Лепанто. 7 октября 1571 года. Ночь
Лепанто. 7 октября 1571 года. Ночь
Медленно, но верно сумерки окутывали море. Ветер крепчал, волны вздымались все выше. Никто не ожидал, что с наступлением ночи погода так резко переменится. Оставаться на море было опасно.
Отсюда в шести морских милях к северо-востоку находился маленький островок Петрос. Несмотря на соседство греческих земель, он не принадлежал Турции. Таким образом, союзный флот мог хотя бы переночевать в гавани Петроса. Союзники прихватили с собой все более или менее уцелевшие корабли неприятеля, оставив волнам те, которые сгорели дотла.
По прибытии на Петрос все командующие собрались на флагмане дона Хуана, чтобы поздравить друг друга. Двадцатишестилетний главнокомандующий, окрыленный своей первой великой победой, кинулся обнимать Веньеро. Тот, несмотря на пропитанные кровью бинты, тоже был бодр и счастлив. Дон Хуан так увлекся, обнимая венецианца, что забыл о своем высшем ранге. Старый венецианский адмирал тепло ему отвечал, будто радовался победе родного сына. Вошел Колонна, а за ним племянник папы Пия V и остальные римские аристократы. Тесную каюту наполнили громкие хвалебные восклицания.
Однако когда появился Дориа, общее веселье немного сникло, как будто остыло от проникшего в каюту холодного воздуха. Все смотрели на доспехи наемного капитана без единого пятна вражеской крови. Одежды дона Хуана и Колонны тут и там были забрызганы кровью, а у Веньеро практически пропиталась ею насквозь.
Дориа подошел к дону Хуану и сухим голосом поздравил с победой, так, будто его самого это не касалось. Главнокомандующий коротко и холодно поблагодарил. Венецианские адмиралы смотрели на генуэзского капитана, едва сдерживая гнев. Всем были известны действия Дориа на правом крыле, а также их последствия. Позже, когда папа Пий V услышал доклад о сражении, он сделал замечание, выражавшее всеобщее на тот момент чувство победоносной армии.
— О Господи, — произнес он, — смилуйся над этим жалким человеком, который повел себя как пират, а не как подобает морскому капитану!
Дориа эта критика могла показаться чересчур резкой, но все же битва при Лепанто требовала сражений между галерами, а не состязания боевых кораблей, как это позже случилось при Трафальгаре.
Так или иначе, но ликованию победителей не было границ.
Они доказали: турецкую армию, которую все считали непобедимой, можно было разгромить. С тех пор как Константинополь пал в 1453 году, христианские силы и прежде сталкивались с турецким неприятелем. Но редко когда им удавалось с ним справиться. Фактически за последние сто восемнадцать лет это была первая настоящая победа над турками. Несмотря на то что Улудж-Али все-таки ушел, она стала полным триумфом.
Молодому дону Хуану не терпелось разделить со всеми свою радость. И даже поприветствовав Дориа менее чем тепло, он все же не произнес ни слова упрека. Внезапно молодой принц заметил, что на этот праздник не явился человек, который присутствовал на всех военных советах. Сопровождаемый только Колонной и Веньеро, он вышел из каюты и приказал подать к кораблю лодку.
Люди на соседних кораблях сразу заметили главнокомандующего и двоих адмиралов на палубе, моряки принялись победно кричать. К ним присоединились и все остальные — рыцари, стрелки, артиллеристы, матросы и гребцы. Особенно громко приветствовали командующих вызволенные с мусульманских кораблей рабы и бывшие осужденные, ставшие в этот день свободными. Больше не опасаясь быть замеченными врагом, они вовсю жгли факелы, так ярко озаряя огромную флотилию и маленькую гавань, что было светло как днем.
Лодка, на которой плыли трое командующих, остановилась у флагмана Барбариго. Из-за сильных повреждений корабль не мог плыть самостоятельно, поэтому его на буксире притащили в гавань. Малиновые мачты переломились пополам, нок-реи сгорели дотла, не хватало более половины весел. Адмиралы поднялись на судно и по палубе прошли к трюму, где лежал Барбариго.
