тысяч армянских семей из Грузии и Еревана, достанется и армянам. Как и всегда в таких случаях, выселение проводилось войсками НКВД, которые не либеральничали. И сколько страданий выпало на долю несчастных переселенцев на Алтай, знали только они сами.

Да и что удивительного, если Сталин с трибуны Мавзолея назвал русский народ «самой выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза». Что очень быстро выразилось в подмене пролетарского интернационализма государственно-националистическим мировоззрением.

Удивительно, но при Сталине в Москве не было воздвигнуто ни одного памятника ни Марксу с Энгельсом, ни даже самому Ленину. Зато напротив Моссовета появился огромный памятник основателю Москвы — Юрию Долгорукому, тупому и, по словам братьев Медведевых, жестокому князю XII века. И для того чтобы соорудить этого могучего всадника, который как бы обещает покарать своей мощной десницей любого, кто осмелится бросить ему вызов, Сталин приказал разрушить воздвигнутый здесь по предложению Ленина Обелиск свободы.

Понятно, что рано или поздно Сталин должен был обрушиться и на столь нелюбимую им еврейскую нацию. Судя по всему, этого часа он ждал чуть ли не полвека. И как тут не вспомнить высказанное им еще в 1907 году пожелание устроить в партии «еврейский погром». И хотя высказано оно было в шутку, глаза Сталина, по утверждению очевидцев, говорили о другом.

Конечно, отношение Сталина к евреям — дело самого Сталина. Но нельзя забывать, что его основными противниками до революции были именно евреи, из которых состояли меньшевики Закавказья. Да и в годы его борьбы с оппозицией, он, по сути дела, сражался с евреями в лице Троцкого, Зиновьева, Каменева, Радека, Сокольникова и других. Не забыл он и того, как «принимал» существовавшую во времена первых двух революций еврейскую коммунистическую партию (ЕКП), которая всегда являлась автономной. То есть тем, против чего всего так яростно выступал Ленин.

Почему до поры до времени ЕКП не стремилась ни к какому объединению? Только лишь потому, что не желала мешать свои ряды с представителями других национальностей? Или по той простой причине, что имела свои собственные, отличные от других партий цели?

«Называясь еврейской коммунистической, — пишет историк-писатель В. Карпов в книге «Генералиссимус», — эта партия в официальном уставе и программе имела соответствующую фразеологию, но на деле являлась еврейской сионистской организацией, которая ставила четкую задачу: в мутной воде революционной многопартийной неразберихи пробраться к власти и осуществить вековую мечту сионистов — прибрать к рукам Россию с ее бескрайними и природными богатствами.

Так ли это было на самом деле? Кто знает, может быть, и так... Зато точно известно другое: после прихода в октябре 1917 года к власти большевиков ЕКП на какое-то время как бы повисла в воздухе. И вот тогда, как уверяет все тот же Карпов, «кураторы» ЕКП «оттуда» приняли решение о ее слиянии с ВКП(б). Благо, что евреев в ней хватало. И в том, что евреи-большевики, повинуясь зову крови, будут помогать своим собратьям из ЕКП, «там» не сомневались.

«Оттуда» и «там» звучит, конечно, таинственно и даже зловеще, беда только в том, что для истории подобные категории не подходят. Но если мы вспомним историю с возвышением никому не известного Троцкого, которого буквально за уши вытащил на передовые позиции Парвус и К⁰, то ничего странного в высказанном Карповым (да и не только им) предположении нет.

Однако против слияния «братских» партий выступил сам Ленин. Понял ли Ильич истинные цели коммунистов-евреев (если они, конечно же, были) или побоялся усиливать и без того крепкие позиции рвавшегося к власти Троцкого, но всякий раз, когда с ним заговаривали о слиянии, давал резкий отпор. Тем не менее Троцкому, Зиновьеву и Каменеву удалось осуществить задуманное, и без одобрения уже лежавшего на смертном одре Ильича слить ЕКП с большевиками.

Что же касается генсека Сталина, то он был поставлен об этом в известность только... на январском пленуме 1923 года, когда совершенно неожиданно для него Каменев вдруг заявил: «Политбюро считает первым вопросом, вместо отчета товарища Сталина, заслушать сообщение о положении дел в дружественной нам еврейской компартии. Пришло время, товарищи, когда без бюрократических проволочек следует всех членов ЕКП принять в члены нашей большевистской партии».

