Реакция Вашингтона на нападение Германии на СССР

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Реакция Вашингтона на нападение Германии на СССР

Вероломное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз вызвало широкое возмущение в США. Многие политические, общественные и профсоюзные организации США сразу же выступили с декларациями, в которых объявлялось о всяческой поддержке ими мужественной борьбы советского народа. «Защитим Америку, оказывая полную поддержку Советскому Союзу, Великобритании и всем странам, борющимся против Гитлера» – в таких словах выразил настроение широких народных масс Америки манифест, принятый 28 июня 1941 г. Национальным комитетом Коммунистической партии США в связи с нападением гитлеровской Германии на Советский Союз.

В поддержку Советского Союза выступили также виднейшие представители американской интеллигенции. «Ничто не имеет большего значения для либеральной и демократической Америки, – писал в те дни прогрессивный писатель США Т. Драйзер, – чем успех России в борьбе против Гитлера. Дело русских является всегда и везде подлинным делом демократии, ибо Россия уже сделала для простого человека больше, чем какая-либо другая страна в истории»[41]. Советское посольство в Вашингтоне ежедневно получало большое количество телеграмм и писем с выражением солидарности с СССР.

Многие видные американские государственные и политические деятели понимали значение советско-американского сотрудничества в условиях дальнейшего расширения фашистской агрессии. Они высказывались за скорейшее установление контактов с Советским правительством и за оказание широкой помощи Советскому Союзу. К их числу относились президент Ф. Рузвельт, специальный помощник президент Г. Гопкинс, министр внутренних дел Г. Икес, министр финансов Г. Моргентау, сенаторы Пеппер, Смит и др.

Однако реакционная изоляционистская верхушка – Гувер, Трумэн, Тафт, Фиш, Линдберг – была недовольна выступлениями американской общественности в поддержку Советского Союза. Она продолжала считать, что интересы США не должны выходить за пределы Западного полушария, и требовала, чтобы США остались в стороне от советско-германской войны. Антисоветские настроения сохранялись в ряде правительственных учреждений, включая госдепартамент, военное и морское министерства. Были в США, впрочем, как и в Англии, официальные деятели, которые предлагали вести дело так, чтобы СССР воевал с Германией один на один, с тем чтобы и Советский Союз и Германия возможно больше обескровили друг друга. Такие планы с откровенным цинизмом изложил американский сенатор, впоследствии президент США Г. Трумэн. «Если мы увидим, – говорил он, – что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше»[42].

В одном из политических писем Советскому правительству советник посольства СССР в Вашингтоне А.А. Громыко давал следующую оценку позиции правящих кругов США: «Подавляющее большинство из генералитета армии США питали надежду… на истощение и гитлеровской Германии, и Советского Союза. Эти надежды совпадают с надеждами руководящих промышленных кругов… Они не хотят победы Гитлера. Но еще больше они не хотят победы Советского Союза. И вот эти люди сейчас стоят во главе американской армии и ее подготовки. Эти люди представляют собой военное окружение американского правительства и его главы Рузвельта… Еще хуже настроения среди командного состава флота США»[43].

Первое официальное заявление правительства США по поводу нападения Германии на СССР было сделано исполняющим обязанности государственного секретаря С. Уэллесом, выступавшим 23 июня перед представителями печати. Назвав нападение Германии на Советский Союз «предательским», он заметил, что перед американским народом стоит неотложный вопрос, будет ли успешно остановлен, а затем и сорван гитлеровский план завоевания мира, что этот вопрос в данный момент самым непосредственным образом затрагивает оборону и безопасность Соединенных Штатов Америки.

На пресс-конференции в Белом доме 24 июня президент Рузвельт заявил, что США предоставят Советскому Союзу всю возможную помощь. Тут же он, правда, добавил, что значительная часть поставок будет по-прежнему направляться в Англию и что американская помощь Советскому Союзу может быть эффективной только в случае длительной войны. Одновременно было опубликовано сообщение правительства, в котором, в частности, говорилось: «По мнению правительства США, …всякая оборона против гитлеризма, всякое объединение с силами, противостоящими гитлеризму, какой бы характер эти силы ни носили, будет способствовать возможному свержению нынешних германских лидеров и будет служить на пользу нашей собственной обороне и безопасности. Гитлеровские армии являются в настоящее время главной угрозой американскому материку»[44].

