Султан Мехмед II

Султан Мехмед II

Случилось так, что около 1300 года никто не обращал никакого внимания на турок-осман, начавших в то время объединять свои силы на Анатолийской равнине в Малой Азии. Однако спустя 28 лет туркам удалось захватить город Бурсу, расположенный у Мраморного моря. Учитывая присутствие огромной Монгольской империи на востоке и ослабленной Византийской империи на западе, было вполне естественно, что кочевники-турки предпочли расширять сферу своего влияния на запад.

Турки сделали Бурсу своей столицей. Теперь они полностью контролировали Малую Азию.

Но этого оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить их. Продвижение на запад продолжалось, в 1345 году османы захватили Галлиполи.

Галлиполи, расположенный на берегу пролива Дарданеллы, был уже не азиатским городом, но в большей степени частью Европы, пускай даже и ее периферией. Захват Галлиполи обеспечивал туркам контроль над стратегически важной территорией между Дарданеллами и Мраморным морем до самого Константинополя.

Разумеется, это не могло не вызвать протеста как со стороны Византийской империи, так и со стороны западных городов-государств, жители которых, ведя торговлю с Константинополем и черноморскими городами, плавали в этих водах. Первые сообщения об угрозе растущих сил турок появились в том же, 1354 году в Венецианской республике, имевшей самую обширную информационную сеть.

У Византийской империи не было сил отразить захватчиков самостоятельно, а Венеция и Генуя увязли в междоусобных распрях. Поэтому турки упорно наступали на Балканы, а шансов остановить их становилось все меньше.

В 1362 году был захвачен Адрианополь. В 1363 году — замок при Филиппополе.

Эти завоевания отдавали в руки турок всю Фракию. На исходе 1363 года они перенесли свою столицу из Бурсы, находившейся на территории Азии, в европейский Адрианополь. Более явного доказательства того, что османы намерены продолжать свое продвижение на запад, не могло и быть. Соседние Болгария, Македония и сама Византийская империя оказались захваченными врасплох. И Македония (формально находившаяся под властью Византии), и Болгария стали вассалами османов, их вынудили платить ежегодную дань и поставлять войска.

Византийский император был должен не только платить ежегодную дань султану, но и возглавлять (или присылать для этого члена императорской семьи) греческий полк, сражавшийся на стороне турок всякий раз, когда султан предпринимал военный поход.

Османы продолжали выигрывать одну битву за другой, они казались непобедимыми. В 1385 году турки захватили столицу Болгарии Софию. В 1385 году Фессалоники, столица Македонии, тоже оказалась в их руках. Тем временем положение византийцев становилось все более подчиненным, вплоть до того, что когда из-за распрей между членами императорской семьи стало невозможным определить, кто станет очередным наследником престола, приходилось ждать решения османского султана. А тот своевременно давал свое утверждение.

Так к концу XIV века от Византийской империи не осталось ничего, кроме Константинополя, его окрестностей и островной части полуострова Пелопоннес. Примерно в это время император отправился в Западную Европу просить подкреплений, чтобы сдержать наступление османов. Любой, кто знал действительное положение вещей на востоке Средиземноморья того времени, видел: Византийская империя находится на краю гибели. Даже оптимист не мог бы отрицать, что османы полностью окружили Константинополь.

Когда дошли вести об османском наступлении на Константинополь, император Мануил поспешил вернуться домой, где узнал, что турецкая угроза исчезла за одно утро.

В гом же, 1402 году османские войска во главе с султаном Баязидом потерпели при Анкаре полный разгром от монгольской армии под предводительством Тимура. Сам султан был взят в плен. Преследуемая по пятам монгольским войском, огромная армия османов растаяла без следа. Хотя турецкие воины славились своей жестокостью, монголы оказались еще злее. Говорили, что там, где прошла монгольская армия, не слышно ни лая собак, ни пения птиц, ни плача детей.

