Константинополь. Весна 1571 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Константинополь. Весна 1571 года

Венецианский посол Барбаро лишился свободы ровно год назад, весной 1570 года — 5 мая, если точнее. Специально выделенный отряд янычар, имперских охранников при султане, явился в тот день в посольство Венеции в Пера. Командир отряда громко зачитал приказ, в котором говорилось: посол и вся его свита признаны представляющими опасность для государства, а посему будут заточены в здании посольства.

По правде сказать, Барбаро не ожидал такого послабления. Он полагал, что с началом войны турецкое правительство, не признававшее дипломатической неприкосновенности, сразу же закроет посла и весь его штат в крепостной тюрьме Румели-Хисари, что протянулась вдоль Босфора. Но турки ограничились тем, что просто запретили покидать здание посольства. Это подбодрило венецианца и убедило его, что османский двор не был намерен окончательно рвать отношения с Венецией.

В одно утро к посольству пришли работники и заколотили досками окна. С тех пор в здании было так темно, что даже днем приходилось зажигать свечи. Но главное — дипломатов не бросили в тюрьму. К тому же посол, как и прежде, отсылал отчеты на родину и поддерживал связь с великим визирем Сокуллу.

Он мог направлять доклады в Венецию, поскольку, несмотря на заколоченные окна, в посольстве бывали посетители — в основном венецианские купцы из Константинополя. Визиты сложно было запретить, ибо отсюда торговцы отсылали письма в свои лавки и склады, находившиеся в Венеции, на венецианских аванпостах или в крупных городах Европы. В то время республика была единственной европейской страной, поддерживавшей регулярную почтовую связь с Турцией. Ее почтовое отделение как раз и располагалось в здании посольства. Сюда приходили не только купцы из Венеции, но и из других стран.

С приходящими торговцами можно было передавать секретные письма. Будучи за границей, венецианские граждане, в том числе и купцы, действовали в качестве шпионов. Любой из них охотно согласился бы помочь Барбаро. Более того, многие соглашались для маскировки указывать свои имена на конвертах с конфиденциальной корреспонденцией.

Так как венецианское посольство было единственным, предоставлявшим регулярные почтовые услуги (в том числе и для отправки писем в Западную Европу), послы других стран в Константинополе столь же часто пользовались этой почтой. Изначально венецианскую почту организовали исключительно для коммерческих нужд, поэтому конфиденциальность и скорость доставок гарантировались, хотя все письма сперва прибывали в Венецию.

Затем корреспонденция, шедшая в другие города, передавалась туда через французского посла в Венеции. На тот момент Франция не ладила с Испанией, поэтому охотно выполняла любые пожелания республики.

Однако Венеция, в свою очередь, не очень-то доверяла иностранцам, стараясь обходиться без услуг Франции. Очевидно, республика судила по себе. Хоть ее почта и гарантировала быструю и безопасную доставку дипломатических писем в другие государства, венецианцы никогда не пренебрегали возможностью читать эти послания первыми.

Естественно, такой системе доверять не приходилось. Для скорости и регулярности доставки почта не ограничивалась маршрутом Константинополь — Венеция. По обыкновению, из османской столицы письма отправлялись сначала в город Каттаро, что находился на Адриатике и входил в турецкие владения, а оттуда на скором корабле доставлялись в Венецию. Когда венециано-турецкие отношения ухудшились, турки стали перехватывать корреспонденцию. Хотя дипломаты перебивали даты отправления и пользовались тайными посланцами, все же большая часть почты проходила через руки турок.

Поэтому венецианский посол начат шифровать свои отчеты. Метод применения смеси лимонного сока с молоком, ставший популярным в Средние века, давно устарел. Приготовленные таким образом чернила при письме сразу же исчезали на бумаге, а затем проявлялись, когда лист подносили к огню. Но туркам эта техника оказалась хорошо известна.

Венецианские дипломаты использовали великое множество видов кодировки — от совсем простых до сложнейших. В одном письме, как правило, встречалось несколько способов шифровки. Например, для одной из таких техник использовали небольшую круглую таблицу-дешифратор. По крайней (самой верхней) окружности наносили буквы алфавита. Затем на остальных концентрических кругах таблицы вписывались иноязычные алфавиты: греческий, арабский, латинский и другие. В результате послание, написанное, к примеру, на латыни, расшифровывалось в итальянский текст.

Другой способ заключался в заранее согласованной взаимозамене букв. Например, «А» означала бы «В», символ «В» декодировался бы в «А» и т. д.

Суть третьего шифровального метода была в следующем: слова писались горизонтально слева направо, но буквы через одну переносились по вертикали на следующую строчку. К примеру, слово «FLOTTA», переводимое на русский как «флот», записывалось так:

F О Т

L T A

Единственным недостатком всех кодировок было то, что написанный таким образом текст выглядел явной шифровкой. Поэтому существовал еще один, четвертый способ. При нем послания представляли собой нотные записи на стандартном пятилинейном нотоносце. При этом каждая нота означала определенную букву. Адресат просто подписывал под каждой из нот соответствующую букву, чтобы получилось исходное послание.

Хотя это был довольно остроумный способ, но все же большое количество листов с нотами, отправляемых из посольства Константинополя в Венецию, явно насторожило бы турецкую сторону, вызвав подозрения. Поэтому документы, закодированные в виде музыки, посылались другими путями: либо через купцов, уезжавших в Венецию, либо через Крит.

За пять лет пребывания в Константинополе (включая три года домашнего ареста) Барбаро отослал домой более четырехсот отчетов. По крайней мере именно столько получило от него правительство. Более половины писем оказались закодированы.

Туркам ни разу так и не удалось дешифровать его тексты. Это приводило к смехотворным казусам, когда придворные сановники несли перехваченные письма к заточенному венецианскому послу. Ну а Барбаро полностью искажал содержание своих отчетов, зачитывая туркам именно то, что они хотели слышать.

Связь Барбаро с османской партией умеренных поддерживалась, как и прежде, через медика Ашкенази. Но однажды Пиали-паша, авторитетный предводитель турецких реакционистов и ближайший советник султана, вызвал доктора и потребовал выдать истинную цель его частых визитов в дом великого визиря. Ашкенази что-то придумал на месте, но этот случай насторожил его. Поняв, что возникла опасность, посредник немедленно сообщил Барбаро и великому визирю о своем предположении: кто-то узнал об их тайных переговорах.

Подозрение пало на переводчика, который присутствовал при встречах Ашкенази с великим визирем. Доктор с трудом говорил по-турецки, без толмача было не обойтись.

Подозрение скорее всего каким-то образом подтвердилось, ибо Барбаро и великий визирь решили избавиться от переводчика. Ашкенази приготовил яд, а великий визирь привел задуманное в действие. И все получилось. В своем очередном закодированном отчете Совету Десяти Барбаро написал: «Пять дней назад доктор исполнил поручение». Письмо было датировано 19 февраля 1571 года.

Но его дипломатические труды в государстве противника оказались далеки от завершения. Однако венецианские эмиссары в якобы дружественном Риме тоже переживали не лучшие времена.