Начало освобождения Польши и польский вопрос

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Начало освобождения Польши и польский вопрос

Победоносное наступление советских вооруженных сил приближало час освобождения Польши. В этой освободительной борьбе уже выполняли свои задачи Союз польских патриотов в СССР и созданный им польский армейский корпус, действовавший рука об руку с Красной Армией. Перспективы возрождения Польши как независимого и сильного государства становились все более реальными.

Советское правительство по-прежнему стояло за создание сильной, независимой, демократической, дружественной Польши. 11 января 1944 г. Советское правительство вновь заявило, «что оно стремится к тому, чтобы установить дружбу между СССР и Польшей на основе прочных добрососедских отношений и взаимного уважения и, если этого пожелает польский народ, – на основе союза по взаимной помощи…»[459]. При этом подчеркивалось, что возрождение Польши должно произойти не путем захвата украинских и белорусских земель, а путем возвращения в состав польского государства занятых ранее немцами исконных польских земель. Советское правительство не считало при этом неизменными восточные границы Польши 1939 года. Оно полагало, что в эти границы могли быть внесены исправления в пользу Польши и что советско-польская граница могла бы в этом случае пройти примерно по так называемой «линии Керзона». «Справедливое стремление польского народа к своему полному объединению в сильном и независимом государстве, – говорилось в заявлении Советского правительства, – должно получить свое признание и поддержку»[460].

В заявлении правительства СССР содержалось резкое осуждение антинародной, антисоветской политики эмигрантского польского правительства. В нем указывалось, что лондонские эмигранты оказались неспособными организовать активную борьбу против германских захватчиков в самой Польше и своей неправильной политикой нередко играли на руку немецким оккупантам. «Между тем интересы Польши и Советского Союза заключаются в том, – отмечалось в советском заявлении, – чтобы между нашими странами установились прочные дружественные отношения, и чтобы народы Польши и Советского Союза объединились в борьбе против общего внешнего врага, как этого требует общее дело всех союзников»[461].

Заявление Советского правительства вызвало широкий резонанс. В официальных комментариях английского министерства иностранных дел по поводу советского заявления отмечалось, что оно рассматривается как «важнейший вклад для окончательного разрешения спора»[462].

Однако ответ польского эмигрантского правительства на советское заявление, опубликованный 15 января, свидетельствовал о том, что польская реакция обходит и игнорирует главный вопрос – признание «линии Керзона» в качестве советско-польской границы. В ноте польского эмигрантского правительства говорилось также, что оно «обращается к британскому и американскому правительствам, надеясь при их посредничестве обеспечить переговоры между польским и Советским правительствами с участием английского и американского правительств по всем основным вопросам…»[463].

В Советском Союзе польская нота была расценена как еще одна демонстрация нежелания польского эмигрантского правительства устанавливать добрососедские отношения с Советским Союзом. Оторванное от своего народа, оно в новой обстановке, когда час освобождения Польши советскими войсками был уже близок, не прекращало враждебных выступлений против СССР, открыто заявляя о своих претензиях на украинские и белорусские земли. В различных печатных изданиях этого правительства, распространявшихся на территории Польши, содержалась всевозможная клевета на СССР и призывы к вооруженной борьбе с советскими войсками. Один из экземпляров такого рода клеветнического издания Советское правительство вручило в феврале 1944 года американскому послу Гарриману для ознакомления правительства США, часто выступавшего в международных делах адвокатом польского лондонского кабинета. Гарриман писал в своем меморандуме в Вашингтон 24 марта: «По-моему, нет сомнений в том, что политика (польского. – В.И.) правительства определяется группой офицеров, которые убеждены, что война с Советской Россией – неизбежна»[464].

Оголтелую антисоветскую кампанию эмигрантские польские круги развернули и в Лондоне. Новый посол СССР в Лондоне Ф.Т. Гусев в беседе с Иденом указывал на то, что некоторые статьи польских эмигрантов «по своей враждебности в отношении СССР превосходят все то, что изготовляет Геббельс и его ведомство»[465].

