«Турецкая карта» Черчилля

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Турецкая карта» Черчилля

Немалое место в мировой дипломатии периода войны занимала позиция Турции.

Хотя Турция и провозгласила нейтралитет в войне, ее симпатии были явно на стороне гитлеровской Германии, с которой она поддерживала самые широкие политические и экономические связи. С другой стороны, несмотря на наличие советско-турецкого договора о дружбе и нейтралитете, позиция Турции в отношении Советского Союза была явно враждебной. Некоторые ее деятели разделяли гитлеровские планы в отношении уничтожения Советского Союза и физического истребления его народа. Премьер-министр Турции Сараджоглу заявлял германскому послу фон Папену в августе 1942 года, что он «страстно желает уничтожения России. Уничтожение России является подвигом фюрера… Русская проблема может быть решена Германией, только если будет убита по меньшей мере половина всех живущих в России русских…»[273]. Аналогичную точку зрения излагал и министр иностранных дел Турции Нуман Менемеджиоглу. «…Турция, как прежде, так и теперь самым решительным образом, – говорил турецкий министр германскому послу летом 1942 года, – заинтересована в возможно более полном поражении большевистской России…»[274].

Временные успехи гитлеровской Германии на советско-германском фронте летом 1942 года активизировали деятельность наиболее оголтелых врагов СССР, под влиянием которых Турция стала усиленно готовиться к войне против Советского Союза. Правящие круги Турции, сосредоточив на советско-турецкой границе большую часть своих войск, провоцировали пограничные инциденты, В документе германского министра иностранных дел, относящемся к июню 1942 года, говорилось, что нападение Турции на СССР предполагалось осуществить через Иранское плоскогорье по направлению к Баку. Этот документ, между прочим, показывает, что в Турции были уверены в том, что «англичане в Иране не окажут какого-либо значительного сопротивления…»[275].

Турция произвела летом 1942 года мобилизацию и решила объявить войну СССР сразу же после того, как Берлин объявит о падении Сталинграда. Некоторые источники указывают даже на дату предполагаемого вступления Турции в войну против Советского Союза – 17 октября 1942 г.

Прогерманская политика турецких правителей резко расходилась с той оценкой, которая давалась ей английским правительством. В английском меморандуме, переданном Советскому правительству весной 1942 года, говорилось в отношении позиции Турции следующее: «Турки желают победы союзников, а не победы немцев, так как они отдают себе отчет в том, что при господстве Германии в Европе современная Турция не будет иметь своего будущего.

Турецкое правительство считается с возможностью нападения со стороны Германии и проводит все приготовления, чтобы оказать сопротивление этому нападению»[276].

Провал германских планов на советско-германском фронте в 1942 году и начавшееся успешное контрнаступление Советской Армии на волжской земле привели к тому, что в Турции вновь стали усиленно подчеркивать турецкий нейтралитет в войне.

Изменившуюся в пользу антигитлеровской коалиции ситуацию в конце 1942 года английское правительство решило использовать для оказания давления на Турцию, которая занимала важное место в стратегических планах Черчилля. Турция должна была, по замыслам английского премьера, явиться одним из главных плацдармов для осуществления пресловутого «балканского варианта» второго фронта со всеми вытекающими из этого политическими последствиями.

Осенью 1942 года английский премьер-министр обратился к правительствам СССР и США с предложением активизировать политику союзников в отношении Турции. «Мне кажется, – писал Черчилль Сталину, – что мы все должны были бы сделать новое энергичное усилие, чтобы заставить Турцию вступить весной в войну на нашей стороне. Для этой цели я хотел бы, чтобы Соединенные Штаты присоединились к англо-советской гарантии территориальной целостности и статута Турции. Это поставило бы наши три силы в общий сомкнутый строй, а турки весьма считаются с американцами»[277]. Далее Черчилль сообщал об английских военных поставках Турции, а также о намерении английского правительства сосредоточить в Сирии значительные английские вооруженные силы, что, по его мнению, произвело бы соответствующий нажим на Турцию. «Очевидно, что Ваши операции на Кавказе или к северу от него могут также оказать большое влияние, – продолжал в своем послании Черчилль. – Если бы мы могли вовлечь Турцию в войну, мы могли бы не только приступить к операциям, цель которых состоит в том, чтобы открыть судоходный путь к Вашему левому флангу на Черном море, но мы могли бы также усиленно бомбить с турецких баз румынские нефтяные источники, которые имеют такое жизненно важное значение для держав оси ввиду успешной защиты Вами главных нефтяных ресурсов на Кавказе. Преимущество вступления в Турцию состоит в том, что оно произойдет главным образом по суше и может явиться дополнением к наступательной акции в центральной части Средиземного моря, которая займет наши морские силы и значительную часть нашей воздушной мощи»[278].

