Конференция в Касабланке. Де Голль или Жиро?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Конференция в Касабланке. Де Голль или Жиро?

Перед лицом грандиозного наступления Красной Армии на восточном фронте и учитывая все возрастающие требования об активизации действий английских и американских вооруженных сил, руководители Англии и США решили провести в начале 1943 года совместную конференцию, которая имела своей целью выработку стратегического плана на 1943 год. На конференцию был приглашен и глава Советского правительства, но Сталин, сославшись на занятость руководством военными операциями, в конференции участия не принял.

Встреча Рузвельта и Черчилля произошла в Касабланке с 14 по 23 января 1943 г. Президента США и премьер-министра Англии сопровождали высшие военные руководители двух государств. Желая подчеркнуть, что конференция будет заниматься лишь вопросами военной стратегии, Рузвельт и Черчилль не взяли на конференцию министров иностранных дел.

Важнейшим вопросом на конференции в Касабланке было обсуждение перспектив военных действий союзников. Каждый из участников совещания понимал, что от союзников требуется вторжение в Европу через Ла-Манш. Тем не менее Черчилль и Рузвельт вновь уклонились от решения этого вопроса.

Еще до официального открытия конференции (Рузвельт приехал на конференцию на два дня позднее Черчилля) в Касабланке происходили совещания военных руководителей, на которых в качестве объектов для следующих атак были названы Сардиния, Сицилия, Крит, Родос, Додеканес и, наконец, Греция[249].

На военных совещаниях выявились весьма серьезные разногласия по поводу дальнейшего планирования войны. Так, адмирал Э. Кинг (США), поддержанный некоторыми другими высшими американскими офицерами, настаивал на том, чтобы главное внимание было уделено тихоокеанскому театру[250]. Маршалл, по свидетельству ряда источников, отдавал предпочтение открытию военных операций на Европейском континенте (так называемому «плану Раундап»[251]). Однако основу обсуждения всего комплекса стратегических вопросов, касавшихся европейского театра военных действий, было положено следующее программное положение, сформулированное Черчиллем: «Главной задачей, стоящей перед нами, является, во-первых, завоевание африканского побережья Средиземного моря и создание там военно-морских и авиационных баз, которые необходимы для открытия эффективного пути через Средиземное море для военных транспортов, и, во-вторых, использование баз на африканском побережье для нанесения удара по уязвимому подбрюшью держав оси крупными силами и в кратчайший срок»[252].

Точка зрения Черчилля была подробно изложена им еще накануне конференции в двух меморандумах – от 25 ноября и 3 декабря 1942 г. Из них вытекало, что Черчилль предлагает направить главный удар союзников против Сицилии и Италии; осуществление этого удара предполагалось произвести силами союзных войск, находившихся в Северной Африке. Второй удар Черчилль планировал осуществить в районе восточной части Средиземного моря. Здесь английский премьер-министр рассчитывал использовать Турцию для открытия на Балканах театра военных действий. Он намеревался также перебросить на этот новый театр войны английские вооруженные силы, находившиеся в Иране. И только последнее место отводил Черчилль организации десанта на западном побережье Европы, причем он оговаривал высадку в Западной Европе рядом условий, в том числе успешным осуществлением военных операций в Средиземном море, эффективным осуществлением стратегических бомбардировок и т. д.[253] Из этого следовало, что английские политические деятели не были сторонниками организации крупных военных операций в Западной Европе и в 1943 году.

На конференции в Касабланке стратегическая концепция Черчилля была в целом поддержана Рузвельтом. «…Я удовлетворен тем, – писал Черчилль из Касабланки в Лондон, – что президент считает, что приоритетом должен пользоваться средиземноморский театр военных действий. Он также, по-видимому, все больше склоняется в пользу операции «Хаски» (высадка в Сицилии. – В.Я.)»[254].

В конечном счете на конференции были приняты следующие основные решения: в июле или по возможности в июне занять Сицилию (операция «Хаски»); ускорить стратегическое наступление на Германию с применением бомбардировщиков; продолжать снабжение СССР продовольствием, промышленным сырьем и оружием в осуществление всех американских и английских обязательств; активизировать боевые действия на море и с воздуха против гитлеровских подводных лодок с целью обеспечения безопасности морских коммуникаций; продолжать наращивание американских войск на Британских островах (до 938 тыс. человек к 31 декабря 1943 г.) для обеспечения высадки во Франции[255].

Вопрос о вторжении в Европу через Ла-Манш в 1943 году так и остался на совещании в Касабланке открытым. Американские военные руководители, не говоря уже об английских, согласились с очередным переносом срока открытия второго фронта в Европе. По свидетельству американского историка Мак-Нейлла, представители американских ВМФ и ВВС накануне конференции в Касабланке «благожелательно относились к любому предложению о том, чтобы отложить крупные операции в Европе до 1944 года»[256].