Приближение советских войск к польской границе и вовлечение в освободительную борьбу польского народа все новых и новых сил сделали очевидным, что возрождение независимой и сильной Польши произойдет помимо эмигрантских кругов в Лондоне. Это обстоятельство сильно беспокоило английское и американское правительства. Особое беспокойство в этой связи проявлял Черчилль. В начале 1944 года он пытался взять на себя роль посредника в отношениях между СССР и польским эмигрантским правительством. Черчилль хорошо понимал, что в случае освобождения Польши советскими войсками и частями польской армии, созданной Союзом польских патриотов в СССР, авторитет и влияние лондонского эмигрантского правительства падут еще более, и оно может оказаться за бортом событий в Польше. В этом случае будет создано новое польское демократическое правительство из представителей прогрессивных кругов Польши, чего Черчилль боялся более всего.

Это же беспокойство разделял и Гарриман, который писал в Вашингтон в начале 1944 года: «Казалось бы, что сейчас поляки могли бы заключить более выгодную сделку, чем впоследствии, причем им, по-видимому, пришлось бы жить в надежде, что в конце концов мы и англичане будем таскать для них каштаны из огня»[466].

В одном из своих посланий в Москву английский премьер детально изложил точку зрения английского правительства по польскому вопросу. Из этого послания вытекало, что, хотя Черчилль и считал возможным принять в качестве основы советско-польской границы «линию Керзона», он стремился затянуть решение этого вопроса и обусловить его всякими оговорками. Что касается характера и деятельности эмигрантского правительства, то Черчилль высказывался против каких-либо изменений его состава. Он категорически отвергал право польского народа на создание нового правительства, угрожая в противном случае расколом антигитлеровской коалиции. «Создание в Варшаве, – писал он в Москву, – иного польского правительства, чем то, которое мы до сих пор признавали, вместе с волнениями в Польше поставило бы Великобританию и Соединенные Штаты перед вопросом, который нанес бы ущерб полному согласию, существующему между тремя великими державами, от которых зависит будущее мира»[467].

В своем ответе в Лондон 4 февраля 1944 г. Советское правительство вновь подтвердило свою точку зрения как по вопросу о польских границах, так и по вопросу о характере эмигрантского правительства. Устранение из состава этого правительства «профашистских империалистических элементов и включение в него людей демократического образа мысли, – говорилось в ответе, – можно надеяться, создало бы надлежащие условия для установления хороших советско-польских отношений, решения вопроса о советско-польской границе и вообще для возрождения Польши как сильного, свободного и независимого государства»[468].

Эта же точка зрения была доведена и до сведения Вашингтона. После одной из бесед в Кремле Гарриман сообщал.своему правительству: «Сталин убежден в том, что нельзя надеяться на дружественные отношения с Польшей, если у власти будет правящая группировка из Лондона, поэтому он и не желает, чтобы Красная Армия восстанавливала их власть. Я полагаю, что в основном он прав»[469].

В течение января – февраля 1944 года Черчилль и Иден провели ряд совещаний с польским эмигрантским правительством якобы для того, чтобы сблизить точки зрения и найти компромиссное решение вопроса. На самом же деле в результате этих переговоров Черчилль сам отошел от позиции, которую он занимал на Тегеранской конференции по ряду вопросов советско-польских отношений, о чем свидетельствовала новая попытка Лондона оказать давление на Советское правительство, с тем чтобы последнее изменило свою позицию по польскому вопросу. 19 марта 1944 г. английский посол в Москве посетил народного комиссара иностранных дел СССР и сделал заявление, в котором, в частности, содержалось требование, чтобы Советское правительство пришло к соглашению с польским эмигрантским йравительством на основе предложения Черчилля – отложить решение вопроса о советско-польской границе до созыва мирной конференции. Разногласия по польскому вопросу, заявил посол, могут создать затруднения в отношениях между СССР и западными союзниками и отразиться на осуществлении крупных военных операций, согласованных в Тегеране.

