Европейские союзники Гитлера
Европейские союзники Гитлера
В агрессивных планах германского фашизма в борьбе за установление мирового господства подготовка и осуществление захватнической войны против Советского Союзя занимали важнейшее место. Глава германского фашистского государства следующим образом охарактеризовал задачи внешней политики нацистской партии: «Когда мы сейчас в Европе говорим о новых землях, то мы можем в первую очередь думать только о России и подвластных ей пограничных государствах. Кажется, что сама судьба указывает нам путь».[84]
Многочисленные акты гитлеровской агрессии, осуществленные накануне войны, являлись этапами на пути подготовки Германии к войне против Советского Союза. За день до заключения советско-германского пакта о ненападении на совещании высших военачальников вермахта Гитлер подтвердил неизменность своих агрессивных планов в отношении СССР. Не понимая характера и природы Советского государства, фюрер допустил фатальный для него просчет. Как рассказывал один из его приближенных Шпеер, Гитлер внушал своим единомышленникам, что война против Советского Союза будет «детской забавой».[85]. Об этом же он говорил накануне нападения на Советский Союз. «Ваши армии, – разглагольствовал он перед руководителями вермахта, – сокрушат русский колосс… Вы должны сделать все, чтобы ваши войска оставили в стороне все свои чувства сдержанности и гуманности. Я намереваюсь переломить хребет Красной Армии в великих битвах на границе… Это будет последняя кампания этой войны, и она обеспечит безопасность рейха на многие поколения»[86]. Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз было действительно последней крупной агрессией Гитлера, завершившейся полным разгромом вермахта и уничтожением фашистского строя в Германии.
Советское правительство пыталось дипломатическими средствами затруднить нападение Германии на СССР. С этой целью 14 июня 1941 г. в советской печати было опубликовано сообщение ТАСС, текст которого накануне был передан германскому послу в Москве. В нем говорилось, что, «по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы»[87]. Сообщение было выдержано в успокоительном и миролюбивом тоне. Оно было официально передано в виде ноты правительству Германии с просьбой высказать свое мнение по поводу содержания этого документа.
Но германское правительство не реагировало на сообщение ТАСС. Оно даже не опубликовало его в Германии,, Это еще раз убедительно свидетельствовало о том, что гитлеровская Германия уже приняла решение напасть на СССР и считала излишними какие-либо объяснения с Советским Союзом.
Советское правительство вечером 21 июня предприняло еще одну попытку предупредить немецкое нападение, завязав переговоры с германским правительством. Народный комиссар иностранных дел В.М. Молотов пригласил к себе германского посла в Москве графа Шуленбурга и сообщил ему содержание советской ноты по поводу многочисленных нарушений границы германскими самолетами, которую советский посол в Берлине должен " был вручить Риббентропу. После этого нарком тщетно попытался побудить посла обсудить с ним состояние советско-германских отношений и выяснить претензии Германии к Советскому Союзу.
В ту же ночь, 22 июня в 0 часов 40 минут, советскому послу в Берлине была отправлена срочная телеграмма, в которой сообщалось содержание беседы Молотова с Шуленбургом, перечислялись вопросы, поставленные советской стороной в ходе этой беседы. Послу предписано было встретиться с Риббентропом или его заместителем и поставить перед ним те же вопросы. Но выполнить поручение из Москвы послу не пришлось: во время встречи, состоявшейся в германском министерстве иностранных дел около 4 часов утра 22 июня, Риббентроп не пожелал обсуждать поставленные Советским правительством вопросы и в течение двадцати минут нудно зачитывал полную клеветы и фальсификации ноту, в которой содержалось объявление Германией войны СССР. Очевидец встречи переводчик Шмидт пишет, что он никогда не видел Риббентропа таким взволнованным, как в течение пяти минут, предшествовавших прибытию советского посла. «Как зверь в клетке, – вспоминает Шмидт, – ходил он большими шагами из угла в угол своего кабинета. «Фюрер абсолютно прав, предпринимая сейчас нападение на Россию», – неоднократно повторял он скорее для себя, чем обращаясь ко мне, желая как-то успокоить себя этими словами»[88].
