В курилке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В курилке

Под столбом с электрической лампочкой фронтовики соорудили курилку на армейский манер: по периметру квадрата лавочки вкопали, а в центре врыли бочку с водой.

Вечерами, когда позволяли дела и погода, тянуло в курилку бывших солдат, покурить да в компании братской о жизни текущей свое осторожное слово сказать. А то и просто так, табачком обменяться, ни о чем поговорить. И в этих разговорах «ни о чем» на первом месте стояла война.

Как правило, первым являлся дядька Микола с кисетом самосада. Его появление было сигналом для всех, кто из оконец барачных наблюдение вел за курилкой.

Рассаживались. Закуривали…

У каждого курево было свое, как и война — у каждого «своя».

— Городские наши власти решили Троицкую церковь в спортзал для школы переделать, — дядя Ваня-корявочник новость принес.

— А мы жизнями рисковали, когда спасали чужие храмы. Собор, например, Святого Стефана, — обнимая Валерика под бушлатом, возмутился Пахомыч. — А тут уцелевшее свое ломаем, будто к школе нельзя спортзал пристроить!

— У нас политика такая, богоборческая.

— Богоборческая… Богоборцев бы этих в наши окопы! Сходу бы в Бога поверили! И в Царство Небесное… И скажи ж ты на милость: никакая война не берет ни клопов, ни тараканов! Прекрасные люди погибли, а эти — выжили! Да еще у власти оказались, чтобы всеми людями рулить!

— А что ж там за собор такой, Пахомыч?

— Да ихний же собор.

— От кого спасали?

— Спасали, чтобы взрыва не случилось. Собор Святого Стефана, что в городе Вена, — красивейший собор из всех красивых, что мне довелось повидать за войну на ихнем западе! Так вот, его немцы заминировали и хотели взорвать. И все подготовили так, чтоб фугас, что они под алтарь загрузили, взорвался б, когда люди заполнят собор и служба начнется! Во «изуиты» какие! Изверги настоящие… Ну, православные наши храмы немцы взрывали да грабили — это себе объяснить я могу, хоть и сердце мое не желает принять объяснение то… Но тут же — свое! Своей веры собор уничтожить хотели и своих же людей, австрийцев, угробить!.. Ну и напихали под алтарь всяких авиабомб, да мин противотанковых, да ящиков с тротиловыми шашками. Столько смерти туда нагрузили, что если б рвануло! Ох, погибло б кругом и людей, и домов…

Пахомыч с усмешкой крутнул головой:

— Дак венцы ж не верили, что собор заминирован! Не верили даже, когда мы в ящиках стали тротил выносить. Но поверили сразу, когда авиабомбы увидели!.. Вокруг собора такая толпа собралась! А я тогда с другими стоял в оцеплении, а потом добровольно пошел тот фугас выносить и всю красоту разглядел. Этим собором теперь любуются все. И вряд ли известно кому, что русский солдат красоту эту спас для мира людей.

— Австрийцы знают наверняка, кто им подлянку такую готовил, — метнул дядя Коля спичку в бочку с водой. — Знают! А может, уже и забыли. Доброе дело русских людей в Европе не принято помнить.

— И все-таки, наша Победа многих заставила думать, — заметил раздумчиво дядя Ваня-корявочник.

— А разве думалось мне тогда, в сорок первом, что немец будет передо мной на коленях стоять и руки вверх, и голосом, уже дохлым, еле слышно сипеть: «Гитлер капут!» А в сорок втором под Сталинградом такое вот и было как раз. Голодные, полузамерзшие, полуживые немцы. Навоевались, нажрались русской земли, мать их в загривок!.. Я их не жалел ни тогда, ни сейчас. Врагами они мне были, врагами и остались, — вспомнил свое дядька Микола.

— Ну, а с пленными как ты работаешь?

— А что пленные? Горе одно… Разве это солдаты те самые? Они уже немцы другие. Хотя… Кажется мне, что не все нахлебались плена. Есть и такие, что, вернувшись домой и отъевшись сосисок и пива отпившись, опять захотят «дранг нах остен» проделать.

— Вряд ли… Они не скоро еще дойдут до пива свого и сосисок. У них руин не меньше, чем у нас: постарались братишки по классу. Американцы да англичане бомбили их со страшной силой. Уже и не надо было, а бомбили! Стирали в порошок соперника по капиталу!