Испытав первое поражение, оставшись без султана, взятого в плен, османский двор немедленно раскололся на несколько группировок. Эти распри продолжались и после смерти Тимура, произошедшей спустя три года, а также после быстрой гибели Монгольской империи. Все вассальные государства Османской империи, начиная с Византии, увидели в этом прекрасную возможность вернуть себе независимость. В течение двадцати лет, понадобившихся туркам, чтобы оправиться от своего поражения, эти государства игнорировали ежегодные подати и отказывались посылать войска. Но они не сделали ничего, чтобы увеличить свои собственные силы и иметь возможность защититься.

И в самом деле, когда турки спустя двадцать лет снова перешли в наступление, их бывшие вассалы ничего не смогли сделать, чтобы остановить натиск. Константинополь снова был окружен, Византийская империя и другие вассальные государства уступили требованиям султана Мурада. Так двадцатилетний перерыв в выплате податей и поставке войск подошел к концу. Все вернулось к ситуации 1402 года.

Но Мурад скорее всего посчитал, что лучшей политикой является просто удерживать земли под своим контролем. Он не предпринимал никаких масштабных агрессивных действий в течение следующих тридцати лет. Сражения (в основном оборонительного характера) происходили вдали от Константинополя. В то время он, будучи официальной столицей Византийской империи, находился скорее на положении небогатого портового города Торговые города-государства Запада, Генуя и Венеция, а также торговые народы Востока (арабы, армяне и евреи) использовали этот город как базу для экономического соперничества друг с другом.

Турки в отличие от своих собратьев по вере, арабов, были в основном кочевниками, не сведущими в искусстве торговли. Возможно, именно поэтому они были склонны дать молчаливое согласие на существование простого небогатого портового города, деятельность которого способствовала обогащению и их собственной столицы — Адрианополя. Было хорошо известно, что наиболее доверенный визирь Мурада, Халиль-паша, симпатизировал Западу и византийцам. Венеция и Генуя официально подписали договоры о дружбе и торговле с османами. Обе стороны имели немалый надежный доход от торговли через Константинополь с городами Азии и черноморского побережья.

Политика правления турок в первой половине XV века прагматично признавала компромисс как средство, ведущее к обоюдной выгоде. Этот компромисс давал Византийской империи, сократившейся до одного Константинополя, возможность продолжать свое существование.

Но правители Запада и Византии не знали, что на равнинах Малой Азии подрастает и приближается к совершеннолетию некий честолюбивый юноша, питающий необыкновенный интерес к Александру Македонскому и Юлию Цезарю.

Мехмед II, третий сын султана Мурада, родился в столице Османской империи Адрианополе в 1432 году.

Его мать была низкого происхождения — рабыней, насильно обращенной из христианства в ислам. Султан Мурад (возможно, оттого, что он не испытывал особого расположения к матери Мехмеда) отослал мальчика вместе с этой женщиной и кормилицей в город Амасию в Анатолии, когда ребенку было два года. В те дни Амасией правил старший сын Мурада, умерший три года спустя. Пост главы города не считался чем-то особенно важным, посему и был передан пятилетнему Мехмеду. Как сына султана, Мехмеда иногда приглашали на пиры, задаваемые в столице — Адрианополе. Некоторое время спустя пост правителя Амасии был передан второму (старшему) брату Мехмеда, а его самого назначили главой города Манисы.

Однако в 1443 году его брат был убит неизвестным наемником. Отныне одиннадцатилетний Мехмед оказался единственным наследником престола, что побудило его отца Мурада, до того момента никогда не обращавшего особого внимания на сына, призвать его в столицу. Разлученный со своей матерью и будучи ребенком сам, Мехмед должен был выполнять обязанности регента, пока его отец был в отъезде и сражался в различных военных походах.

Советником Мехмеда в то время стал Халиль-паша. Он был не просто советчиком, но и фактическим надзирателем Мехмеда. Когда паша был не согласен со словами или с действиями юного правителя, он не только высказывал свой протест вслух и в приказном тоне, но часто даже заставлял Мехмеда отменять первоначальные распоряжения.

Халиль один был сыном покойного визиря и чистокровным турком в отличие от большинства других министров — бывших рабов, христиан, обращенных в ислам. Однако его высокое происхождение стало не единственной причиной, почему паше позволялось поступать как вздумается: просто султан Мурад полностью доверял политической интуиции Халиля и его уравновешенности. Он приказал сыну именовать Халиля-пашу (который, в сущности, официально был слугой Мехмеда) почтительным титулом «лала» — «наставник».