Совместно с Германией войну Советскому Союзу 22 июня объявили Италия и Румыния, а через несколько дней – Финляндия и Венгрия. В состоянии войны с СССР оказалось и марионеточное словацкое государство, полностью зависимое от гитлеровцев. Испания, Япония и некоторые другие государства, заявившие о своем нейтралитете, на самом деле тесно сотрудничали с Германией в политической, военной и экономической областях. Испания, например, направила против СССР так называемую «голубую дивизию». Союзником Германии была правящая монархическая клика Болгарии, а также правительство Петэна во Франции.
Несмотря на отсутствие каких-либо малейших поводов к советско-итальянскому военному конфликту, Муссолини сразу же принял решение объявить войну Советскому Союзу. Он поручил своему послу в Берлине Альфиери срочно довести до сведения германского правительства, что ь соответствии со Стальным пактом Италия считает себя в состоянии войны с СССР с 3 часов утра 22 июня 1941 г. Вскоре на советско-германский фронт был направлен «итальянский экспедиционный корпус в России».
В дальнейшем на протяжении более чем года, пока Муссолини окончательно не разуверился в возможности победы на советско-германском фронте, он неоднократно выдвигал предложения об увеличении итальянских войск на восточном театре войны. «Этим путем наши военные усилий смогут выгодно сравниваться с германскими, – говорил он осенью 1941 года, – это также не даст возможности Германии в момент окончательной победы диктовать нам, как она это будет делать в отношении завоеванных народов»[89].
Стремлением закрепить за собой место главного партнера Германии в войне на советско-германском фронте объяснялась и поездка Муссолини в ставку Гитлера в конце августа 1941 года. На следующий день после прибытия дуче в Германию фашистские диктаторы отправились в Брест-Литовск, затем предприняли новый вояж из ставки Гитлера в район Кракова, а оттуда специальным самолетом – на Украину, в Умань, недалеко от которой, в селении Ладыжинка, дуче встретил на марше колонну итальянских войск, направлявшихся на фронт.
Серьезного значения переговоры Муссолини с Гитлером во время утомительного путешествия дуче не имели, да они, по существу, и не велись. Большая часть совместно проведенного времени была затрачена на всевозможные парады, смотры, инспекционные поездки и т. д. В те немногие часы, которые перепадали для бесед, «Гитлер заводил свою излюбленную пластинку, – вспоминает Шмидт, – о наших перспективах на победу, о силе нашей позиции и слабости России и Англии, равно как и с неотвратимой конечной победе, потрясал своего визитера цифрами и техническими подробностями, заставлял его слушать военные лекции фон Клюге или Рундштедта и демонстрировал ему новейшие немецкие артиллерийские орудия»[90]. Сам Муссолини признавал, что он предоставил фюреру возможность «совершенно свободно» излагать свои соображения[91], чем последний воспользовался с лихвой.
Попытка Муссолини сыграть роль полноправного стратега в войне держав оси против СССР не увенчалась успехом. Гитлеровцы приняли его скорее как экскурсанта. Что же касается итальянских войск, то они с первых же дней участия в военных действиях на советско-германском фронте показали весьма слабые качества. Итальянские солдаты не понимали целей войны против СССР и не хотели воевать. Кроме того, итальянский экспедиционный корпус был плохо подготовлен к войне. Наконец, германское командование явно третировало итальянские войска. Все это привело к заметным трениям между участниками оси Берлин – Рим уже в 1941 году.
Отрицательно сказывалось на итало-германских отношениях и то обстоятельство, что гитлеровцы не выполняли ряда своих экономических обязательств перед Италией, в результате и так напряженное положение итальянской экономики обострялось еще больше. Издевательским было и отношение германских властей к итальянским рабочим, направленным для работы в Германии. В конце 1941 года итальянское посольство в Берлине представило вербальную ноту германскому правительству, в которой приводились многочисленные случаи расстрелов, арестов и других репрессий в отношении итальянских граждан в Южном Тироле[92]. Гитлеровцы настолько распоясались, что во время официального банкета в октябре 1941 года германский министр просвещения, хвативший лишнего, сболтнул своему итальянскому коллеге, что после того, как Гитлер покончит с Россией, он разделается и с Муссолини[93].