Решения Черчилля и Рузвельта по вопросам стратегии явились логическим продолжением той линии, которая была принята американскими и английскими руководителями на предыдущих конференциях. Вместо массированных ударов по жизненным центрам Германии – отдельные отвлекающие маневры, которые, как впоследствии рассказал Маршалл, должны были скорее свидетельствовать о том, что союзники все время что-то предпринимают[257].

Планируемая высадка в Сицилии с последующим вторжением в Италию не могла, разумеется, сравниться по своей эффективности с открытием второго фронта в Западной Европе. Р. Шервуд, пытающийся всячески приукрасить политику США, пишет: «Что касается Гопкинса, то он опять был разочарован и удручен дальнейшей отсрочкой операции «Раундап»; он, как и Маршалл, был всегда твердо убежден, что не может быть никакой действительно равноценной замены открытия фронта во Франции»[258].

Договорившись, что второго фронта в 1943 году не будет, Рузвельт и Черчилль не рискнули зафиксировать это решение. Более того, они почти в течение полугода держали в неведении об этом решении Советское правительство.

На конференции был принят также план «Анаким», предусматривавший проведение в 1943 году операций в Северной Бирме и освобождение Рангуна. На конференции были рассмотрены и другие вопросы, связанные с ведением войны на Тихом океане.

Хотя задачей конференции в Касабланке было рассмотрение чисто военных вопросов, Рузвельт и Черчилль уделили большое внимание и политическим проблемам. По-прежнему одной из наиболее важных среди них была французская. Как свидетельствуют материалы конференции, ее участников отнюдь не занимали вопросы восстановления международного престижа Франции как великой державы, оказания французским патриотам помощи в их тяжелой борьбе против оккупантов. Участников совещания интересовали вопросы совсем иного порядка. Каждый из них пытался выдвинуть на роль руководителя французской администрации угодную для себя кандидатуру. США делали ставку на генерала Жиро, Англия – на де Голля. После убийства Дарлана правящие круги США наибольшие надежды возлагали на Жиро. Во время конференции в Касабланке состоялась встреча Рузвельта с Жиро, на которой последний изложил свои планы новой организации французской администрации. Во главе этой организации должен был стоять Жиро, на втором месте – де Голль. По свидетельству присутствовавшего при этой встрече Гопкинса, Рузвельт разрешил все проблемы, поставленные Жиро, к полному удовлетворению последнего, «но в вопросе о верховной власти он (Рузвельт. – В.И.) был непреклонен и настаивал на том, чтобы Жиро в данный момент действовал только как представитель Франции в Северной Африке». «Жиро и президент питают друг к другу взаимное доверие»[259], – отметил Гопкинс. Иное отношение со стороны США было к де Голлю. Когда он впервые прибыл на свидание с Рузвельтом, апартаменты последнего кишмя кишели агентами службы безопасности, которые зорко следили за французским генералом, предполагая всякие неожиданности. «Позже я узнал, – вспоминает де Голль, – что нашу беседу скрытно слушали Гарри Гопкинс и несколько секретарей…»[260].

Зная о враждебном к себе отношении правящих кругов Соединенных Штатов и считая, что занятие американцами и англичанами колониальных владений Франции в Африке ущемляет авторитет Французского комитета национального освобождения, генерал де Голль вначале даже отказался от поездки в Касабланку. Де Голль, который находился в Лондоне, считал, что если Рузвельт желал его видеть, то он мог бы поехать в Вашингтон, однако отказался встречаться с Жиро как француз с французом на французской территории в обстановке англо-американского господства. Рузвельту и Черчиллю пришлось несколько дней ждать приезда де Голля. Р. Шервуд рассказывает, что «упрямство» де Голля все больше и больше раздражало Рузвельта. В своей телеграмме Хэллу президент отмечал, что если бы французская политическая проблема представляла собой лишь «сравнительно пустякорое дело, то он был бы только рад отделаться смехом от всего этого и забыть об этом, предоставив де Голлю дуться у себя на Карлтон-Хауз-Террас (резиденция де Голля в Лондоне. – В.И.)». «…Но Рузвельт знал, – пишет Р. Шервуд, – какой поднялся бы шум, если бы он вернулся в Вашингтон, не добившись никакого сближения между де Голлем и Жиро. В виллах, где жили участники конференции в Касабланке, шутили о том, как бы соединить «жениха» с «невестой», но положение было, несомненно, серьезное, и все сознавали это»[261].

