Глава 23 Фактор Черчилля

Глава 23

Фактор Черчилля

Хотя я люблю писать и думать об Уинстоне Черчилле, должен признать, что старина порою бывает несколько пугающим. Потороплюсь сказать о неизменном огромном удовольствии работы с ним, но по мере того как вы пытаетесь воздать должное его жизни, вы отчетливо сознаете, что оказались прикованы к гению, гению невероятной энергии и плодовитости.

Для тех из нас, кто тщился сделать хотя бы что-то из того, с чем справился он, это может быть слегка обескураживающим. Если вы когда-либо хотели стать политиком, журналистом, историком – или даже художником, – вы неизбежно начинаете теряться в догадках, как же ему все это удалось.

Но вот и подходит к концу мой долгий ланч с внуком Черчилля Николасом Сомсом. Гриль-бар при отеле «Савой» выставляет счет, прямо скажем, черчиллевский по своему размаху. Я же пытаюсь справиться с последним громадным вопросом. Его дедушка изменил историю, переведя супердредноуты с угля на нефть. Но на каком виде топлива работал сам Черчилль? Что его толкало?

Сомс задумывается и через некоторое время удивляет меня, сказав, что его дедушка был вполне обычным парнем. Он делал то, что любят делать другие англичане: заниматься домом, хобби и тому подобное. «Знаете, во многом он был близок к стандартному семейному человеку», – говорит он.

Да, замечаю я, но никакой стандартный семейный человек не опубликует текстов, в которых больше слов, чем у Шекспира и Диккенса вместе, не получит Нобелевскую премию по литературе, не убьет бесчисленное множество людей в вооруженных конфликтах на четырех континентах, не проработает на каждом крупном государственном посту, включая премьер-министра (дважды), не окажется необходимым для победы в двух мировых войнах и не напишет картин, которые после его смерти будут продаваться за миллион долларов. Я стараюсь разобраться с первичным источником всей этой энергии.

И что же мы подразумеваем под интеллектуальной энергией? У нее психологическая или физиологическая основа? Был ли он наделен генетически либо гормонально некоторым более совершенным процессом внутреннего сгорания, или же все явилось следствием психологического становления в детстве? Возможно, было смешение этих двух причин. Кто знает, – я полагаю, что ответ зависит от вашего взгляда на соотношение телесного и духовного.

«Кто-то чадит влажным хворостом, а другой может сжечь//Весь сгораемый мир в маленькой комнате», – писал Уильям Батлер Йейтс в свой лучший пророческий период («Some burn damp faggots, others may consume//The entire combustible world in one small room»). Если вам нужен двенадцатицилиндровый и шестилитровый потребитель всего сгораемого мира, то это Черчилль. Помню, когда мне было лет пятнадцать, я читал эссе психолога Энтони Сторра, в котором он утверждал, что самой большой и важной победой Черчилля была победа над самим собой.

Автор имел в виду, что Черчилль всегда осознавал, что был маленьким, низкорослым и трусливым в школе, – вспомните эпизод, когда другие мальчики кидали в него крикетными мячами и он убежал. Итак, усилием воли он решил победить трусость и заикание, а тренировками с гантелями преобразовать свои 36 килограммов в тело Чарльза Атласа[96]. Сторр рассуждает, что, преодолев собственную трусость, легко преодолеть все остальное.

Я все время считал, что этот анализ в целом хорош, но его логику можно упрекнуть в близости к порочному кругу. Я подразумеваю, почему он решил справиться со своим страхом. Был ли он на самом деле трусом? Растопчет ли пугливый школьник соломенную шляпу ужасного директора? Я надеюсь, что к настоящему времени у читателя вполне достаточно сведений, чтобы сформировать собственное неплохое представление о психологии Черчилля, и, наверное, не требуется развивать аргументацию дальше.

Что же мы имеем в совокупности? С одной стороны, несомненно влияние отца: боль из-за отторжения и постоянной критики, страх не оправдать ожиданий, необходимость после ранней смерти Рандольфа как отомстить за него, так и превзойти его. С другой стороны, была мать – друг мой, что за женщина! Дженни играла ключевую роль, она подталкивала Черчилля и помогала ему, в конце концов, его слава была отчасти и ее славой. Можно лишь гадать, насколько побуждало безрассудную храбрость и героизм Черчилля в Малаканде понимание того, что его мать, возможно, переспала с Биндоном Бладом, чтобы он там очутился.

Был и общий исторический контекст, в котором он появился на свет. Когда родился Черчилль, Британия не только находилась на пике славы, но его поколение также осознавало, что понадобятся сверхчеловеческие усилия и энергия для защиты империи. Одно лишь это напряжение позволило викторианцам стать в какой-то мере более крупными личностями по сравнению с нами, словно они были созданы с бо?льшим масштабом.

«Они были тверже, жестче нас, – говорит Сомс. – Заметьте, что мой дедушка всегда настаивал, чтобы кто-нибудь ухаживал за ним, где бы он ни был».

Была также естественная самовлюбленность, разделяемая в большей или меньшей степени всеми человеческими существами, и стремление завоевать авторитет и уважение. Мне всегда казалось, что у Черчилля в голове был секретный силлогизм:

Британия = величайшая империя на Земле.