Сталин слушал и не верил услышанному. Каменев говорил от имени членов Политбюро, в то время как ни о каком членстве ЕКП в партии большевиков там не было и речи! И судя по всему, Троцкий, Каменев и Зиновьев провели свое собственное, тайное от всех совещание, на котором и приняли идущее вразрез с линией Ленина решение. Сталин оказался в двусмысленном положении. Выступить с резкой критикой и сослаться на волю угасавшего вождя было не только не разумно, но опасно. Ленину оставалось жить недолго, и его, Сталина, просто-напросто съели бы все те, кому он отказал бы сейчас от приема в партию. А ссориться с людьми, которых прочили в преемники Ленина, было себе дороже. Молчание же грозило ему серьезным осложнением жизни. Партийные кадры являлись его епархией и разбавлять их кем попало у него не было никакого желания. Да и будут ли так уж безоговорочно ему подчиняться «братья» из ЕКП?

«Я не против приема нескольких тысяч членов еврейской коммунистической партии в российскую коммунистическую партию большевиков, — сказал Сталин после небольшой паузы. — Но прием должен быть без нарушения нашего устава — то есть индивидуальным. Все вновь вступающие, согласно уставу, должны представить рекомендации пяти членов нашей партии с пятилетним стажем. Я говорю об этом потому, что в программе еврейской коммунистической партии записано: евреи — божья нация, призванная руководить всем международным еврейским рабочим движением. В ЕКП принимаются только евреи. Необходимо, чтобы вступающие в нашу партию и вся ЕКП на своем съезде отказались публично от сионистских задач своей программы».

Как тут же выяснилось из резкой реплики крайне недовольного словами Сталина Троцкого, решение «отказаться от сионистской программы и просить о приеме всей партии в состав партии большевиков было принято еще на декабрьском пленуме ЦК ЕКП 1922 года.

— Я думаю, — заявил тогда Троцкий, — нельзя, как рекомендует Сталин, начинать нашу совместную деятельность с недоверия, это будет оскорбительно.

— Исполком Коминтерна, — поспешил ему на помощь Зиновьев, — рассмотрел обращение ЕКП и... принял соответствующее решение.

Зачитав заранее подготовленный документ, Зиновьев взглянул на внимательно слушавшего его Сталина. «Таким образом, — закончил он, — решение Исполкома Коминтерна принято, и оно обязательно для РКП(б). Напрасно товарищ Сталин пытается усложнять этот вопрос».

Прекрасно понимая, какая ему грозит опасность, Сталин все же не смирился и предложил дать задание исполнявшему обязанности председателя партийной контрольной комиссии Куйбышеву «проработать условия приема еврейских партийных организаций в состав РКП(б)». Однако председательствующий на заседании Каменев словно не слышал его реплики и... предложил «заслушать отчет товарища Сталина о работе канцелярии Политбюро». Сталину ничего не оставалось другого, как проглотить обиду. Да, с ним говорили довольно корректно, и тем не менее он получил весьма чувствительную пощечину. Ему в какой уже раз указали на его место «начальника канцелярии» и пусть и в весьма доходчивой форме предупредили не лезть в большую политику, которую его сторонники по «триумвирату» предпочитали решать без него.

9 марта в «Правде» почему-то самым мелким шрифтом было напечатано постановление ЦК о «вхождении ЕКП и ее отдельных членов в состав РКП(б). О чем ярый противник этого вхождения Ленин так никогда и не узнал.

Что же касается жестоко подставленного Сталина, то тогда он спорить не стал, но еще одну зарубку на память сделал. И эта зарубка очень дорого обойдется всем тем, кто посмел не считаться с ним. Хотя ничего странного в поведении Троцкого и компании не было. Решал же сам Сталин с теми же Зиновьевым и Каменевым все наиболее важные вопросы сначала между собой и только потом доводил их до сведения остальных членов Политбюро и ЦК. Обидно, да, но в любом случае предсказуемо...

Чем все это кончилось? Да только тем, что советскую власть в стране стали определять как власть жидовскую, о чем будет в свое время серьезный разговор в Политбюро. И если взглянуть на созданный стараниями Троцкого Военный комиссариат, то из 43 его членов не было ни одного русского, в то время как евреи получили 34 места. Не лучше дело обстояло и в других организациях, включая знаменитую ЧК — ОГПУ.

При этом евреи и не подумали менять свои вымышленные фамилии. Бронштейн остался Троцким, Апфельбаум — Зиновьевым, Розенфельд — Каменевым, Гаухман — Свердловым, Губельман — Ярославским. Да заговори после победы в Гражданской войне газеты о Бронштейне, а не о Троцком, никто в стране и не понял бы, о ком идет речь.

Но... вряд ли все дело было только в известности. И автор «Генералиссимуса» объясняет это в первую очередь тем, что, руководя православной страной, все эти люди не желали подозрительности, особенно при своих не всегда благовидных делах. Поскольку то, что могло сойти с рук русскому, с евреем могло бы и не пройти.

