ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Борьба Ленина и Крупской против Сталина

В первых числах января 1923 года конфликт между Лениным и Сталиным продолжал усугубляться, — к важным концептуальным разногласиям добавилась ещё и личная неприязнь Крупской к Сталину. «Было уже предельно ясно, что полностью здоровье Ленина не восстановится, что к прежней роли лидера Ленину вернуться уже не суждено. И возле больного закрутился клубок интриг. Пропахшая лекарствами квартира Ленина, маленький мирок, где вся жизнь, казалось бы, сосредоточилась около постели парализованного вождя, превращается с этого момента в арену закулисной борьбы, которая выплеснулась в пресловутых диктовках политического «завещания», — отметил в своей книге Валерий Шамбаров («Нашествие чужих»). — Стоит учесть, что изначально эти диктовки не назывались «завещанием». И их вообще не рассматривали в качестве единого целого. Та трактовка, которая сейчас считается «общепринятой», выработалась в ходе дальнейшей борьбы за власть.

В конце декабря одна из секретарш Ленина была вдруг отстранена от своих обязанностей. Кто? Аллилуева! То есть в составе секретариата она осталась, но для диктовок её больше не вызывали и не привлекали. И лишь после этого стали рождаться работы «завещания». Они представляют собой машинописные копии, никем не заверенные, нигде не зарегистрированные.

Привлекались к этой работе (и подтверждали её своими свидетельствами) только те работницы секретариата, которые относились к «команде Крупской» — Гляссер, Володичева, Фотиева. В.А. Сахаров обратил внимание на несоответствие датировок некоторых документов с «Журналом дежурных врачей». В ряде случаев в тот день, которым датирована работа, «Журнал дежурных врачей» указывает на плохое самочувствие Ленина и ни о каких диктовках не упоминает.

Реальных претендентов на перехват власти зимой 1922/1923 года было два — Сталин и Троцкий. Так что совсем не трудно определить, на кого работала Надежда Константиновна. При этом она постоянно апеллировала за помощью к Каменеву и Зиновьеву. Двум деятелям, которые, как и Лев Давидович, тоже были связаны с «мировой закулисой».

Эти «два брата-акробата» — Каменев и Зиновьев, были не прочь сыграть в свою собственную игру за власть, но не получилось, почему — объяснял В. Молотов: «Сталин провёл решение секретариата, чтобы не пускать к Ленину Зиновьева и Каменева, — раз врач запретил. Они жаловались Крупской. Та возмутилась... Сталин ей ответил: «ЦК решил и врачи считают, что нельзя посещать Ленина». Крупская: «Но Ленин сам хочет этого!» Сталин: «Если ЦК решит, то мы и вас можем не допустить». Как видим в борьбе за власть Сталин «ставил плечо жёстко» даже Крупской, которая видела преемником Ленина Зиновьева и лоббировала его перед Лениным.

Рис. Григорий Зиновьев.

С самого начала 1923 года Ленин продолжал «прессовать» Сталина, опускать его авторитет и скуреживать его перспективы, — 4 января 1923 года Ленин закончил писать своё знаменитое письмо с характеристиками различных большевикских руководителей, начатое 22 декабря, которое недоброжелателями Сталина было лукаво названо — «Завещанием». В этом послании Ленин писал:

«Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым на должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на его место другого человека».

Что значит сместить Сталина с должности генерального секретаря? — Это значит лишить Сталина политической силы — мощного административного ресурса, и лишить всякой перспективы. Но это письмо-«завещание» не было сразу придано гласности, Крупская, по каким-то своим соображениям, придержала его на год как мощную козырную карту, а письмо Ленина с заметками по национальному вопросу с «великорусским держимордой» дала огласке весной 1923 года на 12 съезде партии, а письмо-«завещание» с рекомендацией отставки Сталина дала огласке на 13 съезде партии.

Письмо Ленина от 4 января 1923 года («завещание») ясно говорило о том, что Ленин осознавал свою трагическую ситуацию и беспокоился, чтобы его достижения попали в надежные руки единомышленника. В этом письме Ленин раскритиковал всех из ближайшего окружения, но можно выделить две крайности: первая — особо попало Сталину, вплоть до неприятной для Сталина практической рекомендации — «предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина». Вторая, — меньше всего критики досталось Бронштейну-Троцкому, несмотря на то, что в предыдущие годы эти два вождя сильно ругались, и Ленин обзывал его язвительно «иудушкой». Но между ними была некая мощная духовная связь единомышленников и единоплеменников. Ленин в своём «Завещании» Троцкого лишь пожурил за «чрезмерную самоуверенность», но отметил его «выдающиеся способности» и даже указал, что Троцкий — «самый способный человек в настоящем ЦК».

«Троцкий постоянный противник Ленина до революции и после — по всем основным вопросам.