Вместе с тем американское правительство давало приять, что занятая им позиция ни в коей мере не изменит общего отношения США к войне и не приведет к их активному участию в ней. Через два дня после заявления Рузвельта было опубликовано новое сообщение Белого дома, в котором говорилось, что «президент не стал бы ограничивать применение закона о нейтралитете в отношении Советской России на том основании, что, хотя Гитлер и объявил войну Советскому Союзу, война не подвергает опасности Соединенные Штаты или американских граждан»[45]. Это заявление предназначалось главным образом «изоляционистам» и отражало расхождения и внутреннюю борьбу в США по внешнеполитическим вопросам.

26 июня 1941 г. посол СССР в США К.А. Уманский посетил исполняющего обязанности госсекретаря Уэллеса и попросил его официально сформулировать отношение американского правительства к нападению Германии на СССР. Уэллес заявил, что «американское правительство считает СССР жертвой неспровоцированной, ничем не оправданной агрессии» и что отпор этой агрессии, который дается сейчас советским народом и его армией, «соответствует историческим интересам Соединенных Штатов Америки». «Исходя из этого, – сказал он, – правительство США заверяет, что оно готово оказать этой борьбе всю посильную поддержку в пределах, определяемых производственными возможностями США и их наиболее неотложными нуждами». «Свою решимость проводить эту линию, – сказал Уэллес, – американское правительство уже доказало двумя актами: отменой блокирования советских финансовых операций и, что более важно, решением не применять к СССР ограничений, предписанных актом о нейтралитете»[46]. Несмотря на заявление американского правительства о готовности оказывать помощь Советскому Союзу в его войне против фашистской Германии, подавляющее большинство политических и военных руководителей США сходилось на том, что советские вооруженные силы не сумеют оказать длительного сопротивления гитлеровским полчищам. Так, при определении американской политики в отношении СССР военный министр США Стимсон в меморандуме от 23 июня 1941 г. советовал президенту Рузвельту исходить из следующих предпосылок:

«1. Действия Германии (нападение на СССР. – В.И.) представляются как ниспосланные богом.

2. Для нанесения поражения Советскому Союзу немцы будут основательно заняты минимум один и максимум три месяца.

3. Это время должно быть использовано нами со всей энергией для того, чтобы направить наши соединения к атлантическому театру операций»[47].

Аналогичной была точка зрения военно-морского министра Нокса и некоторых других военных деятелей США.

Другого мнения придерживался Рузвельт, который имел большую уверенность в «силе русского сопротивления», чем военные деятели. В связи с тем, что оптимистов в оценке советской боеспособности летом 1941 года в правительственных кругах США было меньшинство, то практических шагов для реализации обещания о поддержке Советского Союза в первое время в Вашингтоне почти не предпринималось. В начальный период Великой Отечественной войны даже закон США о ленд-лизе не был распространен на Советский Союз. По свидетельству министра внутренних дел США Г. Икеса, когда в конце лета 1941 года на заседании правительства США зашел разговор о золотых запасах, которыми располагал Советский Союз, участники заседания добивались того, «чтобы русские передавали нам свое золото в уплату за поставки, пока их золотой запас не будет исчерпан. Тогда мы и применим закон о ленд-лизе к России»[48]. Первоначально американские поставки в СССР были невелики и проводились за наличный расчет в соответствии с американо-советским торговым соглашением 1937 года.

Советское правительство уже в конце июня через своего посла в Вашингтоне представило правительству США список поставок, в которых нуждался Советский Союз. Одновременно был поднят вопрос и относительно предоставления Соединенными Штатами пятилетнего кредита Советскому Союзу. Со своей стороны Уэллес предложил осуществлять советские поставки сырья в обмен на американские поставки.