Конечно, ни в коем случае нельзя ставить знак равенства между талантливым еврейским народом и сионистами, как нельзя ставить его между фашизмом и немецким народом. И немец, и еврей есть категории национальные, тогда как понятия «фашист» и «сионист» несут в себе уже вполне определенное политическое содержание.

Другое дело, что слишком часто форма может в значительной степени определяться содержанием, и сионизм со всеми своими идеями о «богоизбранности» еврейского народа и его праве на мировое господство появился далеко не на голом месте.

Что же касается самой России, то идеи сионизма стали проникать в нее еще задолго до октябрьского переворота. И уже тогда во главу угла мировым сионистским центром ставилась грандиозная задача по завоеванию Евразии. Потому и становились агенты сионизма членами практически всех существовавших в то время политических партий.

Ну а если вспомнить таких одиозных личностей, как благодетели Троцкого Парвус и Ганецкий, то даже не при очень большом желании на борьбу Сталина с Троцким можно взглянуть совершенно под иным углом зрения. А на самого Льва Давидовича как на одного из проводников сионистских идей. И не потому ли с такой ненавистью и остервенением именно Троцкий и его присные набрасывались на Русскую Православную Церковь, прекрасно понимая, в чем сила России. Конечно, и Ленин, и Сталин тоже весьма преуспели в ее разгроме и растлении русской православной души. Вся разница только была в том, что они боролись с религией как истинные революционеры, которые несли завоеванному им народу совершенно другую веру — марксистскую. И в отличие от тех же Троцкого и Ленина, ненавидевших и презиравших все русское, Сталин знал и ценил великую русскую культуру...

Но как бы там ни было, Сталин на протяжении многих лет относился к евреям весьма терпимо. По той простой причине, что слишком уж много их проникло во все государственные структуры и начать кампанию против них, означало настроить против себя весь мир. Да и время еще не пришло...

Был еще один фактор, который удерживал Сталина от немедленной расправы с евреями: Гитлер! Именно он преследовал евреев, и, конечно же, Сталин избегал нежелательных для него сравнений с фашистским фюрером. Потому и была создана уже в 1934 году в СССР Еврейская автономная область с центром в Биробиджане, и, хотя после разгрома троцкистско-зиновьевской оппозиции число евреев в Политбюро уменьшилось, никаких преследований евреев в СССР не было.

Еще в 1931 году Сталин говорил, что антисемитизм является крайней формой расового шовинизма и наиболее опасным пережитком капитализма. Но сказать еще не значит принять, и уже во времена террора 1930-х годов он со всей своей хваленой памятью напрочь позабыл об этой самой «крайней форме» и со всей силой ударил по многим еврейским организациям. Были репрессированы почти все руководители Еврейской автономной области. В 1936 году в Белоруссии было организовано дело о еврейской «фашистской организации» и версия о создании бывшими лидерами БУНДа союзной подпольной еврейской организации. Да и во время войны Сталин настоял на ряде мер, ограничивавших права евреев.

В 1942 году начальник Г.Ф. Александров направил в ЦК секретную записку «О подборе кадров в искусстве». В ней он утверждал, что во многих связанных с искусством организациях «оказались нерусские люди» (преимущественно евреи). И оказались они на своих местах «вследствие многолетнего извращения национальной политики партии».

Как этот человек смог сделать подобное заявление и как можно было не заметить «многолетнее извращение» политики партии? Да, Александров занимал весьма ответственный пост, но он не был членом Политбюро и вряд ли бы осмелился на свой страх и риск, что называется, высовываться. И остается предположить, что либо он прекрасно знал о дувших на самом верху ветрах, либо написал записку под диктовку очень влиятельного человека, непосредственно связанного со Сталиным.

С этой записки и начались пока еще негласные чистки, под которые подпадали в первую очередь служащие управленческого аппарата и творческая интеллигенция. В ЦК стали сразу же приходить письма от «обиженных», которые просили у партии защиты от новоявленных антисемитов. И пока шла война и нужно было сохранение монолитности, Сталин (через Жданова) одергивал зарвавшихся шовинистов, пусть не всегда, но одергивал. Именно тогда Жданов по-настоящему столкнулся с Маленковым, поскольку в 1944 году отругал последними словами его протеже Александрова за поддержку группы историков-великодержавников. Тогда же Жданов и выдвинул более либеральную версию советской государственно-патриотической доктрины. Он подготовил для Сталина тезисы по вопросам истории СССР, в которых называл антисемитизм «неотъемлемой принадлежностью великодержавной политики царей».

Ну а в качестве альтернативы между тем самым великорусским шовинизмом, в котором Ленин в свое время обвинял самого Сталина, и местным национализмом Жданов предложил отныне считать, что советский патриотизм, с одной стороны, «вырос на почве интернационализма», а с другой — «не имел ничего общего с безродным и беспочвенным космополитизмом» и основывался на «любви всех советских людей к своему социалистическому Отечеству». 17 ноября 1944 года «Правда» с подачи Жданова дала классическое определение советского патриотизма, которое принадлежало самому Сталину.