А всё-таки Ленин его включил в Политбюро. А это фигура таковская...», — вспоминал Молотов. — Троцкий всюду насаждал свои кадры, особенно в армии». У Бронштейна везде были свои ставленники, всё было под контролем.

И активные действия Сталина в кадровой политике к концу 1922 года Бронштейном и его соплеменниками были замечены и вызвали серьёзную настороженность. И если Сталин старался пропитать различные государственные структуры своими единомышленниками «штучно» и неброско, то ближайшее окружение Бронштейна решило весь этот труд Сталина нейтрализовать «оптом» и демонстративно, — и на январском пленуме ЦК РКП(б) 1923 года глава советского правительства Розенфельд-Каменев неожиданно для некоторых озвучил инициативу: «Политбюро считает первым вопросом, вместо отчета товарища Сталина, заслушать сообщение о положении дел в дружественной нам Еврейской компартии. Пришло время, товарищи, когда без бюрократических проволочек следует всех членов ЕКП принять в члены нашей большевистской партии».

Как видим, — Розенфельд довольно демонстративно отодвинул Сталина, который немало времени потратил на подготовку отчета, и показал другой более важный приоритет. Сталин попытался помешать: «Я не против приема нескольких тысяч членов Еврейской коммунистической партии в Российскую коммунистическую партию большевиков. Но прием должен быть без нарушений нашего устава — то есть индивидуальным. Все вновь вступающие, согласно уставу, должны представить рекомендации пяти членов нашей партии с пятилетним стажем. Я говорю об этом потому, что в программе Еврейской компартии записано: евреи — божья нация, призванная руководить всем международным еврейским рабочим движением. В ЕКП принимаются только евреи. Необходимо, чтобы вступающие в нашу партию и вся ЕКП на своем съезде отказались публично от сионистских задач своей программы».

Как видим, Сталин открыто задел «святое». В ответ на сильную аргументацию Сталина на помощь Розенфельду и переходящим гуртом евреям-коммунистам вскочил раздраженный Бронштейн-Троцкий: «На декабрьском пленуме ЦК ЕКП 1922 года принято решение: отказаться от сионистской программы партии и просить о приеме всей партии в состав партии большевиков. Я думаю, нельзя, как рекомендует товарищ Сталин, начинать нашу совместную деятельность с недоверия, это будет оскорбительно». (В этой главе я вынужден повторно вернуться к этому историческому событию).

Сталин не был к такому повороту событий готов, и предложение Розенфельда было принято — партию загустили истинно революционной кровью. Сталин этот локальный бой временно проиграл, он на это «ответил» более масштабно только через год, после смерти Ленина — «ленинским призывом» из русского народа, который верно называть — «русский призыв».

В январе 1923 года на стороне противников Сталина Н. Крупская развернула бурную деятельность, используя любой случай «возвращения» Ленина в сознание, чтобы его «правильно» политизировать. Кончилась эта «настройка» Ленина Крупской против Сталина тем, что Сталин в конце января по телефону довольно беспардонно сделал замечание Крупской, — что она чрезмерно нагружает Ленина политикой во вред его здоровью. Обиженная Крупская по этому поводу подняла большой шум, превратив этот случай в скандал. Сталин, как человек порядочный, в этой ситуации 1 февраля 1923 года попросил Политбюро освободить его от этой партийной функции — опеки над больным Лениным, и объяснил случившееся. Члены Политбюро посовещались — действия Сталина посчитали правомерными и просьбу Сталина отклонили.

Крупская на этом не успокоилась и в феврале ещё усерднее стала настраивать Ленина против Сталина, используя уже случившийся скандал. Выдавить у Ленина некое гневное решение по отношению к Сталину Крупская попыталась очень оригинальным, ярким театральным образом. Как вспоминала сестра Ленина Мария Ульянова, — Крупская устраивала больному Ленину шокирующие истерические сцены — «была не похожа на себя, рыдала, каталась по полу».

Вообразите себе сцену — тучная Крупская, рыдая, с растрепанными волосами в истерике катается по полу перед Лениным, сидящим в коляске, и между этим важным политическим делом украдкой поглядывает на его реакцию. В общем: «два сапога — пара». И это Крупская вытворяла— прекрасно зная, что Ленину с его больным мозгом категорически нельзя нервничать, что это очень опасно для его здоровья и жизни.

На Ленина эти яркие сцены всё-таки подействовали, впечатлили, убедили и в начале марта 1923 года Ленин устроил разборки со Сталиным. Он не пошел на радикальные политические решения, а только 5 марта потребовал у Сталина извиниться перед Крупской, Ленин: «Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать её. Хотя она вам выразила согласие забыть сказанное. Я же не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин. Копия — тт. Каменеву и Зиновьеву».