В таком же угрожающем тоне было составлено и послание У. Черчилля И.В. Сталину от 21 марта. Черчилль писал: «В весьма скором времени мне придется сделать заявление в Палате общин по польскому вопросу. Это приведет к тому, что я должен буду сказать, что попытки достигнуть договоренности между Советским и Польским Правительствами потерпели неудачу; что мы продолжаем признавать Польское Правительство, с которым мы были в постоянных отношениях с момента вторжения в Польшу в 1939 году; что мы теперь считаем, что все вопросы о территориальных изменениях должны быть отложены до перемирия или до мирной конференции держав-победительниц и что тем временем мы не можем признавать никаких передач территории, произведенных силой»[470].

Советское правительство дало достойный отпор подобного рода угрозам. В послании от 23 марта И.В. Сталин напомнил У. Черчиллю, что тот в Тегеране согласился с правомерностью «линии Керзона». «Позицию Советского правительства в этом вопросе, – писал И.В. Сталин, – Вы считали тогда совершенно правильной, а представителей эмигрантского польского правительства Вы называли сумасшедшими, если бни откажутся принять линию Керзона… Я не сомневаюсь, что если бы Вы продолжали твердо стоять по-прежнему на Вашей тегеранской позиции, конфликт с польским эмигрантским правительством был бы уже разрешен»[471].

В ответ на заявление У. Черчилля, что вопрос о советско-польской границе придется отложить до созыва конференции о перемирии, И.В. Сталин писал: «Я думаю, что мы имеем здесь дело с каким-то недоразумением. Советский Союз не воюет и не намерен воевать с Польшей. Советский Союз не имеет никакого конфликта с польским народом и считает себя союзником Польши и польского народа. Именно поэтому Советский Союз проливает кровь ради освобождения Польши от немецкого гнета. Поэтому было бы странно говорить о перемирии между СССР и Польшей. Но у Советского Правительства имеется конфликт с эмигрантским польским правительством, которое не отражает интересов польского народа и не выражает его чаяний. Было бы еще более странно отождествлять с Польшей оторванное от Польши эмигрантское польское правительство в Лондоне».

В связи с сообщением английского премьер-министра о намерении выступить в палате общин И.В. Сталин отмечал: «Конечно, Вы вольны сделать любое выступление в Палате общин – это Ваше дело. Но если Вы сделаете такое выступление, я буду считать, что Вы совершили акт несправедливости и недружелюбия в отношении Советского Союза». «…Метод угроз и дискредитации, – заключил глава Советского правительства, – если он будет продолжаться и впредь, не будет благоприятствовать нашему сотрудничеству»[472].

Что касается польского эмигрантского правительства, то оно не только отказалось принять «линию Керзона», но и претендовало на то, «чтобы районы, которые будут переданы в ведение польской администрации, включали бы такие пункты, как Вильно и Львов»[473]. Во время переговоров Черчилля с премьер-министром польского эмигрантского правительства С. Миколайчиком 20 января 1944 г. последний прямо заявил, что его правительство рассматривает линию границы, установленную Рижским договором, в качестве отправной точки для переговоров. Польское эмигрантское правительство возражало также против передачи Советскому Союзу Кенигсберга (хотя надо прямо сказать, что к решению этого вопроса лондонская эмигрантская клика никакого отношения не имела) и требовало, чтобы ряд советских земель, которые это правительство считало спорными, были поставлены под международный контрол ь.

Разумеется, что такие домогательства не могли быть приняты Советским правительством к обсуждению. Они лишь свидетельствовали о том, что польское эмигрантское правительство не было способно встать на путь нормализации советско-польских отношений. Об этом же говорили и попытки этого правительства добиться угодного для себя посредничества Вашингтона и Лондона.