Впрочем, была и другая причина, по которой дело так пока и не дошло до массовых гонений на евреев. Вождь имел на них свои виды, и именно через них собирался выбивать у Запада деньги. Как это уже было в 1920-х годах. Тогда мировое еврейство успокоилось за судьбу своих российских собратьев, которым, по его мнению, при советской власти уже не грозили никакие погромы. И именно это благоприятное международное сочувствие облегчало советским правителям получение весьма солидной западной помощи, среди которой выделялась американская.

Но как только текущие с Запада денежные потоки стали мелеть, а «руководящий орган еврейско-американской благотворительности» («Джойнт») прекратил свою работу в Европе, большевики нашли новую приманку. И на этот раз ею стал вопрос о еврейской земельной колонизации.

Надеясь увеличить вместе с западными еврейскими симпатиями и омелевшие денежные реки на благоустройство евреев, большевики заговорили о колонизации 100 тысяч еврейских семей. При этом они отмечали, что «помощь советской власти переходу еврейской бедноты на землю» представляет собой явление огромного международного значения.

Известный большевик, а по совместительству, по словам С. Семанова, и сионист Ю. Ларин (М.А. Лурье) разработал план по переселению в Крым 280 тысяч евреев для создания еврейской автономии. Троцкий, Каменев, Бухарин и Цюрупа поддержали этот проект.

Большевики все рассчитали правильно, и могучий «Джойнт» очень быстро откликнулся на призыв поучаствовать в задуманном ими проекте. «Крым, — писала «Джуиш кроникл» в октябре 1925 года, — предположено сделать заместителем Палестины... Богатая земля Украины открыта для них (для евреев. — Прим. авт.), и плодородные поля Крыма улыбаются страждущему еврею... Москва явится покровительницей русского еврейства и потому может претендовать на моральную поддержку евреев всех стран; к тому же «этот план ей ничего не стоит, потому что американские евреи покрывают расходы».

По разным причинам с Крымом в 1920-х годах так ничего не вышло, однако Сталин и на этот раз решил подоить через все тот же «Джойнт» богатых американских евреев. Для чего и создал в самом начале войны с целью установить отношения с влиятельными международными еврейскими (в том числе и сионистскими) кругами Еврейский антифашистский комитет (ЕАК). Во главе комитета был поставлен известный актер и режиссер С. Михоэлс, правой рукой которого стал еврейский поэт Фефер Ицсиг (Исаак). И если верить Судоплатову, Фефер был давним агентом НКВД, а сам Михоэлс находился в агентурной разработке чекистов уже с 1935 года.

ЕАК развернул бурную деятельность, и советские евреи снова заговорили о возрождении крымского проекта. Отправившийся летом того же года в США Михоэлс получил устное согласие Молотова о намерении советского правительства пойти им навстречу и перевести еврейскую автономию из Биробиджана в Крым.

Надо полагать, что такое согласие дал, конечно же, сам Сталин. Каким бы могущественным человеком ни был Молотов, он вряд ли решился бы делать столь ответственные заявления. В то время как сам Сталин играл, по сути дела, беспроигрышную партию, и в любом случае стрелочником оказался бы Молотов... Думается, что Сталин вряд ли собирался отдавать Крым и, получив деньги на обустройство евреев, а заодно на военные и послевоенные нужды, он нашел бы удобный способ оставить их ни с чем.

Поездка Михоэлса в Америку превзошла все ожидания, идея создания еврейской республики в Крыму получила огромную поддержку и обещала еще невиданную до сей поры финансовую помощь от США. «Этой помощи, — заверял Соломон Михоэлс, — хватит не только на обустройство евреев в Крыму, но и на восстановление пострадавшего во время войны народного хозяйства». Он выступал настолько убедительно, что американские евреи начали оказывать весьма ощутимое давление на правительство с требованием открыть Второй фронт и покупать оружие и продовольствие для Красной Армии.

Ощущая столь мощную поддержку, в феврале 1944 года ЕАК направил Сталину специальный меморандум за подписями Михоэлса, Ферера и Эпштейна, в котором содержалось предложение вернуться к «крымскому проекту» 1920-х годов.

Все было рассчитано правильно: днем раньше Сталин приказал Берии приступить к выселению из Крыма татар. Ну и, конечно, большую роль сыграло и то, что такие влиятельные члены Политбюро, как Молотов, Каганович и Ворошилов, склонялись к крымской идее. За «крымский вариант» выступил и заместитель министра иностранных дел Лозовский. Одним словом, это было время больших надежд...