Столь вызывающее отношение гитлеровцев к своему партнеру вынудило Муссолини направить в конце октября 1941 года для объяснений в Германию министра иностранных дел Чиано. В беседе с последним Гитлер стал отрицать факты антиитальянской позиции германских официальных лиц, приписывая их «различным антифашистам и антинацистам», которые стремятся отравить атмосферу германо-итальянского сотрудничества.
Неудивительно поэтому, что первые поражения гитлеровцев на советско-германском фронте были встречены со злорадством в Риме. «Муссолини удовлетворен развитием событий в России, – записал в своем дневнике 20 декабря Чиано, – сейчас он не скрывает, что счастлив в связи с неудачами германских войск»[94].
В различных беседах с германскими представителями, в переговорах с другими участниками фашистского блока итальянцы всячески подчеркивали промахи гитлеровского командования и возлагали на него всю ответственность за затяжку войны на восточном фронте. «У меня нет никаких сомнений в своей правоте в отношении хода войны, – разглагольствовал позднее Муссолини. – Не будет никаких сюрпризов, ни вторых фронтов, но, если мы проиграем войну, – это произойдет из-за политической тупости немцев»[95].
Явные шероховатости в германо-итальянских отношениях гитлеровская дипломатия пыталась сгладить разговорами об общности «великих идей» государств – участников нападения на Советский Союз и скрепить эту общность в договорной форме.
Соучастие клики Антонеску в Румынии в нападении на Советский Союз явилось логическим завершением политики самого широкого экономического, дипломатического и военного сотрудничества с гитлеровской Германией, осуществлявшейся на протяжении длительного времени румынскими правящими кругами.
Одной из главных целей этой клики в войне против СССР явилось стремление захватить советские территории, нажиться на грабеже Советского государства. Румынские правители хорошо понимали обещания Гитлера, данные им румынскому диктатору незадолго до начала войны против Советского Союза, о том, что с помощью гитлеровской Германии Румынии удастся включить в состав румынского государства не только Бессарабию и Северную Буковину, но и оккупировать другие советские территории вплоть до Днепра[96]. С помощью обширных территориальных захватов клика Антонеску пыталась разрешить глубокие внутренние социальные противоречия в стране. Она направила значительную часть своих вооруженных сил на советско-германский фронт. 13 румынских дивизий и 9 бригад приняли участие в нападении на СССР. Количество румынских войск на советско-германском фронте постоянно возрастало.
Первые успехи фашистских войск на восточном фронте вскружили голову Антонеску. Захват Бессарабии и Северной Буковины, который первоначально был объявлен единственной целью войны, теперь рассматривался как часть территориальных притязаний. Советские земли между Днестром и Бугом, объявленные «Транснистрией», также были превращены в румынскую провинцию. Уверенный в близкой победе Германии, Антонеску решил продолжать войну, надеясь завоевать себе право активного участия в установлении «нового порядка». Гитлер в письме Антонеску от 27 июня выразил полное одобрение его политики и заявил, что ближайший захват важнейших промышленных центров СССР окончательно решит исход кампании на Востоке.
Под знаком спесивой самоуверенности происходила встреча Гитлера с Антонеску в ставке главного командования группы армий «Юг» в Бердичеве 7 августа 1941 г. Здесь Гитлер вручил румынскому диктатору высшую германскую военную награду – «Рыцарский крест» и обсудил с ним перспективы военных действий на советско-германском фронте. Фюрер высказал уверенность в том, что до наступления плохой погоды гитлеровцам удастся захватить важнейшие центры СССР, в том числе Москву и Ленинград, и тем самым выиграть войну. Антонеску разделял эти иллюзии фюрера и, в свою очередь, выразил желание осуществить захват Одессы, Севастополя и всей территории Крыма. В последовавшей за встречей переписке Гитлера и Антонеску неоднократно поднимались вопросы взаимодействия германских и румынских войск и распределения административных функций на различных оккупированных советских территориях.