10 июля 1941 г. состоялась беседа Уманского с Рузвельтом и Уэллесом, посвященная главным образом вопросу об американских поставках Советскому Союзу. Для ускорения победы над гитлеровской Германией и сокращения лишений и жертв, вызываемых войной, подчеркнул в беседе советский посол, «нужно крепкое согласованное сотрудничество между всеми антигитлеровскими силами». «Немцы, – отметил он, – обрушили на нас буквально всю мощь своей военной машины, перебросив силы из Франции, авиацию, действовавшую против Англии, и, наверное, из ряда других районов, где антигитлеровские силы благодаря нашему отпору получили известную передышку. Поэтому следует ожидать, что эти антигитлеровские силы, с полным пониманием всей важности нашего фронта, для нашего дела и для их национальной безопасности согласятся с необходимостью немедленных и широких поставок нам по нашей заявке, невзирая на возможное нарушение существовавших планов и расписаний».

Рузвельт согласился, что необходимо теснейшее сотрудничество антигитлеровских сил и уступки ряда видов американского снабжения той стране, которая в данный момент имеет наибольшее значение с точки зрения успеха общего дела[49]. Касаясь советского списка американских поставок, Рузвельт заявил, что правительство предпримет необходимые шаги с тем, чтобы срочно осуществить Советскому Союзу те поставки, заказы на которые Советское правительство пожелало разместить в США и которые можно было бы отгрузить. «Президент подчеркнул тот факт, – говорится в американской записи беседы, – что любые поставки, носящие срочный характер, должны прибыть в Советский Союз не позднее 1 октября». Уэллес добавил, что он разделяет мнение президента о том, что «если русским удастся выстоять перед немцами до 1 октября, это имело бы огромную ценность в поражении Гитлера, так как после этой даты никакие эффективные военные операции против России не могли бы быть осуществлены и последующее оковывание некоторого количества германских войск и техники на протяжении этого периода имело бы большую практическую ценность в обеспечении полного поражения Гитлера»[50]. Уманский принял к сведению заявление о готовности американского правительства осуществить поставки и выразил признательность за позицию, занятую Рузвельтом и американским правительством «в отношении нынешнего положения и нашей борьбы против гитлеровской агрессии»[51].

В результате этих переговоров 2 августа 1941 г. состоялся обмен нотами между советским послом К. Уманским и С. Уэллесом о продлении сроком на один год действовавшего между СССР и США торгового соглашения и относительно экономического содействия Советскому Союзу со стороны США. Стороны договорились о том, что советско-американское торговое соглашение, вступившее в силу 6 августа 1937 г., будет продлено до 6 августа 1942 г.

Несмотря на достигнутую договоренность и многочисленные заверения правительства Соединенных Штатов, осуществление помощи Советскому Союзу со стороны США находилось летом 1941 года в неудовлетворительном состоянии. Соединенные Штаты тянули время, и отправка в Советский Союз необходимых товаров задерживалась. Это и не удивительно, если учесть, что государственный департамент, по сути дела, препятствовал осуществлению советских заказов. Уэллес, ссылаясь на заявления различных агентств, рекомендовал «лишь очень скромные, если не сказать незначительные, поставки» Советскому Союзу даже на период более чем на год[52].

Подводя итоги трудностям, возникшим в переговорах с американской стороной по вопросу о поставках, Уманский писал в Москву 31 июля 1941 года: «Вопросы решают невероятно медленно, без учета темпов и размаха войны… Поныне, ровно через месяц после вручения нашей вооруженческой заявки, мы не имеем ответа на нее, если не считать прямого отказа в зенитках намеченных нами калибров… Каждый практический вопрос решается с невыносимыми проволочками, при сопротивлении аппарата, особенно военного министерства и госдепартамента, после бесконечных непроизводительных совещаний»[53].

Проволочки в осуществлении поставок Советскому Союзу вызвали недовольство Рузвельта. На заседании правительства 1 августа он подверг критике различные ведомства, затягивающие поставки СССР. Описывая данное заседание правительства, министр финансов Г. Моргентау отметил, что президент «сказал, что он не хочет слышать о том, что находится в стадии заказов, он хочет слышать о том, что уже спущено на воду (т. е. направлено в Советский Союз. – В.И.)[54]. Рузвельт 2 августа 1941 г. сказал У. Кою, занимавшемуся вопросами поставок, что «почти шесть недель прошло после начала русской войны, а мы практически ничего не сделали, чтобы доставить необходимые им материалы»[55].