Однако эйфория оказалась преждевременной: Сталин своего согласия на «крымский проект» не давал. И не только потому, что, пообещав деньги, американские евреи не спешили давать их. Вряд ли, если бы они ему их даже перевели, Сталин отдал (а по сути дела, продал бы) Крым. Слишком уже велико было стратегическое значение полуострова для страны и слишком велика опасность, что в случае войны с Америкой еврейское население Крыма отнесется к противнику СССР с большей симпатией. И не случайно расхожим вопросом в начале 1950-х годов у арестованных евреев был следующий: «Ведь вы против Америки не пойдете? Нет? Значит, вы наши враги!» Просто и ясно...

Сталинскую идею подхватит и Хрущев, который будет постоянно заявлять, что Крым «не должен стать центром еврейской колонизации, так как в случае войны он был бы превращен в плацдарм против Советского Союза». Поэтому, наверное, и подарит спьяну этот самый «плацдарм» Украине. Чтобы России легче было...

Впрочем, если верить Судоплатову, Сталин обсуждал с американскими сенаторами «план создания еврейской республики в Крыму и возрождения Гомельской области, места компактного проживания евреев в Белоруссии». При этом Сталин просил сенаторов «не ограничивать кредиты и техническую помощь этим двум регионам».

Но... обсуждать еще не значит отдать. Сегодня уже никто не скажет, что на самом деле думал по поводу «еврейского Крыма» Сталин. Но, зная вождя, вряд ли можно сомневаться в том, чтобы он не нашел благовидный повод (даже получив деньги) оставить евреев в Сибири или отдать им Поволжье.

Что же касается ЕАК, то, чувствуя мощную поддержку как за рубежом, так и в Политбюро, его лидеры активизировали свою деятельность, которая все больше не нравилась компетентным органам. И уже очень скоро министр госбезопасности Абакумов в своем докладе на имя Сталина обвинил ЕАК в националистической пропаганде и в том, что его лидеры «ставят еврейские интересы выше интересов страны». При этом он умело сыграл на неприязни, которую Сталин испытывал к мужу Светланы — Г. Морозову, еврею по национальности.

Сталин ознакомился с оперативными данными на Михоэлса, который якобы старался войти в доверие Морозова и через Светлану добиваться «улучшения положения еврейского населения и еврейской культуры». Прочитал он и показания одного из арестованных по делу ЕАК, который показал, что, будучи в США, Михоэлс «вступил в контакт с сионистскими кругами, которые проявляли большой интерес к браку Светланы с Григорием Морозовым...» Конечно, вождю это не нравилось, но еще больше ему не нравилось, что созданный для нужд войны ЕАК со своей газетой и издательством стал к этому времени как бы духовным и физическим представительством советских евреев.

Не мудрствуя лукаво, Сталин начал с одной из самых видных фигур ЕАК — Лозовского, который, по словам того же Ферера, являлся «вдохновителем» ЕАК, находился в курсе всей его деятельности и был его фактическим руководителем. Все было сделано в лучших советско-сталинских традициях. В комитет приехала проверочная комиссия из Агитпрома ЦК, которая чуть ли не с порога обвинила его в том, что «аппарат засорен... (в нем) недопустимая концентрация евреев». Что, конечно же, не могло не выглядеть странным. А кто же еще, помимо евреев, должен был работать в еврейском комитете? Китайцы?

Лозовский был снят с поста заместителя министра иностранных дел, а затем уволен из Совинформбюро. Напряжение нарастало, и в сентябре 1946 года очередная проверочная комиссия пришла к выводу, что вместо того, чтобы «вести боевую наступательную идеологическую борьбу с западной, и прежде всего с сионистской деятельностью, пропагандой... ЕАК продолжает линию буржуазных сионистов и бундовцев и по существу... борется за реакционную идею единой еврейской нации».

Было указано и то, что «работа среди еврейского населения Советского Союза не входит в обязанности ЕАК» и все свое внимание комитет «должен был сосредоточить на решительной борьбе против попыток международной реакции и ее сионистских агентов».

Однако к настоящим гонениям на евреев Сталин так пока и не приступил. Сионисты не ладили с англичанами, и не желавший укрепления англичан на Ближнем Востоке Сталин принял сторону первых. И уж, конечно, дело было не в каких-то там его симпатиях к евреям. Речь шла о создании государства Израиль, и в его лице Сталин намеревался получить на Ближнем Востоке сильную опору. И именно он сыграл одну из заглавных ролей в создании независимого еврейского государства, всячески поддерживая евреев через ООН. В мае 1947 года он в течение каких-то двух суток не только признал де-юре независимый Израиль, но и осудил выступивших против него арабов.