«Польское правительство в Лондоне обращается за посредничеством к Правительствам США и Великобритании, – писал В.М. Молотов К. Хэллу, – не для того, чтобы добиться соглашения с Советским Правительством, а для того, чтобы углубить конфликт и втянуть в него союзников, ибо ясно, что отсутствие общей базы для соглашения обрекает переговоры, как и посредничество, на провал»[474].

Задачу коренного улучшения советско-польских отношений могли выполнить лишь демократические, патриотические силы польского народа.

В июне-июле 1944 года, наголову разбив немецкие войска под Витебском, Бобруйском, Могилевом и освободив Минск, советские войска вступили на территорию Польши и, продвигаясь на запад, достигли рубежей реки Вислы. Первым польским освобожденным городом был Хелм. Вместе с советскими вооруженными силами на территорию Польши вступили части польской армии, сформированные в СССР.

В связи с началом освобождения Польши Крайовой Радой Народовой (Польским национальным советом), созданной демократическими силами польского народа в конце 1943 года, был образован Польский комитет национального освобождения (ПКНО). 22 июля 1944 г. комитет обратился с манифестом к польскому народу, в котором излагал основные принципы своей внутренней и внешней политики. Касаясь внешней политики польского государства, ПКНО призывал к прочному союзу с непосредственными соседями Польши – Советским Союзом и Чехословакией, к укреплению дружбы и союза с Великобританией, США и другими государствами – членами Объединенных Наций. По вопросу о советско-польской границе ПКНО заявлял, что эта «граница должна быть линией добрососедской дружбы, а не преградой между нами и нашим соседом; она должна быть урегулирована согласно принципу: польские земли – Польше, украинские, белорусские и литовские земли – Советской Украине, Советской Белоруссии и Советской Литве»[475].

26 июля 1944 г. было опубликовано заявление Советского правительства, в котором указывалось, что советские войска вступили в пределы Польши, преисполненные одной решимостью – «разгромить вражеские германские армии и помочь польскому народу в деле его освобождения от ига немецких захватчиков и восстановления независимой, сильной и демократической Польши»[476].

Советское правительство подчеркивало, что «оно рассматривает военные действия Красной Армии на территории Польши как действия на территории суверенного, дружественного, союзного государства». Было учреждено представительство СССР при ПКНО, который обосновался в Люблине.

В тот же день, 26 июля, между правительством СССР и ПКНО было подписано соглашение об отношениях между советским главнокомандующим и польской администрацией после вступления советских войск на территорию Польши. Отличительной чертой соглашения являлось то, что оно» всемерно обеспечивая боевое содружество СССР и Польши в войне против общего врага, в то же время предусматривало немедленное установление польской администрации на освобожденной от гитлеровской оккупации территории.

Глава Советского правительства информировал союзников о начале освобождения Польши и развитии советско-польских отношений. В своем послании английскому премьеру он писал 23 июля 1944 г.: «События на нашем фронте идут весьма быстрыми темпами. Люблин, один из крупных городов Польши, занят сегодня нашими войсками, которые продолжают двигаться вперед.

В этой обстановке перед нами встал практический вопрос об администрации на польской территории. Мы не хотим и не будем создавать своей администрации на территории Польши, ибо мы не хотим вмешиваться во внутренние дела Польши. Это должны сделать сами поляки. Мы сочли поэтому нужным установить контакт с Польским Комитетом Национального Освобождения, который создан недавно Национальным Советом Польши, образовавшимся в Варшаве в конце прошлого года из представителей демократических партий и групп, о чем Вы, должно быть, уже были информированы Вашим Послом из Москвы… Польский Комитет Национального Освобождения намерен взяться за создание администрации на польской территории, и это будет, я надеюсь, осуществлено. В Польше мы не нашли каких-либо других сил, которые могли бы создать польскую администрацию. Так называемые подпольные организации, руководимые Польским Правительством в Лондоне, оказались эфемерными, лишенными влияния. Польский Комитет я не могу считать правительством Польши, но, возможно, что в дальнейшем он послужит ядром для образования временного польского правительства из демократических сил»[477].