Первые нотки пессимизма в оценке операций на восточном фронте появились в суждениях румынских правителей осенью 1941 года. Героическое сопротивление защитников Одессы заставило Антонеску отказаться от первоначальной мысли захвата Одессы исключительно румынскими войсками. Однако, несмотря на тяжелые поражения осенью 1941 года и полный провал планов молниеносной войны, румынские правители продолжали самое широкое и активное участие в агрессии против Советского Союза.
Венгерские фашисты преследовали в войне против Советского Союза такие же агрессивные цели, как и другие участники гитлеровского блока, хотя не имели никаких территориальных споров с СССР. Своим участием в «крестовом походе против большевизма» клика Хорти стремилась не только закрепить за собой полученные в 1938-1941 годах с помощью держав оси земли соседних стран, но и добиться новых территориальных захватов. Для осуществления этих целей правители Венгрии были готовы предоставить в распоряжение гитлеровской Германии венгерские вооруженные силы и экономические ресурсы страны. При этом они стремились выторговать у гитлеровцев как можно более высокую плату за свое участие в агрессии против Советского Союза. В первые дни нападения гитлеровской Германии на СССР клика Хорти с нетерпением выжидала выгодного предложения из Берлина. Однако гитлеровцы, уверенные в своей «молниеносной победе» на восточном фронте, не спешили с запросами в Будапешт. В этих условиях венгерское правительство, возглавляемое Бардоши, опасаясь опоздать к разделу пирога, решило вступить в войну против Советского Союза и без соответствующего официального обращения со стороны гитлеровской Германии.
Мотивы этого решения можно найти во многих дипломатических документах венгерского правительства. «Румыния и Словакия, – писал, например, венгерский посланник в Берлине Стояи, – могут настолько оказаться объектом интереса и симпатии с германской стороны, что мы потеряем преимущество, которым до сих пор располагали по сравнению с ними в Центральной Европе как первый друг Германии, или по крайней мере частично лишимся этого преимущества»[97].
27 июня венгерские войска перешли советскую границу и в составе гитлеровской группы войск «Юг» под командованием Рундштедта приняли участие в агрессии против Советского Союза. Вскоре число венгерских войск, участвовавших в антисоветской войне, было доведено до 84 тыс.[98]
Вступив в войну против Советского Союза, правители хортистской Венгрии подчеркивали свою верность «братству по оружию и духу» с державами оси, в первую очередь с Германией. Они добивались того, чтобы гитлеровцы рассматривали Венгрию как наиболее надежного и традиционного союзника, прошедшего испытания многих предвоенных лет. Эти идеи повторились во многих посланиях Хорти, Бардоши и других венгерских деятелей, адресованных в Берлин. Это же положение подчеркивал Хорти во время встречи с Гитлером в ставке последнего, состоявшейся 8-9 сентября 1941 г.
С вступлением Венгрии во вторую мировую войну увеличилась ее экономическая зависимость от Германии. С одной стороны, Германия превращалась в единственный рынок сбыта венгерской промышленности, а с другой – венгерская промышленность все больше зависела от немецких поставок топлива и сырья.
В августе 1941 года завершились очередные венгерско-германские экономические переговоры. «Венгерское правительство сделало все возможное, – писал об этих переговорах в Берлин глава германской делегации Клодиус, – чтобы учесть германские пожелания в экономической области»[99].