«Как бы радикально ни изменилось советское отношение к нам за последующие двадцать пять лет, — писала в своих мемуарах Голда Меир, — я не могу забыть картину, которая представлялась мне тогда. Кто знает, устояли бы, если бы не оружие и боеприпасы, которые мы смогли закупить в Чехословакии?.. Америка объявила эмбарго на отправку оружия на Ближний Восток... Нельзя зачеркивать прошлое от того, что настоящее на него не похоже, и факт остается фактом: несмотря на то, что Советский Союз впоследствии так яростно обратился против нас, советское признание Израиля... имело для нас огромное значение».

Ну а если вспомнить, что говорилось это в 1973 году, можно (и нужно) только поблагодарить Голду Меир за то, что, отдавая дань прошлому, она не опустилась до лжи. «Позиция Советского Союза, — вторил ей в своем научном труде израильский политолог Й. Говрин, — высказанная в решительной форме, оказала определяющее влияние на формирование решения, которое привело к прекращению действия британского мандата на Палестину и провозглашению 15 мая 1947 года государства Изариль...

Советский Союз признал Израиль де-юре 17 мая 1947 года. Он был первой страной, полностью признавшей Израиль... В те судьбоносные дни Советский Союз... действовал как через ООН, где он резко осудил вторжение арабских армий на территорию Израиля и призвал к их немедленному выводу... так и оказывая Израилю через Чехословакию военную помощь, жизненно необходимую для отражения вторгшихся армий. Советский Союз ожидал, что в ответ на политическую и военную помощь Израиль встанет на его сторону в конфронтации между блоками».

Но, увы... этого он так и не дождался, и Израиль встал на сторону США, которые признали его лишь спустя восемь месяцев, когда стало ясно, что Израиль будет ориентироваться на них. Более того, до самого дня провозглашения независимости Израиля Америка желала предоставить Палестине статус особой территории под опекой ООН и управлением генерал-губернатора, назначаемым ООН.

Не ожидал Сталин и того, что советские евреи слишком уж воспрянут духом и призовут ЕАК собирать средства для израильской армии. А наиболее горячие головы потребуют создать специальную еврейскую дивизию и отправить ее на Синайский полуостров. Далеко идущих выводов он пока не делал, но насторожиться, конечно же, насторожился.

К великому неудовольствию Сталина, он проиграл сражение за Израиль, и только одно это уже превращало всех советских евреев в его глазах в «пятую колонну» американского империализма. И именно ЕАК обвиняли теперь в том, что американские евреи не дали ни единого цента на образование «крымской еврейской республики». Хотя причиной отказа США дать обещанные ими 10 миллиардов долларов на восстановление СССР стала «холодная война». Положение евреев в Советском Союзе осложнялось еще и тем, что бежавшие в первые недели войны евреи стали, по выражению Хрущева, слетаться на Украину «как вороны». Их дома уже были заняты местными жителями, и на этой почве возникало множество конфликтов. Дело чуть было не дошло до погромов в Киеве, и, конечно же, Михоэлс и ЕАК защищали своих единоверцев как могли.

Что это означало? Да только то, что эра, по большому счету, вынужденного либерального отношения к евреям заканчивалась, и теперь им предстояло познать на собственном опыте тяжелую ненависть вождя. Ни о каком Крыме не могло уже идти и речи, и ЕАК был обречен. Как и его руководители...

7 января 1948 года Михоэлс вместе с Голубовым отправился в Минск. 12 января их пригласили на еврейскую свадьбу. А на следующий день Сталину доложили о том, что Михоэлс попал под грузовик.

— Ну задавили! — произнес он таким тоном, что у находившихся на другом конце провода людей не осталось никаких сомнений: иных версий нет и быть не может.

«Я отлично помню, — вспоминала Светлана Аллилуева, — эту интонацию, это был не вопрос, а утверждение, ответ. Автомобильная катастрофа была официальной версией, предложенной моим отцом, когда ему доложили об исполнении...

Отцу везде мерещились «сионизм» и «заговоры».

— Сионисты подбросили тебе твоего первого мужа, — часто повторял он мне. — Сионизмом заражено все старшее поколение, а они и молодежь учат.

Спорить было бесполезно. Это было уже патологией, это была мания преследования от опустошения, от одиночества... Он был предельно ожесточен против всего мира».

На самом же деле в Минске произошло следующее. На той самой даче, где якобы должна была состояться свадьба, Михоэлса и его спутника встретили чекисты. Насмерть забив их дубинками, они раздавили их грузовой машиной и выбросили трупы на одной из самых глухих улиц Минска. Операцией руководил первый заместитель Абакумова С.И. Огольцов.

Посвятивший убийству Михоэлса целую книгу писатель А. Борщевский пишет, что когда министр внутренних дел Белоруссии доложил союзному министру о случившемся, тот без особого интереса ответил:

— Поиск преступников продолжайте, но... не особо копайте...