Москва положительно отнеслась к идее привлечения Турции к сотрудничеству с антигитлеровской коалицией. Советское правительство разделяло мнение английского и американского правительств о желательности вступления Турции весной 1943 года в войну на стороне союзников. Это имело бы большое значение для ускорения разгрома Гитлера и его сообщников.

«Между Президентом Рузвельтом и мной было условлено, – писал Черчилль Сталину 27 января 1943 г., – чтобы я предложил Президенту Турции встречу со мной для того, чтобы принять меры к лучшему и более быстрому снаряжению турецкой армии, имея в виду возможные события в будущем. Президент Турции ответил, что он сердечно приветствует этот план увеличения «общей оборонительной безопасности» Турции»[279].

Встреча между английскими и турецкими представителями состоялась в Адане 30 и 31 января 1943 г. Черчилль изложил свои соображения по поводу позиции Турции в войне и ее будущей политики в пространном меморандуме, который он подготовил для передачи турецкому президенту Исмету Иненю. «В пути (к Адану. – В.И.) я подготовил заявление, адресованное туркам и написанное с учетом их психологии, – вспоминает Черчилль. – Я решил, что это должно быть уговаривающее письмо, содержащее предложение о платонической женитьбе, исходящее как от меня, так и от президента»[280].

Черчилль сообщил турецкому правительству, что Рузвельт и он хотят, чтобы Турция стала сильной и была тесно связана с Англией и США. Это было особенно необходимо, по мнению Черчилля, поскольку «на Балканах может возникнуть “состояние анархии”, которое “вынудит турецкое правительство вмешаться в целях защиты своих интересов”»[281]. В этом контексте на англо-турецкой встрече самым подробным образом рассматривались различные аспекты, связанные с возможными английскими и американскими поставками вооружения в Турцию, с коммуникациями, с деятельностью английских и американских инструкторов и т. д.

Главное же место в переговорах в Адане заняло обсуждение будущего Балкан. Из рассуждений английского премьер-министра туркам стало ясно, что Черчилль добивается сотрудничества Турции для того, чтобы совместно предотвратить развитие революционного движения на Балканах и освобождение балканских стран Красной Армией.

Точка зрения английского премьер-министра встретила сочувствие и понимание со стороны турецких политиков, которые решили воспользоваться случаем для того, чтобы предложить свое посредничество в установлении мира между Англией и Германией. Как свидетельствует германский посол в Анкаре фон Папен, президент Иненю заявил Черчиллю, что полное поражение Германии привело бы к тому, что Россия стала бы «большой угрозой для Турции и Европы». Он даже запросил мнение Черчилля, не согласится ли английский премьер встретиться с фон Папеном для того, чтобы обсудить возможности англо-германского мира, от чего, по утверждению фон Папена, Черчилль отказался[282].

Что касается «опасений» турецких правителей относительно «советской угрозы», то Черчилль, по существу, был солидарен с антисоветской позицией турецкого правительства, заявив, что «если и случится так, то лучше, чтобы Турция была сильной и тесно связанной с Соединенным Королевством и Соединенными Штатами»[283].

По окончании конференции Черчилль сообщил в Москву некоторые итоги своих переговоров. Он, в частности, писал, что не просил турецких деятелей о каком-либо «точном политическом обязательстве или обещании относительно их вступления в войну на нашей стороне». Однако, по мнению Черчилля, Турция вступит в войну до конца 1943 года.