Одной из важнейших тем всех венгерско-германских переговоров в период войны являлось дальнейшее расширение венгерских экономических обязательств. Так, во время встречи Риббентропа с Бардоши в конце ноября 1941 года гитлеровский министр потребовал нового увеличения поставок нефти и зерна. Он сказал: «Положение сейчас таково, что даже сравнительно малые количества, такие как, например, дополнительные поставки 40 тыс. т нефти, имеют особое значение». Бардоши заверил Риббентропа, что будут использованы все возможности для удовлетворения запросов Германии[100]. Аналогичные требования гитлеровцы выдвигали и в ходе других венгерско-германских переговоров.
Финляндское правительство объявило войну Советскому Союзу 25 июня 1941 г. Некоторая оттяжка во вступлении в войну потребовалась финским правителям для того, чтобы придать этому акту «вынужденный», «оборонительный» характер, хотя еще задолго до нападения Германии на Советский Союз между германскими и финскими политическими и военными деятелями была достигнута полная договоренность о германо-финском сотрудничестве в случае войны с СССР. В соответствии с этой договоренностью в мае – июне 1941 года в Финляндии был проведен ряд важнейших мобилизационных мероприятий, которые не оставляли сомнения относительно намерений финских правителей принять активное участие в нападении на Советский Союз.
Версию о «вынужденном» характере вступления Финляндии в войну, которую широко распространяли в Хельсинки, опровергает и тот факт, что финское правительство отклонило предложение Советского правительства 0 сохранении мира в советско-финских отношениях. В беседе с финским посланником в Москве Хюнниненом В.М. Молотов 23 июня заверил, что Советский Союз не стремится нарушать самостоятельность и территориальную неприкосновенность Финляндии и не имеет к ней никаких претензий. На запрос Советского правительства относительно позиции Финляндии в начавшейся советско-германской войне в Хельсинки предпочли отмолчаться. Министр иностранных дел Виттинг, уклонившись от ответа, заявил советскому посланнику в Хельсинки Орлову, что вопрос о позиции Финляндии в конфликте будет обсуждаться на заседании финского парламента 25 июня[101]. В этот день финский премьер-министр объявил о состоянии войны между Советским Союзом и Финляндией. Таким образом, ответом на советское мирное предложение было объявление войны со стороны финского правительства.
Позиция финских правящих кругов по вопросу об активном участии Финляндии в нападении на Советский Союз была настолько очевидной, что Гитлер в своем обращении к войскам 22 июня 1941 г. прямо заявил о союзе между германскими и финскими вооруженными силами в совместной войне против СССР[102]. А финский президент Рюти в своем послании Гитлеру, врученном адресату 1 июля, с удовлетворением отмечал, что никогда ранее не чувствовалась так отчетливо общность судеб Германии и Финляндии. «…Я выражаю твердую надежду, – писал он, – что эта последняя битва против большевизма гарантирует процветание и мир в новой Европе»[103]. Мысль об общности судеб развивал в своем длинном монологе и Гитлер во время переговоров Виттинга с руководителями Германии в ноябре 1941 г. Выражением особой благосклонности Гитлера к своему финскому союзнику являлось награждение главнокомандующего финскими – войсками Маннергейма «Рыцарским крестом» в сентябре 1941 года и особенно посещение Гитлером ставки Маннергейма в день 75-летия последнего – 4 июня 1942 г. Этому визиту Гитлера придавалось особое значение, учитывая, что фюрер никого из своих союзников, кроме Муссолини, не удостаивал такой чести.
Война Финляндии против Советского Союза носила с самого начала агрессивный, захватнический характер. Маннергейм в своем приказе от 7 июля 1941 г. прямо заявлял, что задачей войны является отторжение от Советского Союза Восточной Карелии и создание «Великой Финляндии»[104]. Более детально излагал захватнические планы финской верхушки Рюти в различных доверительных беседах с германским посланником Блюхером и специальным уполномоченным германского правительства Шнурре. Так, в беседе с Шнурре в октябре 1941 г. Рюти следующим образом определил территориальные претензии Финляндии: весь Кольский полуостров с городом Мурманск должен войти в состав финского государства, далее граница должна будет проходить по берегу Белого моря до города Онеги, отсюда, включая всю Карелию и часть Архангельской области, до южного побережья Онежского озера, далее по р. Свирь, южному побережью Ладожского озера и р. Неве до ее впадения в Финский залив. Рюти «великодушно» не претендовал на Ленинград, советуя немцам ликвидировать его как промышленный и политический центр, превратив в германский торговый и транзитный порт. Территорию восточнее предполагавшейся финской границы («Архангельское губернаторство») Рюти рекомендовал гитлеровцам превратить в «лесную колонию», а население – ненцев и других, которых он характеризовал как примитивные народности, – использовать для «колониального труда»[105].