Веньеро известили о тяжелом ранении его заместителя как раз в тот момент, когда битва уже подходила к концу. Он сразу же поспешил к кораблю Барбариго. Когда Веньеро прибыл, там уже был Квирини — адмирал, сражавшийся рядом с флагманом раненого. Оба венецианца явились немедленно, но доктор сообщил им, что смертельно бледный Барбариго уже безнадежен.
Поэтому дон Хуан узнал о крайне тяжелом состоянии венецианского адмирала до того, как убедился в этом воочию. Ни молодой принц, ни Колонна не могли найти нужных утешительных слов. Узнав главнокомандующего, Барбариго попытался подняться с кровати, но силы подвели его. Дон Хуан опустился на колени рядом с ним и легко положил свою ладонь на леденеющую правую руку Барбариго. Шепотом, наполовину на итальянском, наполовину на испанском он сообщил раненому адмиралу о триумфе союзного флота.
У дона Хуана осталось приятное впечатление о Барбариго еще с первой их встречи в Мессине. Даже когда они с Веньеро готовы были разорвать друг друга, главнокомандующий всегда рад был видеть Агостино: его спокойная манера, непоколебимая уверенность, сдержанность внушали молодому принцу уважение и восхищение. Смертельное ранение адмирала было единственным случаем среди высшего командования, и принц всем сердцем сочувствовал ему.
На добрые слова главнокомандующего Барбариго отвечал лишь слабой улыбкой. Затем дон Хуан поднялся на ноги, продолжая держать в ладонях руку раненого. После этого Квирини вывел дона Хуана и Колонну из трюма. С Барбариго остался один Веньеро.
Семидесятипятилетний командующий встал на место, где перед тем стоял дон Хуан. Он попытался опуститься на колени, но не смог из-за ранения ноги. Верный своей манере, Веньеро скорее умер бы, чем произнес что-либо утешительное. Вместо этого он коротко сказал:
— Если могу чем-либо помочь вам, то я к вашим услугам.
Барбариго сразу подумал о Флоре. Сначала он представил, что она, как обычно, положила голову на его правую руку. Затем он вспомнил, как искренне она отдавалась ему, обвивая руками его шею.
Он стал перебирать прошлое. Момент, когда он впервые встретил ее напротив церкви Сан-Заккариа, Агостино увидел так явно, будто это было вчера. Барбариго вспомнил мальчика, бежавшего за своей матерью, и то, как нежно и терпеливо она отвечала на детские вопросы.
Барбариго от всей души улыбнулся. Пока сын рядом с Флорой, она сможет все преодолеть. И она знала, что даже после смерти (особенно после смерти!) Агостино всегда будет оберегать их. Такая двойная поддержка должна была помочь ей перенести любое горе.
Агостино Барбариго не мог просить присмотреть за ними Веньеро, презиравшего любое отступление от норм. Поэтому раненый, посмотрев вверх на старика, отрицательно помотал головой. Бывалый адмирал еще раз пристально посмотрел на Барбариго и покинул трюм корабля. Агостино остался один.
Он больше не чувствовал боли. Его охватило сильное желание уснуть. Барбариго снова попытался представить образ Флоры, но податливое еще секунду назад воображение теперь отказывало ему. Вдруг он ощутил ее тело в своих руках. Он гладил ее длинные волосы, мягкие, пышные волосы, касался ее влажного лба и тонкого изгиба шеи. А затем Агостино увидел ее улыбающуюся сквозь слезы и, утирая их, почувствовал ее слезы на своих пальцах…
Когда прислуга вошла в трюм, венецианский командующий уже умер. В «Отчете о битве при Лепанто», составленном правительством Венецианской республики, ему были посвящены следующие строки: «Пав смертью храбрых, генерал-проведиторе Агостино Барбариго вступил в ряды благословенных».