Нетрудно себе представить, что после такого напутствия начальника, следствие, так, по сути дела, и, не начавшись, тут же закончилось.

Был ли Сталин непосредственным инициатором убийства Михоэлса? Ю.В. Емельянов в своей книге «Сталин на вершине власти» так отвечает на этот вопрос: «Трагическая гибель в январе 1948 года спасла его (Михоэлса. — Прим. авт.) от тюрьмы. Но вот кому эта гибель была нужна, это не пустой вопрос. Думаю, Сталин в этом был абсолютно не заинтересован. Скорее всего, опасались живого Михоэлса сионистские круги, которые могли быть засвечены в ходе неизбежного следствия. Тем более что распад брака Светланы и Григория показал бесплодность их усилий. Зато его гибель можно было использовать для очередного запугивания еврейской интеллигенции, подбивая ее к эмиграции».

Весьма спорное утверждение. Хотя бы потому, что для этого «убравшие Михоэлса сионистские круги» должны были, по крайней мере, руководить всей системой государственной безопасности в СССР. И если бы это было на самом деле так, то, надо полагать, в первую очередь полетели бы головы не каких-то там михоэлсов, а голова самого Сталина, стоявшего на пути создания еврейской республики в Крыму. А уж с Молотовым эти самые круги как-нибудь договорились бы.

Что же касается «засвечивания» сионистских кругов в «ходе неизбежного следствия», то весь мир уже давно знал, как добиваются «правдивых» показаний сталинские следователи, и вряд ли бы даже самое неправдоподобное заявление Михоэлса смогло бы удивить кого-нибудь. А если советская контрразведка не знала всех этих отъявленных сионистов в лицо, то мы зря столько лет гордились нашими чекистами.

О том, что инициатива убийства Михоэлса исходила от Сталина, поведал и сам Абакумов. Правда, уже после того, как оказался в наручниках в Лубянских подвалах. Согласно сделанному им на следствии признанию (вот только чего оно стоит), именно он сообщил Сталину о поездке Михоэлса в Минск.

— Там все и сделайте, — якобы приказал тот.

После смерти Сталина Абакумов станет еще откровеннее и прямо скажет: «Сталин дал мне срочное задание быстро организовать работниками Министерства госбезопасности ликвидацию Михоэлса под видом несчастного случая». И оснований не верить этому человеку нет. Да, он верой и правдой служил Сталину, за что, в конце концов, и поплатился. Но именно он был одним из тех немногих, у кого хватило силы духа и мужества достойно вести себя даже в тюрьме. Особенно если вспомнить, что держали его, по сути дела, в кандалах. Но даже в таких страшных условиях Абакумов не лебезил и не заигрывал со своими следователями, одним из которых, кстати сказать, был тот самый Рюмин, который сыграл столь роковую роль в его судьбе. Единственное, о чем он просил бросивших его в тюрьму Маленкова и Берию, так это освободить его жену и маленького ребенка.

Конечно, версий о причинах убийства Михоэлса хватало, и одной из самых распространенных явилась та, согласно которой вождь приказал соответствующим службам во что бы то ни стало найти источник информации о его плохом здоровье для американской прессы.

Несмотря на все свои старания, МГБ так и не смогло установить, кто «сливает» американцам столь болезненные для вождя сведения. Хорошо зная крутой нрав вождя, гэбисты и придумали тот самый вариант, который мог успокоить Сталина. Так появилась версия о том, что все слухи о неважном здоровье Сталина поступали от родственников его жены, которых тут же арестовали. Как эти сведения попадали за границу? Да все через тот же ЕАК, который еще с войны снабжал средства массовой информации всего мира сведениями о жизни в СССР. Ну а для пущей убедительности была составлена оперативная сводка, согласно которой Михоэлс с некоторых пор стал проявлять повышенный интерес к здоровью Сталина.

Последовал арест вхожего в дом Аллилуевых человека, которого часто можно было видеть и в ЕАК. И если верить гэбэшным документам, то именно 10 января Сталину представили доклад о том, как весь мир узнает о состоянии его и на самом деле пошатнувшегося здоровья. И если это было так, остается только пожалеть возглавлявших силовые ведомства людей. Да и каким же надо быть недалеким человеком, чтобы попытаться обмануть Сталина, предлагая ему Михоэлса в качестве козла отпущения за игры американской прессы!

А если бы эти публикации после убийства Михоэлса не только бы не прекратились, а наоборот, усилились? Что тогда? А тогда рассвирепевший вождь приказал бы раздавить всех этих абакумовых и кругловых тем же самым грузовиком, который переехал Михоэлса.