В следующем году султан Мурад неожиданно отказался от престола. Он только что нанес тяжелый удар христианским армиям в Варне. Возможно, отречение было связано с тем, что правитель почувствовал: турецкие территории находятся не в полной безопасности.

Не только турки, но и жители Европы были поражены тем, что Мурад, в свои сорок лет находившийся в расцвете сил, собрался так рано удалиться от власти. Его визири умоляли его не поступать так, но правитель настоял на своем решении. Он передал престол двенадцатилетнему сыну и вскоре уехал в Манису. Однако еще в течение некоторого времени шпионские службы Венеции, не желая верить в то, что произошла полная передача власти, именовали Мехмеда в Адрианополе «европейским султаном» а Мурада в анатолийской Манисе — «азиатским».

Правление Мехмеда и в самом деле оказалось недолгим так как менее чем через два года его отец вернулся на трон столь же неожиданно, как и оставил его. Зачинщиком этого своеобразного государственного переворота был сам Халиль-паша, который, как говорилось, то ли был встревожен зреющими планами Мехмеда о завоевании Константинополя, то ли пришел в отчаяние от того, что молодому владыке не удалось завоевать доверия отборных войск янычаров.

Хотя именно Халиль-паша просил Мурада вернуться, двое других советников, Исхак-паша и Караджа-паша, тоже поддерживали его решение. Мехмед, не знавший об этих махинациях, был отправлен на охоту в тот день, когда его отец вернулся в столицу. К тому времени, когда юноша возвратился во дворец, стало уже поздно что-либо предпринимать.

Мурад приказал Мехмеду удалиться в его дворец в Манисе. Отправить сына в тот же город, где он сам провел время своего недолгого удаления от дел, было равносильно ссылке. Старший султан снова встал у кормила власти и объявил: три его визиря, Халиль, Исхак и Караджа, останутся на своих постах. Из визирей только Заган-паша был понижен в должности и отправлен в Азию вместе с Мехмедом за нарушение своего долга.

Как и следовало ожидать, Мехмед был глубоко оскорблен этим унижением, ведь ему уже исполнилось четырнадцать лет, а с юношами этого возраста зачастую обращались как со взрослыми. Кроме того, он был очень горд по натуре. Несомненно, что подросток проводил свои дни в Манисе в совсем ином настроении, чем во дворце в Адрианополе.

Отец иногда позволял Мехмеду присоединиться к нему в военных походах, но поведение юноши в этих случаях не было признано заслуживающим особого внимания. Учитывая то, что позже молодой владыка проявил замечательную доблесть и великолепные тактические и стратегические способности, единственное возможное объяснение заключается в том, что его отец-султан не позволял ему непосредственно участвовать в сражениях.

В то время Мехмед гораздо больше прославился не мастерством воина, а своими похождениями с любовниками обоего пола у себя в далекой Манисе.

На втором году ссылки Мехмеда у него родился сын Баязид. Матерью была албанка, бывшая христианская рабыня, как и мать самого Мехмеда. Годом позже юноша взял в законные жены девушку из турецкой семьи, достаточно знатной, чтобы ее старшая сестра смогла стать женой каирского султана. Считалось, что юная невеста еще красивее сестры. Похоже, что ее шестнадцатилетний муж даже не утруждался занятиями любовью с ней. Детей у них не было.

Приблизительно в то время скончалась мать Мехмеда.

В феврале 1451 года, на пятом году изгнания, Мехмед узнал о смерти своего отца. Мурад, который много пил, хотя ислам запрещает алкоголь, неожиданно потерял сознание — и так и не пришел в себя. Три дня спустя он скончался. Правителю было 47 лет. Великий визирь Халиль, следуя установленному для таких случаев протоколу, не объявил немедленно о смерти султана, а вместо этого послал гонца в Манису.

Мехмед услышал новость тремя днями позднее.

Молодой человек, которому через два месяца исполнялось девятнадцать лет, не стал дожидаться, пока будут полностью завершены формальные приготовления ко въезду нового султана в столицу.