Гитлеровцы в целом одобряли захватнические планы финской верхушки. Гитлер в упомянутой беседе с Виттингом считал, что Финляндия должна закрепиться на Кольском полуострове и в Восточной Карелии. Территориальными посулами гитлеровцы стремились покрепче связать Финляндию с фашистским блоком. «Для нас может быть только желательным, – писал Риббентроп Блюхеру в письме от 17 сентября, – чтобы финны теперь хотели бы также расшириться за счет бывшей русской территории»[106].
Лживость утверждения о том, что Финляндия была якобы заинтересована лишь в восстановлении линии границы 1939 года, которым широко спекулировали финские правители, стала особенно очевидной осенью 1941 года, когда финские и германские войска достигли этой линии. Финское правительство, вопреки своим заявлениям об «оборонительном» характере войны, решило продолжать войну против СССР В приказе Маннергейма в начале сентября отмечалось: «Граница достигнута, война продолжается»[107]. Во многих беседах с германскими военными и политическими руководителями Рюти, Маннергейм, Виттинг подчеркивали, что будут продолжать войну на стороне Германии до тех пор, пока не будет одержана победа.
Финские правители не пожелали прекратить участие в агрессии против Советского Союза и после того, как Советское правительство выразило готовность заключить новый мирный договор с Финляндией и пойти на некоторые территориальные уступки Финляндии, о чем И.В. Сталин сообщил в своем послании президенту Рузвельту 4 августа 1941 г.[108] Не возымели действия на финское правительство и отдельные дипломатические демарши Англии и США.
Болгарское правительство Б. Филова не объявило войны Советскому Союзу и не присоединилось к Германии в момент ее нападения на СССР. Однако оно открыто поддерживало антисоветскую агрессию фашистского блока.
Несмотря на сохранение дипломатических отношений между Советским Союзом и Болгарией, члены правительства Филова и другие официальные лица выступали с публичными антисоветскими речами и поздравляли гитлеровцев с победами на восточном фронте.
Прикрываясь флагом нейтралитета в советско-германской войне, правительство Филова на самом деле превращало Болгарию в плацдарм для развертывания военных действий против Советского Союза со стороны Германии и других напавших на СССР государств. Уже 10 сентября 1941 г. Советское правительство в своей ноте указывало, что на территории Болгарии сосредоточены немецкие и итальянские дивизии, накопляемые для десантных операций против Одессы и Крыма; черноморские порты Бургас, Варна и ряд других пунктов побережья, а также порт Рущук на Дунае были переданы немцам и приспособлены для базирования немецких подводных лодок и военных судов. Болгарский флот был использован немцами для переброски войск и боеприпасов, предназначенных против Советского Союза[109].
В рассматриваемый период состоялся ряд важных германо-болгарских переговоров на высшем уровне. В ноябре 1941 года в Берлин для присоединения к «антикоминтерновскому пакту» выезжала болгарская правительственная делегация во главе с Б. Филовым. В ходе состоявшихся в Берлине бесед нацистские главари подчеркивали важность скорейшего завершения войны против СССР, с тем чтобы окончательно закрепить «новый порядок» в Европе.
Таким образом, с момента нападения Германии на Советский Союз, когда судьба войны и участь фашистского блока в целом решались на советско-германском фронте, все усилия держав оси и союзников были подчинены задачам войны против Советского Союза. Роль и авторитет каждого члена фашистского блока находились в прямой зависимости от доли и активности его участия в антисоветской войне.