Свои переговоры с турецким правительством относительно советско-турецких отношений Черчилль изложил следующим образом: «Они (турки. – В.И.), конечно, озабочены тем положением, в котором они окажутся после войны ввиду большой силы Советского Союза. Я сообщил им, что, на основании моего опыта, Союз Советских Социалистических Республик никогда не нарушал ни обязательств, ни договоров, что сейчас для них настало время заключить выгодное соглашение и что самое надежное место для Турции – это место возле победителей, как воюющей страны, за столом мирной конференции. Все это я сказал, исходя из наших общих интересов, в соответствии с нашим союзом, и я надеюсь, что Вы это одобрите». Далее английский премьер-министр рекомендовал осуществить какой-либо дружественный жест в отношении Турции со стороны СССР[284].

Глава Советского правительства в ответном послании Черчиллю охарактеризовал советско-турецкие отношения и позицию Турции в войне. «…Я считаю уместным напомнить, – писал он в начале февраля 1943 года, – что с нашей стороны по отношению к Турции как за несколько месяцев до начала советско-германской войны, так и после начала этой войны был сделан ряд заявлений, дружественный характер которых известен Британскому Правительству. Турки не реагировали на эти шаги, опасаясь, видимо, разгневать немцев. Можно предположить, что предлагаемый Вами жест встретит со стороны турок такой же прием».

Сталин назвал положение Турции довольно щекотливым. «С одной стороны, – отмечал он, – Турция связана с СССР договором о дружбе и нейтралитете и с Великобританией – договором о взаимопомощи для сопротивления агрессии, а с другой стороны, она связана с Германией договором о дружбе, заключенным за три дня до нападения Германии на СССР». В этой связи высказывалось сомнение, как Турция сумеет совместить выполнение своих обязательств перед СССР и Великобританией с ее обязательствами перед Германией. Далее Советское правительство вновь выражало готовность к улучшению советско-турецких отношений в случае, «если турки, со своей стороны, заявили бы о соответствующем желании»[285]. Следует заметить, что начатые весной 1943 года советско-турецкие переговоры не привели, однако, к заметному улучшению отношений между СССР и Турцией, так как турецкое правительство продолжало придерживаться своих антисоветских позиций.

Таким образом, переговоры в Адане не привели к вступлению Турции в войну на стороне антигитлеровской коалиции. Более того, турецкие деятели никаких обязательств на этот счет на конференции так и не дали. Объяснялось это, с одной стороны, тем, что турецкие политические деятели не желали в то время выступать против Германии, а с другой – тем, что Черчилль, собственно, и не оказывал сильного давления на турок, чтобы привлечь их к немедленному участию в войне на стороне антигитлеровской коалиции. Английский премьер-министр стремился скорее к тому, чтобы укрепить позиции Англии в Турции и подготовить ее к будущим политическим и военным акциям на Балканах. На конференции в Адане Черчилль не ставил перед турецкими руководителями вопрос об объявлении Турцией войны Германии в ближайшем будущем. Более того, судя по мемуарам Черчилля, английский премьер-министр сам не особенно верил в возможность того, что Турция выступит против фашистского блока в 1943 году.

Из всего этого явствует, что хотя английский премьер-министр и писал осенью 1942 года, что следует стремиться к тому, чтобы заставить Турцию вступить в войну весной 1943 года, но он в этом направлении ничего, по существу, не сделал. Он довольствовался тем, что изложил туркам свои планы, в частности в отношении Балкан, и пообещал им некоторые виды военных поставок. Что касается военных переговоров, которые велись в Адане между английскими и турецкими военачальниками, то они носили чисто информационный характер.

Сами турки решительным образом опровергали утверждения о том, что аданская встреча привела якобы к сближению Турции с антигитлеровской коалицией. Болгарский посланник Киров в своем донесении в Софию следующим образом охарактеризовал позицию официальных анкарских кругов: «Турки не перестают уверять, что в Адане они не взяли на себя никаких обязательств и что вооружение Турции Англией имеет целью сделать Турцию после войны таким фактором, который в случае поражения Германии был бы в состоянии предохранить от большевизации как Турцию, так и Балканы»[286].