Черчилль был особенно заинтересован в достижении компромисса между де Голлем и Жиро, так как в случае отказа де Голля от сотрудничества управление французами колониальными владениями могло бы оказаться в руках американской креатуры, в связи с чем Черчилль оказывал давление на де Голля, призывая его к пересмотру занятой им позиции. Английский премьер-министр предупреждал руководителя движения «Свободная Франция», что в случае упорства лишит его поддержки Англии. «Позицию Правительства Его Величества в отношении Вашего движения, – писал Черчилль де Голлю из Касабланки, – до тех пор пока Вы будете его главой, также придется пересмотреть. Если Вы совершенно твердо и сознательно отвергаете эту единственную в своем роде возможность, то мы обойдемся без Вас. Дверь все еще открыта»[262].

Де Голль расценивал как «прямой шантаж» подобную линию Черчилля, который хочет помириться с американцами за его счет и «может пойти на признание за петэновцами вроде Пейрутона права представлять Францию в этой войне»[263]. Однако перед опасностью немедленного разрыва с Англией и США ему пришлось все же поддаться давлению.

Де Голль прибыл в Касабланку 22 января. В беседах с Рузвельтом и Черчиллем он высказал свою точку зрения по поводу французского руководства, в котором ему должна была принадлежать ведущая роль. В конце концов были достигнуты временное примирение и договоренность о необходимости создания в будущем единой французской администрации.

Однако реально удалось договориться лишь по таким второстепенным вопросам, как местное снабжение, почта, переезд французских граждан из одной колонии в другую и т. д.

Марокко оставило у де Голля тягостное впечатление: во всех учреждениях висели портреты маршала Петэна, петэновских чиновников. Во время переговоров его принуждали фактически сдаться Жиро, а его противодействие «приводило Черчилля в ярость»[264].

Впоследствии Гарриман вспоминал, что «Черчилль и Рузвельт, по существу, согласились с тем, чтобы убрать де Голля до освобождения Франции. Однако они так и не смогли договориться относительно сроков… В целом Рузвельт был больше Черчилля заинтересован в том, чтобы избавиться от де Голля. Однако даже Черчилль подумывал как-то о том, чтобы посадить его под домашний арест за неподчинение». «Мы, конечно, ошиблись, – продолжает Гарриман, – сделав ставку на Жиро, точно так же, как англичане – на де Голля. Жаль, что не появилось какого-нибудь другого француза, который обладал бы храбростью де Голля, однако был бы в меньшей степени эгоцентричен»[265].

На конференции в Касабланке обсуждался также вопрос о позиции Турции. Государственный секретарь К. Хэлл в своих воспоминаниях рассказывает о соглашении, достигнутом в Касабланке, в соответствии с которым Турция рассматривалась в качестве сферы влияния Англии, а Китай – в качестве сферы влияния США; Хэлл, однако, тут же подчеркивает, что, хотя США и согласились с тем, что Турция явится сферой влияния Англии, тем не менее они не отказались от своих притязаний в отношении Турции, которую рассматривали в качестве «полезной помощницы» в решении послевоенных проблем на Балканах[266].

Особенно острые противоречия возникали между участниками конференции по вопросу о судьбе колоний в послевоенный период. В многочисленных беседах Рузвельта с Черчиллем первый постоянно подвергал критике британскую колониальную систему, высказывал надежду на то, что в послевоенный период все будет устроено «по-новому», что с помощью американской экономики будет перестроена жизнь колониальных стран и т. д. Из рассуждений Рузвельта становилось ясно, что американские монополисты стремятся вытеснить британского конкурента йз колоний и установить свое собственное господство в них. Черчилль хорошо понимал, к чему клонит Рузвельт, и возмущенно отвергал все американские планы.

Забавный инцидент произошел, по рассказу Э. Рузвельта, в конце конференции. 22 января президент Рузвельт в присутствии Черчилля принял марокканского султана. Во время беседы Рузвельт рисовал перед глазами зачарованного султана картину небывалого расцвета Марокко, который наступит якобы в результате помощи США в послевоенный период. Султан выразил согласие с американскими планами и тут же заверил Рузвельта, что сразу же по окончании войны обратится к США за помощью. Черчилль с нескрываемым раздражением следил за беседой Рузвельта и султана и в конце концов, не выдержав, вышел из комнаты[267].

На конференции были рассмотрены и некоторые другие вопросы, в том числе и организационные. Генерал Эйзенхауэр был назначен главнокомандующим вооруженными силами союзников в Северной Африке, английский генерал Александер – его заместителем.

На пресс-конференции в Касабланке 24 января 1943 г. по окончании переговоров Рузвельт заявил: «Объединенные Нации убеждены в том, что мир может быть достигнут только в результате безоговорочной капитуляции держав оси». Он предложил именовать совещание в Касабланке Конференцией по вопросу о безоговорочной капитуляции.