Сталин ответил Ленину на следующий день — 6 марта: «Т. Ленин! Недель пять тому назад я имел беседу с т. Надеждой Константиновной... сказал по телефону ей приблизительно следующее: «Врачи запретили давать Ильичу политинформацию... между тем вы, оказывается, нарушили этот режим, нельзя играть жизнью Ильича» и прочее. Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое... предпринятое «против вас». Впрочем, если вы считаете, что для сохранения отношений я должен взять назад сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя вина и чего, собственно, от меня хотят?» В последней фразе раздражение и «норов» Сталина видны отчетливо.

Далее произошло весьма странное событие, — ответ Сталина Ленину не передали, родная сестра Ленина М.И. Ульянова вспоминала, что ответ Ленину «решили не передавать». То есть — это Крупская решила не передавать, чтобы ещё более усилить озлобление Ленина против Сталина.

«В феврале 1923 года Ленину стало совсем плохо, и он попросил Сталина принести ему яд. Сталин обещал, но не принёс», — вспоминал свидетель тех событий В. Молотов. Если вспомнить многие восторженные мнения о Троцком, отмеченные мною в предыдущей главе, например Моисея Урицкого: «Как ни умён Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением Троцкого», то в создавшейся ситуации — с апреля 1923 года наступило время Бронштейна-Троцкого, время его власти. Тем более, что, как мы уже наблюдали ранее, — после начала смертельной болезни со второй половины 1922 года Ленин помогал Троцкому, пытался всемерно его усилить.

«В последние месяцы жизни (Ленина), по мере убывания сил, эта страстность все чаще переходила в какую-то болезненную сверх возбудимость. При этом день ото дня нарастала его душевная тяга к Троцкому», — отметил в своём исследовании Николай Кузьмин («Возмездие», 2004 г.).

Алексей Меняйлов в своей книге «Сталин. Тайны Валькирии» (М., 2006 г.) также отметил: «Ленин, если помните, боялся, что к власти придут национальные силы коренных народов России, и хотел, чтобы во главе правящей ленинской клики был поставлен плоть от плоти этой клики — Лев Троцкий (Лейба Бронштейн)».

Тяга Ленина на смертном одре к Бронштейну-Троцкому понятна: несмотря на то, что ранее по «рабочим вопросам» они часто цапались, но по их отношению к большинству вопросов и главное «по делам их», — это совершенно родственные черные души на сознательном и бессознательном уровнях, близнецы-братья: циничные и кровавые «красные дьяволята», бесы, которых даже великий психолог и пророк Ф. Достоевский в кошмарном сне вообразить не мог.

«Что русские? Всем хороши, но не хватает одного — твердости. А наше спасение именно в этом, — доказывал Ленин. — Вы же, надеюсь, не собираетесь делать революцию в белых перчатках? А некоторые, к сожалению, и до сих пор... В общем, это рассусоливание надоело. Надо дело делать! А Лев Давидович человек надежный. Таких, батенька, днем с огнем...» (Из исследования Н. Кузьмина). А надежность Бронштейна в «твердости» по отношению к оккупированному русскому народу мы прекрасно знаем.

В конце 1922 — начале 1923 года получился довольно трагичный и смешной сюжет — два кровавых вождя-демона, ведомые взаимной тягой и пониманием важности данной исторической ситуации, тянутся друг к другу, а согласно строгим рекомендациям врачей и решению Политбюро между ними стоит строгий пунктуальный служака-разлучник Сталин.

«Обдумывая в своей постели со всех сторон, как сложатся в партии отношения без него, Ленин не мог не предвидеть, что Сталин и Зиновьев попытаются использовать мое небольшевистское прошлое для мобилизации старых большевиков против меня. «Завещание» пытается предупредить попутно и эту опасность», — вспоминал в своей работе «Завещание Ленина» (1932 г.) Троцкий заботу Ленина о нём.

Некоторые еврейские исследователи истории эту тягу Ленина к Троцкому также отметили, например, Ю. Фельштинский в журнале «Горизонт» (1990 г.) отметил: «В последние месяцы своей жизни Ленин действительно «простил» Троцкому его отклонения от ленинизма и откровенно предложил заключить блок против Сталина. Но именно в 1923 году, когда на сторону Троцкого стал умирающий Ленин, Сталин ответил на это укреплением своих позиций в партийном аппарате». Поддержка авторитетного Ленина, — это огромный плюс для бесспорного тогда наследника Ленина. И 14 марта 1923 года Карл Радек в «Правде» формально отметил этот факт статьей под названием «Лев Троцкий — организатор побед», чтобы не было сомнений — кто следующий вождь и глава государства. И Троцкий решил, что этого достаточно.

Но «хитрюга» история распорядилась иначе. У Бронштейна-Троцкого оказалась немало минусов, кроме подчеркнутой Лениным «чрезмерной самоуверенности» в своей гениальности; их мы рассмотрим в следующей главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.