В этом же письме глава Советского правительства выражал готовность принять премьер-министра польского эмигрантского правительства С. Миколайчика, о чем усиленно ходатайствовало британское правительство, по-прежнему пытавшееся посредничать в советско-польских отношениях. С целью создания условий для возможного возвращения в Польшу англичане советовали Миколайчику в ходе переговоров в Москве, куда он прибыл в конце июля, согласиться на определенную реорганизацию своего правительства, некоторое соглашение с ПКНО, отказаться от своей позиции по так называемому «катынскому делу» и т. д.

Встречи Миколайчика со Сталиным состоялись в начале августа. Во время этих встреч Советское правительство высказало пожелание, чтобы вопросы положения в Польше были решены самими поляками и чтобы они были обсуждены Миколайчиком с Польским комитетом национального освобождения. Советская сторона сообщила Миколайчику ряд фактов, свидетельствующих о подрывной деятельности подпольных отрядов польской эмиграции в самой Польше, направленной против Красной Армии. Перед лицом неопровержимых фактов Миколайчик был вынужден признать наличие такого рода организаций. Что касается советско-польской границы, то советская сторона еще раз подтвердила, что в этом вопросе она будет исходить из права наций на самоопределение и что поляки, украинцы, белорусы должны жить на основе дружбы.

Через несколько дней после встречи в Кремле состоялась беседа Миколайчика и его коллег с представителями Польского комитета национального освобождения. Во время этой беседы представители ПКНО внесли конкретные предложения по объединению комитета с демократическими представителями польской эмиграции в Лондоне. Они также предложили, чтобы в Польше было восстановлено действие конституции 1921 года. Конкретные предложения представителей ПКНО, по существу, не были приняты Миколайчиком, и беседа положительных результатов не дала.

Глава правительства СССР информировал о ходе переговоров с поляками английское правительство. В своей телеграмме английскому премьеру он писал следующее: «Хочу информировать Вас о встрече с Миколайчиком, Грабским и Ромером. Беседа с Миколайчиком убедила меня в том, что он имеет неудовлетворительную информацию о делах в Польше». Касаясь бесед Миколайчика с представителями ПКНО, Сталин отмечал: «К сожалению, эти встречи еще не привели к желательным результатам. Но они все же имели положительное значение, так как позволили как Миколайчику, так и Моравскому и Беруту, только что прибывшему из Варшавы, широко информировать друг друга о своих взглядах и особенно о том, что как Польский Национальный Комитет, так и Миколайчик выражают желание совместно работать и искать в этом направлении практических возможностей. Можно считать это первым этапом во взаимоотношениях между Польским Комитетом и Миколайчиком и его коллегами. Будем надеяться, что дальше дело пойдет лучше»[478].

Несмотря на наметившееся некоторое сближение в переговорах по польскому вопросу летом 1944 года, польская реакция произвела еще одну политическую диверсию, суть которой заключалась в том, чтобы до вступления советских войск на польскую территорию провозгласить в важнейших центрах Польши и в ее столице Варшаве власть лондонского эмигрантского правительства (операция «Буря»).

1 августа 1944 г. в соответствии с директивой лондонского эмигрантского правительства в Варшаве вспыхнуло восстание, инициаторы которого преследовали исключительно политические задачи: предотвратить освобождение польской столицы советскими войсками, в случае неудачи восстания свалить всю вину на СССР, обвинив его в том, что он отказал восставшим в помощи.

Руководителей восстания совершенно не интересовал вопрос о его своевременности с точки зрения общих военных операций против гитлеровских войск. Поэтому, разумеется, организаторы этой авантюры не согласовали, да и не собирались согласовывать свои планы с планами советского командования.