Многие политические деятели и исследователи в послевоенный период и даже во время войны критиковали Рузвельта за выдвинутую им формулу безоговорочной капитуляции. Они утверждали, что эта формула дала хороший козырь в руки фашистской пропаганды, которая толковала ее как стремление государств антигитлеровской коалиции добиться уничтожения Германии, Японии и Италии. Такое толкование формулы безоговорочной капитуляции, по мнению ее критиков, помогло фашистским главарям продолжить войну.

С такой точкой зрения, однако, согласиться нельзя. Ни на самой конференции в Касабланке, ни до, ни после нее никто из руководителей государств антифашистской коалиции не заявлял о намерении ликвидировать Германию, Японию и Италию вообще и уничтожить их население. Формула безоговорочной капитуляции имела в виду полное искоренение фашизма, ликвидацию его последствий и отказ от каких бы то ни было переговоров и сделок с главными фашистскими державами. Она означала решительное осуждение мирового фашизма и несомненно сыграла положительную роль в годы войны.

По окончании конференции Рузвельт и Черчилль направили в Москву совместное послание, в котором сообщали Советскому правительству отдельные результаты переговоров в Касабланке. Послание не содержало сведений о политических переговорах и ограничивалось информацией о решении насчет военных операций, которые должны были быть предприняты американскими и британскими вооруженными силами в течение первых девяти месяцев 1943 года.

В пространном послании Рузвельта и Черчилля был, однако, полностью обойден главный вопрос межсоюзнических отношений – об открытии второго фронта. Оно было составлено в нарочито туманной форме. В своих мемуарах Черчилль признает, что указанное послание должно было состоять из общих намерений и не должно было включать никаких обещаний[268]. Американский посол в СССР Стэндли рассказывал, что когда он вручал текст упомянутого послания главе Советского правительства, то первое, что бросилось ему в глаза, – это полное отсутствие упоминания о втором фронте. Это обстоятельство вынудило Советское правительство настаивать на дополнительных разъяснениях по поводу принятых в Касабланке решений. «Понимая принятые Вами решения в отношении Германии, – писал глава Советского правительства союзникам в январе 1943 года, – как задачу ее разгрома путем открытия второго фронта в Европе в 1943 году, я был бы Вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях в этой области и намечаемых сроках их осуществления»[269].

Такая постановка вопроса вынудила правительства Англии и США конкретизировать свои военные планы и дать ответ на вопрос о втором фронте. Однако вместо правдивой информации была сделана попытка ввести Советское правительство в заблуждение. Так, в ответном послании Черчилля от 9 февраля 1943 г. относительно второго фронта говорилось следующее:

«Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, к операции форсирования Канала в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов. Тоннаж и наступательные десантные средства здесь будут также лимитирующими факторами. Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, то она будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь. Сроки этого наступления должны, конечно, зависеть от состояния оборонительных возможностей, которыми будут располагать в это время немцы по ту сторону Канала»[270].

Вместе с тем хорошо известно, что на конференции в Касабланке не принималось никаких конкретных решений о высадке в Западную Европу в 1943 году. Наоборот, намеченные ею шаги практически исключали возможность организации такой операции. Леги, например, прямо пишет: «Американский план вторжения во Францию через Ла-Манш в 1943 году не был принят англичанами и вместо него (курсив мой. – В.И.) было принято решение о комбинированной операции против средиземноморских островов, в частности Сицилии»[271].

Результаты конференции в Касабланке показали прежде всего, что руководители США и Англии вновь откладывают организацию таких военных операций, которые смогли бы нанести сокрушительный удар по гитлеровской коалиции в ближайшее время. Принятая в Касабланке стратегическая линия вела к затягиванию сроков войны, практически снимала с повестки дня высадку англо-американских войск в Западной Европе в 1943 году.

Решения конференции не только не были согласованы с Советским правительством, но последнее держалось довольно долгое время в неведении о некоторых из них, в частности о втором фронте. Представляется, что участие СССР в конференции могло бы внести определенные изменения в принятые решения и уж во всяком случае исключило бы возможность дезинформации. В этой связи нельзя не отметить, что в период подготовки конференции ее организаторы не поставили вопроса о присутствии представителя СССР на ней, что имело отрицательные последствия. Не был поставлен этот вопрос и с советской стороны. В то же время на двусторонних встречах глав правительств СССР и Англии всегда присутствовал личный представитель президента США. Аналогичная процедура не была соблюдена во время многочисленных англо-американских конференций в верхах. В условиях же возможности англо-американского сговора присутствие советского представителя было бы, несомненно, полезным. Гарриман признает в своих мемуарах: «Отказ Сталина принять участие во встрече по существу избавил Рузвельта и Черчилля от необходимости отклонять выдвигаемые лично Сталиным требования (об открытии второго фронта. – В.И.)»[272].