Глава 13. Hа западе права мертвого отстаивают живые
Глава 13. Hа западе права мертвого отстаивают живые
И еще один, пожалуй, самый существенный аспект, работающий безотносительно к датировке кинопленки: медицинская этика и закон, защищающий права человека. Надо постоянно иметь в виду, что все эта история с показом кинодокумента разворачивалась не в России, где всем на все наплевать, а на Западе. А там еще не бывало, чтобы вскрытие скончавшегося от невероятного букета еще более невероятных болезней смаковали по телевидению для сотен миллионов телезрителей, чтобы видеокассеты с записью анатомического вскрытия продавались в крупнейших странах на каждом углу, а фотографии публиковались во всех газетах и журналах в общей сложности сотни тысяч раз.
Чтобы решиться на беспрецедентную по масштабам рекламно-коммерческую акцию, Рэй Сантилли, а ответ держать пришлось бы ему, должен был иметь абсолютную уверенность в том, что у вскрываемого существа, если только оно, как и мы с вами, земного происхождения, совершенно нет родителей, родственников, знакомых, и никто не подаст на него в суд за «вторжение в личную жизнь и издевательство, абсолютно нетерпимые в цивилизованном обществе», «публичное причинение эмоциональных страданий родственникам покойного путем выставления на всеобщее обозрение трагедии родного им человека», «нарушение всех возможных пределов порядочности» и т.п.
После первого просмотра фильма 5 мая 1995 года в Лондоне координатор проекта «Международная инициатива по Розуэллу» Кент Джеффри был убежден, что речь идет о надругательстве над трупом путем его переделки и что все это пахнет криминалом[373].
Время показало, что если чем-то и пахло, то очень большими деньгами. Сантилли действовал наверняка, знал, что HИКТО не объявится, HИКТО не заявит о своих попранных правах, HИКТО не попросит поделиться собранными многими миллионами долларов. Действовал наверняка, потому что это существо родом не из нашего населенного пункта по названию Земля.
— Мы проверили некоторые факты и знаем,— сказал Р.Сантилли,— что он (продавец фильма. — Б.Ш.) был на месте катастрофы в то время.
На месте катастрофы неопознанного объекта, а не самолета, вертолета, воздушного шара... Именно поэтому не нашлось не только родственников, а и просто людей, которые могли бы сказать:
— Черт возьми, так это ж бедняжка из соседней деревни (из соседней квартиры, из дома через дорогу за углом и т.п.). Я знавал его бедную мать (отца, двоюродную сестру, одну женщину, которая рассказывала знакомым, что ей стало известно от случайной попутчицы, медсестры, врача, и тому подобное...).
Ничего подобного за прошедшее после появления фильма время не произошло. Никто ни в суд, ни в газеты, падкие до сенсаций, не обращался. Потому что некому.
Но не было и никакой научной революции. Потому что были и есть только мы, не имеющие смелости признать правду. И выискиваем зацепки (телефонный шнур не тот, медицинские инструменты не такие, как в нашей районной больнице, часы не той модели, пленка неправильная, прогерия, в которой не сильны, манекен шибко пучеглазый, проводящие вскрытие работают очень медленно или слишком быстро, кинооператор снимать не умеет и т.п.), и все только ради того, чтобы, не дай бог, не выскочить из привычной нам картины мира, научной и обывательской, — на этой стадии они слились воедино: есть небо с кучей звезд, Солнце, согревающее нашу Землю, населенную жевательными резинками без сахара и людьми, среди которых и мы, самые умные — умнее некуда.