— А Дрезден кому соперник? Там столько музеев было!

— Дак, может, в том и соперник!

— А на ихнем западе что ни правитель, то дикарь несусветный. Хоть бы тот же Наполеон. Это ж надо было так вызвериться, чтобы стрелять из пушки по Сфинксу Египетскому! И отбил-таки нос тому Сфинксу. Покалечил изваяние, дикарь цивилизованный. И как он еще не взорвал пирамиды?..

— На пирамиды у Франции пороху не было.

— В Успенском соборе Московского Кремля конюшню устроил, культурный француз! А Кремль вообще хотел взорвать! Кабы не дождь, да не казаки набежали, так и взорвал бы Кремль, корсиканский недоросток!.. А еще говорят, что Наполеон тот — велик и гениален!

— Мужики, а в чем же его гениальность? Ведь он же убийца!

— Да, убийца, бандит, но как разнаряжен был красиво! А какие там женщины были при нем! А солдаты как были красиво одеты! И пукали пушки, нестрашные издали! Знамена, знамена в дыму сражений! И рядами солдатики падают, падают… А поэты, прикормленные да приласканные, взахлеб воспевают убийство, что творилось по велению французика на барабане.

— Но Пушкин наш, Александр Сергеевич, подметил четко, что «гений и злодейство — две вещи несовместные».

— А, наверно, в том его гениальность, что умудрился уложить на полях сражений да в русских снегах громадные миллионы людей со всей Европы! В учебнике сына написано, что только французских солдат погибло более двух миллионов!

— Но Гитлер переплюнул всех наполеонов! И почему-то не пишет никто, что он гениальный! А ведь трупами Европу завалил!

— Не спеши свистеть! Времена в истории бывают всякие. Найдутся еще подлые писаки и «черных кобелей отмоют до бела!» Еще и Гитлера поднимут… и воздвигнут.

— Вот с каких теперь немцев спрашивать за кровавые зверства?

— Дак может их всех расстрелять… было надо? Вон их сколько по городу топчется… А по Советскому Союзу сколько их! Почти все мужики Германии у нас в плену! Они, с Гитлером вместе, представить себе не могли, что в русском плену будут землю колодками шкрабать. А может, с ними и нам поступить было надо, как они поступали с нами! Мы имеем на это право? Наверно, имеем, если по ихним законам жить: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь!..

— Так поступить мне, например, душа не позволит… Русская совесть моя, — негромко сказал дядя Коля, Толькин отец, воевавший наводчиком противотанковой пушки.

— А как же ты бил их на фронте? Не за хрен же собачий дали две «Славы» тебе и орден «Красной Звезды»?

— Там они были с оружием! Да и гляделись иначе. Там убивать надо было, иначе б они нас… А безоружных, пленных… не могу. Мне душа не позволит руку на них поднять…. Но тех зверей, что целые деревни наши с людями, от мала до велика, живьем сжигали, — душил бы голыми руками! Хотя… в начале войны мы немцев в плен не брали…

Помолчала курилка.

— А вот бы взяли наши генералы да и приказали тебе убить пленных немцев! Этих самых, что ходят по городу? Что бы ты делал?

— А я тебе так скажу: ни у России, ни у товарища Сталина не было и быть не может таких генералов!

— Зато у нас был генерал, что гнал солдат на немецкие пулеметы. Убийство творил заведомо преступное, солдат обзывая трусами. Товарищу Сталину пришлось его в звании понизить, чтоб не лез в дела армий и фронтов.

На пару затяжек курилка умолкла. Никто не хотел былое горе из братских могил поднимать.

— А вот американцы вообще хотели немцев кастрировать. Сам Рузвельт, ихний президент, предлагал еще в сорок четвертом году всех мужиков и баб немецких поголовно кастрировать.

— Я что-то, мужики, в кастрацию эту не особенно верю, хотя немцы про это мне говорили серьезно.