Черчилль = величайший человек в Британской империи.

Следовательно,

Черчилль = величайший человек на Земле.

Эндрю Робертс говорит, что это верно, но слишком скромно. Правильным будет силлогизм:

Британия = величайшая империя, которую когда-либо видел мир.

Черчилль = величайший человек в Британской империи.

Следовательно,

Черчилль = величайший человек в истории мира.

В некотором смысле это не грешит против истины, но все же несправедливо по отношению к Черчиллю. Да, он обладал титаническим эго, но оно умерялось его юмором, иронией, глубокой человечностью, пониманием других людей и симпатией к ним, приверженностью к общественному служению и верой в демократическое право британцев прогнать его – что они и делали – на выборах. Вспомните о его мгновенном прощении избирателей как в Данди в 1922 г., так и после унижения 1945 г.

Вот что я имею в виду под величием его сердца. Перед тем как уйти, Сомс рассказывает мне последнюю историю, показывающую сентиментальность и благородство Черчилля.

Как-то вечером во время войны одна уборщица, работавшая в Министерстве обороны, собралась идти домой. Когда она шла к автобусу, то заметила что-то в канаве. Это была папка, перевязанная розовой ленточкой, с надписью «совершенно секретно».

Женщина быстро подняла ее из лужи, спрятала под плащом и принесла домой. Дома она показала находку сыну, и он сразу понял, что это ужасно важно и секретно. Не открывая папку, он тотчас отправился в Министерство обороны.

Когда он добрался туда, было очень поздно и все уже ушли – охранники на входе довольно грубо пообщались с этим молодым парнем. Они говорили ему просто оставить папку, а утром с ней кто-нибудь разберется. Но он отвечал «нет» и отказывался уходить, пока не придет кто-нибудь из высшего офицерского состава.

Наконец появился кто-то с высоким званием и забрал папку – в ней, разумеется, были боевые порядки Анцио-Неттунской операции.

На следующий день собрался кабинет военного времени, чтобы понять, насколько серьезным было нарушение режима секретности и можно ли проводить высадку в районе Анцио.

Они тщательно осмотрели папку, заключили, что она была в воде лишь несколько секунд, и поверили рассказу уборщицы, так что, взвесив обстоятельства, решились на запланированное вторжение в Италию.

Затем Черчилль повернулся к начальнику имперского генерального штаба и спросил: «Паг, как это произошло?» Исмей рассказал ему о женщине и ее сыне. Услышав рассказ, Черчилль расплакался. «Она должна стать Дамой-командором ордена Британской империи, – сказал он, – сделайте это».

Его личный секретарь Джок Колвилл отслеживал выполнение распоряжения и взаимодействовал с Томми Ласселсом, личным секретарем короля. Но этот случай стал одним из немногих, когда король понял Черчилля неверно. Когда вышел наградной список по случаю дня рождения монарха, стало известно, что она удостоена звания кавалера[97] ордена.

Но вот что я вам скажу: после того как Черчилль потерял свой пост в 1945 г., был издан наградной список по случаю его отставки. И пятым номером в этом списке была уборщица Министерства обороны – Дама-командор.

Увы, этот рассказ противостоял всем моим попыткам проверить его и в архиве Черчилля, и в других местах. Но он служит иллюстрацией фундаментальной истины. Уинстон Черчилль любил добиваться своего. И слава богу, что он так поступал.

* * *

«Сходны судьбой поколенья людей с поколеньями листьев», – говорил Гомер. Мне это кажется правдой: мы подобны листьям не только в нашей смертности, но и в нашей похожести.

Я всегда думал, что какой-либо инопланетянин, бегло взглянув на нашу планету, может заключить, что мы, человеческие существа, строго говоря, не являемся индивидуумами, но в действительности принадлежим одному и тому же организму, словно листья, соединенные невидимыми прутьями и ветками.

Мы очень напоминаем друг друга, мы вместе шелестим, нас развевают одни и те же ветры. Легко понять, почему столь многие исследователи придерживаются толстовской линии и считают, что история человечества – это не история великих людей и блестящих дел.

Уже многие десятилетия модно утверждать, что так называемые великие люди лишь эпифеномены, мишурные пузыри на огромных приливах социальных метаморфоз. Если следовать этой точке зрения, вся наша история обусловлена подспудными экономическими силами, техническими достижениями, изменениями в цене сорго, огромным весом бесконечного числа скромных человеческих действий.

Что же, я полагаю, жизнь Уинстона Черчилля – испепеляющая отповедь всей этой галиматье. Он, и он в одиночку, изменил историю.

Нетрудно вспомнить нескольких человек, колоссально повлиявших на события в мире – но почти всегда к худшему: Гитлер, Ленин и так далее. Много ли других, на ваш взгляд, кто сыграл решающую роль для перемен к лучшему, кто лично склонил чашу весов судьбы в пользу свободы и надежды?

Держу пари, что таких немного. И только один человек обладал фактором Черчилля, когда история нуждалась в нем в 1940 г. Проведя немало времени в раздумьях над этим вопросом, я с уверенностью встаю в ряды тех, кто считает, что ни до Черчилля, ни после не было никого хотя бы отдаленно близкого к нему.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.