— Те, кто со мной, — вперед! — Вот и все, что он сказал Мехмед сел на своего любимого арабского жеребца и помчался на север. Принц хорошо помнил, как относились к нему визири и янычары до той поры. Более того, юноша знал, что у него был маленький сводный брат, чья мать, происходившая из знатной турецкой семьи, стала одной из любимых жен Мурада.

Он гнал своего коня днем и ночью, позволив себе отдых лишь на борту корабля, пересекавшего Дарданеллы.

8 февраля 1451 года Мехмед II официально взошел на престол. Вся турецкая знать столпилась в Большом зале дворца, но никому, за исключением главного евнуха гарема, не было позволено приблизиться к трону султана. Даже великий визирь Халиль-паша и визири Исхак-паша и Караджа-паша стояли в некотором отдалении. Все, кто был в зале, знали, почему это так, и атмосфера сделалась напряженной.

— Почему мои советники стоят так далеко? — спросил во всеуслышание Мехмед. Затем он повернулся к главному евнуху: — Скажи Халилю-паше, чтобы он вернулся на свое место.

При этих словах напряжение несколько разрядилось. Ими он давал понять, что Халилю-паше и всем визирям, подчиненным последнему, позволено сохранить свои посты.

Затем Мехмед II повернулся к трем мужчинам, которые тем временем выстроились справа от его трона. Он продолжал:

— Исхак-паша, я хочу, чтобы ты, как начальник анатолийских войск, сопровождал тело моего отца на кладбище в Бурсе.

Исхак-паша выступил вперед и опустился на колени перед троном, коснувшись лбом пола, — такой жест почтения был принят в Турции.

Затем вперед вышла бывшая любимая наложница султана, которая принесла новому владыке свои поздравления с восхождением на престол. Мехмед II милостиво принял поздравления своей мачехи, а затем предложил ее в жены Исхаку-паше, спасая, таким образом, от неопределенности в будущем. Однако пока в главном зале разыгрывался этот спектакль, ее ребенок был утоплен в бассейне в банях гарема.

Так Мехмед II установил традицию османских султанов убивать своих братьев при восхождении на трон.

Халиль-паша мог быть обезглавлен с такой же легкостью. Все оказалось не так-то просто, как полагали те, кто вздохнул с облегчением, когда стало ясно, что он останется великим визирем. Все хорошо знали, что Исхак-паша был закадычным другом Халиля-паши и сочувствовал планам о возвращении Мурада на престол.

После похорон покойного султана Исхак-паша был сослан в Анатолию, ему было запрещено возвращаться в столицу. Мехмед предусмотрительно разлучил Халиля с одним из его самых близких друзей и соратников, поставив на его место Загана-пашу — визиря, который оказался в немилости у прежнего султана.

Ни Византийская империя, ни правители государств Запада не задумывались о значении этой цепочки событий. Это объяснялось тем, что новый султан возобновил договор о ненападении с Византийской империей и ее менее значительными соседями, не чиня никаких сложных препятствий. Возобновление соглашений о дружбе и торговле с Генуей и Венецией тоже прошло безо всяких затруднений.

Молодой султан позволил вернуться на родину младшей сестре короля Сербии Маре, отданной в гарем султана Мурада, фактически одной из его законных жен, не родивших детей правителю. Мехмед не только вернул ее приданое, но дал ей много подарков и оплатил дорожные расходы. Поскольку на Западе было широко известно, что Мара сохранила верность христианству и в гареме, многие сочли это доказательством спокойного отношения нового султана к христианам.

Главы европейских государств решили, что новый девятнадцатилетний султан будет просто соблюдать заветы своего отца — превосходство на поле боя и благородство суждений.

Немногие, очень немногие люди не разделяли столь оптимистические взгляды. Одним из них был византийский император Константин XI. Хотя турки и Византия возобновили договор о взаимном ненападении, не прошло и месяца, как он отправил посла в Западную Европу, прося прислать военные подкрепления. Однако такие просьбы всегда поднимали вопрос об объединении Греческой православной и Римско-католической церквей. Да и сам император понимал, что не стоит ожидать простого решения.