— У меня среди немцев есть один рассудительный малый. Вот он рассказал, что в Америке план уже был разработан, как надлежало делать все по плану тому, чтобы в два месяца немцев всех, мужиков и баб, поголовно кастрировать. И, наверно, так бы и сделали, да Рузвельт умер скоропостижно… И Черчилля английского сняли с должности. Он тоже хотел расправиться с немцами…

— А фамилия того, кто план тот придумал, такая, как у нашего главврача больницы…

— Кауфман, что ли?

— Да, да, Кауфман! Потому и запомнил.

— А еще американцы хотели превратить Германию в одно большое картофельное поле.

— Вот, наверно, поэтому ж они, американцы да англичане, так беспощадно бомбили Германию!

— А нам замполит еще рассказывал, что будто бы Черчилль советовал всю верхушку нацистскую без суда и следствия похерить, перестрелять, как при попытке к бегству!

— Дак и похерили б! Если бы не товарищ Сталин да не мы! Не армия наша. Вот сказал тогда товарищ Сталин, что надо судить трибуналом главарей фашистских, — и все умылись! Сказал, что Германия должна быть страной самостоятельной, — и ни одна западная рожа не хрюкнула! А не хрюкнула потому, что Советский Союз был державой сильнейшей и порядок в мире держал. Так что нихай немцы помнят, кто их сохранил как нацию и Германию сберег как государство!

— Не верится мне, что немцы помнить будут все доброе, что мы для них сделали. Про свой бандитский поход на Советский Союз правду ж они не расскажут потомкам, потому что в кровавом позоре стоит эта правда в германской истории! А там и гляди, что найдутся продажные твари и Россию начнут мазать дегтем. Да еще нам в вину поставят, что уничтожили ихний фашизм! Сейчас бы царили они над Европой, а может, и миром! А мы им не дали! Костями и кровью своей им пути перекрыли…

— И все же к населению немецкому относились мы по-человечески! Не как победители беспощадные, имевшие право на мщение, а как освободители с добром в душе…

— С добром в душе, говоришь? А вот радио на днях сказало, что на западе пишут уже, будто русские варвары немок насиловали. И будто тех немок нашли, что до сих пор еще плачут!

— А что их насиловать было, когда они сами вешались на нас! Даром! За просто так! Правда, мы сами носили им мыло, тушенку, разную кашу в брикетах… Даже махорку брали. Весь запас, что был у старшины в каптерке, наши хлопцы немкам отнесли. А то, что наша кухня кормила их борщом да кашей с тушенкой, — в счет не берется!

— Я по радио слышал, как эти немки, перебивая друг друга, на весь мир заявили, что их русские постоянно насиловали, постоянно! Как это понимать?

— Однако, интересно что при таком массовом насилии, которое немки, якобы, вытерпели в прошлом, Германия не объявляет, сколько детей от русских парней родилось!

— Это их послевоенная тайна!

— Пора бы немкам алименты затребовать у Советского Союза!

— Дак ведь, скорей всего, кричат и плачут те, кто не способен был рожать. И которых, наверно, наши солдаты обошли вниманием. А им очень хотелось, потому что за рождение детей им платили и не спрашивали, кто папаша.

— Спасибо пусть скажут русским солдатам и солдатам-союзникам, что помогли таким образом кровь освежить и возродить германскую нацию здоровой.

Слушая дядьку Миколу, вспомнил Пахомыч встречи с американцами в майские дни сорок пятого года. В одну из таких встреч ребята через нашу переводчицу спросили одного американского сержанта: «Это правда, что американские солдаты насилуют немок?»

— За солдатами нашими немки буквально охотятся! — осветился улыбкой сержант. — Вы же, русские, всех мужиков забрали в Россию, а немкам что делать? Вот и хватают наших солдат! А у нас шоколад, сигареты, виски, консервы! Есть возможность немецкую женщину в клуб привести, в ресторан…. Но существует маленькое «но». Не все немецкие женщины желают с неграми встречаться. Опасаются, что приплод оказаться может с африканским загаром. Наверно, поэтому негры-солдаты насилуют немок безжалостно!

— А что значит «безжалостно?» — решила уточнить переводчица наша.

Сержант указал на негра-солдата, лизавшего глазами переводчицу, и, засмеявшись, ответил:

— Вот он — негр! Подойдите к нему, сами спросите!

Переводчица вроде как засмущалась, а негр белозубо заржал.

Пахомыч вздохнул, улыбнувшись приятному прошлому.