Касаясь этого вопроса на советско-французских переговорах в Москве 1944 года, советские представители рассказывали французам о том, что «если бы советское командование спросили, сможет ли оно оказать военную помощь восстанию, то оно заранее сказало бы, что оно к этому не готово». Красная Армия в то время прошла 600 км с боями от Минска до Варшавы, и к тому времени, когда она подошла к Варшаве, ее артиллерия и снаряды отстали на 400 км[479]. «Я думаю, что если бы Сталин чувствовал, что у него достаточно сил для преодоления немецкой обороны, – докладывал летом 1944 года Гарриман в Вашингтон, – то он пошел бы на форсирование Вислы, не задумываясь о том, какой эффект это произвело бы на лондонское польское правительство. В данном случае военные соображения превалировали»[480].

Организаторы варшавского восстания не согласовали свое выступление не только с советским командованием; они не поставили в известность о восстании Крайову Раду Народову и командование Армии Людовой.

По мере развития событий все очевиднее становились безрассудность и преступность авантюры, затеянной в Варшаве польской реакцией. Во имя своих политических козней против СССР организаторы варшавской авантюры решили пожертвовать десятками тысяч жизней патриотов лольской столицы. Рузвельт и Черчилль забили тревогу только через некоторое время после начала восстания, когда уже не оставалось шансов на успех плана «Буря». В совместной телеграмме в Москву от 20 августа 1944 г. они настаивали на принятии срочных мер для спасения положения в польской столице. Советское правительство ответило на указанное обращение: «Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет всем известна. Эти люди использовали доверчивость варшавян, бросив многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки и авиацию.

Создалось положение, когда каждый новый день используется не поляками для дела освобождения Варшавы, а гитлеровцами, бесчеловечно истребляющими жителей Варшавы».

В ответе Советского правительства указывалось далее, что с военной точки зрения создавшееся положение, привлекшее особое внимание немцев к Варшаве, было невыгодно как для советских войск, так и для поляков. Несмотря на это, советское командование предприняло все необходимые меры к тому, чтобы ликвидировать немецкие контратаки и перейти в решительное контрнаступление под Варшавой. «Не может быть сомнения, – говорилось в заключение советского ответа, – что Красная Армия не пожалеет усилий, чтобы разбить немцев под Варшавой и освободить Варшаву для поляков. Это будет лучшая и действительная помощь полякам-антинацистам»[481].

Командованию советских вооруженных сил было дано указание интенсивно сбрасывать с самолетов вооружение в район Варшавы. Кроме того, был отдан приказ ускорить продвижение советских войск к Варшаве. 14 сентября 1944 г. войска 1-го Белорусского фронта овладели крепостью Прага. Даже руководители антисоветского польского правительства вынуждены были признать большую помощь, оказанную советскими войсками восставшим варшавянам. В своем обращении к повстанцам, переданном по лондонскому радио 19 сентября, Миколайчик заявил: «Сегодня советские военно-воздушные силы создают вам воздушное прикрытие и снабжают зенитной артиллерией. Русские подвергают врага артиллерийскому обстрелу и уже сбрасывают некоторое вооружение и продовольствие, делая таким образом возможной дальнейшую борьбу.

По поручению польского правительства я признаю эту помощь с благодарностью…»[482].

Но ни беззаветный героизм варшавян, ни посильная помощь советских войск не могли изменить положения. Немцы бросили против повстанцев огромные силы, большое количество танков и самолетов. По приказу Гитлера началось методическое уничтожение Варшавы. Восстание было потоплено в крови.

Советские войска помогли значительной части варшавян выбраться из осажденного немцами города. Под прикрытием огня советской артиллерии тысячи повстанцев переправились на другой берег Вислы, где им была оказана вся необходимая помощь. Из Советского Союза уже в августе-сентябре 1944 года в освобожденные районы Польши были направлены медикаменты, продовольствие и другие необходимые товары. В октябре 1944 года было подписано первое торговое соглашение между СССР и Польшей, в соответствии с которым СССР брал на себя обязательство по снабжению Польши основными видами сырья.