Милосердие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Милосердие

«Я предложил этот договор о перемирии, Нерон Цезарь, чтобы как в зеркале отразить твой образ, что и делаю с самым большим наслаждением, какое только можно найти в этом мире». Так начинается «Милосердие». Дело в том, что зеркало упомянуто здесь совершенно сознательно, ведь только так можно заглянуть в глубь личности и выявить качества, делающие Нерона таким популярным. Отныне все смешалось в размышлениях о милосердии, равно и о добродетели и морали идеального правителя: политическая направленность диалога объединилась с педагогическим поучением. Для самого милосердия Сенека предлагает множество определений, среди которых несколько любопытных: «милосердие» заключается в подчинении себе, когда [117] имеешь власть наказать; или еще — снисходительность «высшего», когда он наказывает «низшего». Это политическое выражение, стоическая филантропия и добродетель правителя, благодаря чему его власть становится плодотворной и длительной. Милосердие обеспечивает правителю любовь и доверие подданных. Она развязывает руки как им, так и ему. Без милосердия, наконец, нет ни умеренности, ни невинности, ни благородства.

Становится ясно, как рьяно защищает Сенека абсолютизм власти. По своей природе принцепс — это душа и голова государства. Ни в коем случае не тиран. Сенека позаботился о том, чтобы сделать четкое разграничение, он обрисовывает общие черты то одного, то другого, затем противопоставляет их, чтобы сделать вывод, какова на самом деле мораль, а не политические взгляды, которые их разделяют. Философ страстно верит в абсолютную форму правления, подчеркивая проантониевский характер, но стремится их ограничить собственно моралью государя: «правитель справедливый». Теоретически стоя выше закона, он должен считаться с тем, что «не республика для него, а он для республики». Республика значит государство. Так Сенека открыл учение, которое называют Философской деспотией. Оно основывается на договоре: правитель обеспечивает гражданам справедливость, мир, достоинство — в ответ граждане будут его обожать, как посланца Богов по [118] неписаным законам антониевского и эллинского правления. Таков идеал, которого ждут, уточняет Сенека, пример для подражания: ты можешь быть великим, если при этом ты лучший. Как Юпитер: «Великий и лучший». Впрочем, мы уже объясняли: первое слово определяет характер и склонность к императорской власти, второе — средства для исполнения. Первое подчеркивает священное и солярное могущество цезаря, другое — отражает философское и гуманитарное призвание. Иными словами, правитель прослывет деспотом, но будет вести себя как мудрец.

Теоретический абсолютизм и гуманизм стоиков должны примириться любой ценой. Сенека всегда считал, что правителю необходимо советоваться с философами, так и сам станешь философом. Уже в 41 году в своем трактате «О гневе» он говорит принцепсу, которого называл тогда «управляющим Города», наподобие Цицерона, врачевателя душ, что как правитель-философ, заботящийся о своих подданных, авторитетно и спокойно выполняет свой долг: он умеет и покарать сурово и поощрить щедро.

С этих пор императорское милосердие становится ключом к дверям системы. Парадокс, о котором мы уже упоминали — стоики никогда не отступали перед парадоксами, — это синоним свободы, по правде говоря, единственно возможный при абсолютизме, как для монарха, так и для подданных. Свобода — и у монарха [119] нет больше навязчивых мыслей о мятеже. Свобода — и народ не подвергается репрессиям. И какое счастье пользоваться правом, над которым никто не будет глумиться, единственный недостаток: право республики высшей свободы. Это та свобода, объясняет Сенека, «которой необходимо быть полной, чтобы начался крах». Отсюда становится ясно, что он не согласился бы с Цицероном, который сражался за республику.

Такова настоящая цена свободы, свободы от антониевского абсолютизма. Его изложение не вполне соответствует духу Сенеки, погрязшему в тактических рассуждениях, — напротив. Обстоятельства его вдохновляют: Британник уничтожен, положение Агриппины сильно пошатнулось во время кризиса 55 года. Возможно, она сама надеялась на замирение и милосердие принцепса. У сенаторов тоже немало оснований надеяться на большее к себе уважение.

Сенека обращается ко всем сразу — к Нерону, Агриппине и сенаторам, чтобы они согласились с текстом договора. Скорее всего, представляя «Милосердие», философ делает первый шаг.

Чтобы увлечь своей доктриной Нерона, Сенека идет на компромисс, свертывая требования солярной теологии. Речь, которую он готовит, чтобы его услышали, идет дальше основ стоицизма, он вдохновляется символикой фараонов, которая ему так хорошо известна. Когда он воспевает Нерона, то вводит в текст египетское слово КХА, [120] что означает восходящее солнце и царя, выходящего из своего дворца. «Луч света объял тебя и привлек взгляды всех», — славословит Сенека, обращаясь к императору. Здесь использована египетская языковая традиция.

Но так было не всегда — до вступления Нерона на престол философ всегда вел себя довольно осмотрительно в отношении антониевской доктрины. Это подтверждают «Откровения» и «Милосердие». Как уже говорилось, произведения, созданные им во времена Клавдия, в частности диалоги «О гневе» и «Соглашение с Полибием», приобрели уже политическую окраску и подвели фундамент под теорию Милосердия, не отклоняя антониевской политологии. Хорошие отношения с Клавдием все же не позволили Сенеке открыто представить себя его душеприказчиком. Ему хватало того, чтобы нашептывать принцепсу. Но в качестве друга Нерона никто и ничего его не сдерживает. Более того, необходимость подталкивает объединить доктрину Антония с его собственной.

Сенека никогда не прекращает своих размышлений об общественной и политической жизни. Не скрывая горечи в своих последних трудах, философ ищет новые подходы к моделям отношений между людьми, рассматривает общество по социальным и этическим заповедям стоиков — он хотел, чтобы эта новая мораль соответствовала уже сложившимся человеческим законам, пришедшим из далекого прошлого. [121]

Последовали ли его советам? Несколько поздних документов восхваляют милосердие Нерона. Милосердие, — учит нас Светоний, это то, что принцепс выставляет иногда напоказ, но только иногда. На самом деле он следует стратегии, которую скоро изменит, но только после переходного состояния; он выковывает свою собственную доктрину, начиная с нескольких основных положений, которые он постиг с момента своего вступления на престол. Заметив, что его идеи не могут долго сосуществовать со стратегией милосердия, он предпочтет изменить политику и идеологию.

Принцепс дал волю мании величия и любви к Востоку. Сенека рассматривал обновления социально-культурного закона с точки зрения стоика. Нерон желает это осуществить в другом контексте, бесконечно далеком от любой аскетической морали.

Мудрец «умеет покупать то, что продается», — говорил Сенека. Предтеча Макиавелли, стоики не унывали. Их проект политического договора провалился благодаря амбициям принцепса. Однако Нерон тоже потерпит поражение, правда, это случится несколько позже. Это уже другая история. [122]