В основе проволочек с отправкой поставок в СССР лежал антисоветизм некоторых американских деятелей, их неверие в силу сопротивления Советского государства фашистскому нашествию.

Для того чтобы активизировать советско-американские отношения и получить более полную информацию о СССР, Рузвельт решил направить в Москву в качестве своего личного представителя одного из своих ближайших сотрудников – Г. Гопкинса. Официально задачей миссии Гопкинса являлось выяснение потребностей СССР в американских поставках; однако если учесть, что Советское правительство уже передало через своих представителей в Вашингтоне соответствующие заявки, то представляется наиболее вероятным, что Гопкинс прибыл в Москву главным образом для того, чтобы убедиться в дальнейшей боеспособности СССР.

Не случайно в первом же отчете Рузвельту о беседах в Москве Гопкинс писал: «Я очень уверен в отношении этого фронта… Здесь существует безусловная решимость победить»[56].

Московские переговоры Гопкинса проходили 30 и 31 июля. Он был дважды принят И.В. Сталиным, имел беседы в народном комиссариате иностранных дел, народном комиссариате обороны, встречался со многими советскими руководителями.

В ходе переговоров Гопкинс получил широкую информацию о положении на советско-германском фронте, о перспективах боевых действий Советской Армии в зимнюю кампанию, о твердом намерении СССР сражаться до победного конца. Советское правительство выразило готовность к самому широкому военному сотрудничеству с США. По утверждению Гопкинса, ему было сказано, что Москва приветствовала бы участие американских войск в военных операциях против немцев на любом участке советско-германского фронта[57].

По поручению президента Гопкинс подтвердил, что США считают, что тот, кто сражается против Гитлера, является союзником Соединенных Штатов, и последние будут оказывать всяческую помощь этой стране. Были обсуждены также вопросы снабжения, включая типы и количество материалов, которые США могли бы поставить Советскому Союзу. Советское правительство передало Гопкинсу список тех военных поставок, в которых СССР был крайне заинтересован. Гопкинс, однако, утверждал, что даже имевшееся в наличии у США снаряжение, по всей вероятности, не сможет поступить на советско-германский фронт в оставшееся «до наступления плохой погоды время»[58].

Ссылка на всякие трудности была лишь отговоркой. Это подтверждает и сам Гопкинс в пояснениях американской позиции относительно сроков созыва конференции представителей СССР, США и Англии по вопросам взаимных военных поставок. «Я помнил о важности того, – писал он в своем отчете Рузвельту, – чтобы в Москве не было никакого совещания, пока мы не узнаем об исходе нынешней битвы. Я считал чрезвычайно неразумным проводить совещание, пока исход ее не известен. На этом и основывалось мое предложение о том, чтобы совещание состоялось возможно позже. Тогда мы знали бы, будет ли существовать какой-нибудь фронт, а также где приблизительно будет проходить линия фронта в предстоящие зимние месяцы»[59]

Советское правительство придавало большое значение переговорам с Гопкинсом. Одна из бесед Гарри Гопкинса в Кремле длилась, например, почти четыре часа. Гопкинс уехал из Москвы удовлетворенным результатами своей миссии – он получил информацию о военном положении СССР из самых авторитетных источников. Миссия Гопкинса имела положительное значение в развитии советско-американского сотрудничества.

Вместе с тем непосредственного влияния на характер, объем и сроки американских поставок Советскому Союзу она не оказала. Еще долгое время объем экономической помощи, оказываемой Советскому Союзу со стороны США, не соответствовал тому огромному вкладу, который советский народ вносил в войну против гитлеровской Германии. В течение июля 1941 года экспорт в СССР из США составлял несколько более 6,5 млн. долл., к октябрю того же года он вырос всего лишь до 29 млн. долл.[60] 26 сентября министра финансов Г. Моргентау посетил А.А. Громыко, который обратил внимание министра на вопросы финансирования программы поставок[61].

Задержка в поставках военных материалов объяснялась главным образом все тем же неверием некоторых американских руководителей в силы СССР и нежеланием определенных монополистических кругов США содействовать усилению военной мощи Советского Союза, их стремлением затянуть войну и обескровить СССР и Германию.