Да и что странного было в сообщениях о плохом здоровье Сталина? Ему было 70 лет, и достаточно было только взглянуть на него, чтобы понять: ни о каком здоровье не могло быть и речи. Помимо всего прочего, в Управлении стратегическими службами работали далеко не самые глупые люди, которые прекрасно понимали, как можно нервировать и без того уже начинавшего впадать в старческий маразм советского вождя. Да и как-то сложно представить, чтобы сионистские круги не интересовались «своим» человеком, который стал зятем всемогущего диктатора.

Что же касается самого Михоэлса, то он, по версии Абакумова, подозревался «в сборе личных сведений о вожде» и проявлял «повышенный интерес к личной жизни главы советского руководства». Да и сам ЕАК, по мнению чекистов, «по заданию американской разведки добывал сведения о жизни И. Сталина и его семьи».

Да, Сталин, если, конечно, он приказал убить Михоэлса, совершил очередное преступление. Но так ли уж был невинен сам знаменитый режиссер? Что бы там ни рассказывали о его прекрасных личных качествах, но он ездил в Америку за деньгами. И вряд ли те люди, с которыми он имел дело, обещали ему эти деньги, и деньги немалые, только за красивые глаза. И уж, конечно, от него потребовали определенных услуг.

Ну а если американская разведка упустила бы столь удобный шанс заполучить своего человека в СССР, то в таком случае работавшие в ней люди зря ели свой хлеб. И вербовка Михоэлса была ее первой задачей сразу же после того, как режиссер вступил на американскую землю. Другое дело, что из этого вышло бы...

Возможно, Сталин и на самом деле был ожесточен против «всего мира», как считала его дочь. Но был ли этот самый мир так уж добр к нему и возглавляемой им стране? Да, ему мерещились заговоры, но и это было, по большому счету, в порядке вещей. И вряд ли было бы для страны лучше, если бы он этих заговоров не видел и отдал бы Крым евреям. Думается, Россия вряд ли бы выиграла от такого подарка.

Тем не менее Михоэлс был похоронен с соответствующими почестями, И. Эренбург в очередной раз поизощрялся на гражданской панихиде в изящной словесности и с великой грустью говорил о «большом советском гражданине» и «большом художнике».

* * *

Что же касается истинных причин расправы сначала с ЕАК и его лидерами, то они видятся все же в другом. В 1948 году обострились отношения между СССР и Западом, в Европе разразился берлинский кризис, который выразился в блокаде Советским Союзом Западного Берлина, а на Ближнем Востоке — в соперничестве СССР с США за влияние на вновь образованное государство Израиль.

И Сталин очень опасался, что именно Михоэлс станет своего рода посредником между советскими евреями и их собратьями во всем мире. А в том, что его подданные не испытывают особой любви ни к нему, ни к созданной им стране, он лишний раз убедился в сентябре 1948 года. Именно тогда в Москву приехала Голда Меир, которую восторженно встретили московские евреи, встретили с превеликим восторгом, и эта встреча стала своего рода апогеем проявления подданными Сталина своих националистических чувств.

«Невиданная толпа в полсотни тысяч человек собралась перед синагогой, куда в еврейский Новый год пришла Голда Меир, — писал об этом далеко не рядовом в жизни московских евреев событии Э. Радзинский. — Тут были солдаты и офицеры, старики, подростки и младенцы, высоко поднятые на руках родителей. «Наша Голда! Шолом, Голделе! Живи и здравствуй! С Новым годом!»

«Такой океан любви обрушился на меня, — вспоминала позже сама Голда Меир, — что мне стало трудно дышать, я была на грани обморока». «Спасибо! — обратилась она к ликовавшей толпе. — Спасибо за то, что вы остались евреями».

Ну а затем случилось то, что еще более отдалило Сталина от Молотова. На приеме в МИДе к Голде подошла Полина Жемчужина и заговорила с ней... на идише.

— Вы еврейка?! — изумленно воскликнула та.

— Я дочь еврейского народа, — скромно, но в то же время с достоинством ответила Полина.

Ну а дальше, понятно, больше. Многие евреи стали подавать заявления на отъезд в Израиль.

Сталину подобные настроения не нравились. Но еще больше не нравилось ему то, что Израиль все теснее сближался с американским еврейством, которое становилось его опорой. В то время как он сам, со своим осуждением арабов, терял их поддержку. И ему не оставалось ничего другого, как только крутануть руль резко в сторону. Не сразу, конечно. Но... напряжение уже чувствовалось, и не случайно редактор польской еврейской газеты «Фольксштим-ме» Гирш Смоляр говорил о «смятении, охватившем после войны советских коммунистов-евреев». Он своими глазами видел огромную кипу писем в кабинете И. Эренбурга, в которых содержались жалобы на антиеврейские настроения в стране.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.