Толстой и Фонвизина
Толстой и Фонвизина
Не будет преувеличением сказать, что тема декабризма всю жизнь волновала Толстого. В 1856 году после амнистии и тридцатилетней ссылки начали возвращаться из Сибири оставшиеся в живых декабристы. Русское общество их не забыло, но ему предстояло заново передумать и решить для себя вопрос, чем было в русской истории и для русской истории декабристское движение.
26 марта 1860 года Толстой пишет Герцену: «Я затеял четыре месяца тому назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист». (Первые главы этого романа Толстой читал И. С. Тургеневу в Париже.) Однако вскоре писатель оставил эту работу, увлеченный поисками, из которых начал расти роман «Война и мир».
Вот как это объяснял сам Толстой: «В 1856 году я начал писать повесть с известным направлением, и героем которой должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию. Невольно от настоящего я перешел к 1825 году, эпохе заблуждений и несчастий моего героя, и оставил начатое. Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым семейным человеком. Чтобы понять его, мне бы нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпадала с славной для России эпохой 1812 года. Я в другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 года».
Роман «Война и мир» был завершен в 1869 году. Прошло еще десять лет, и в 1878 году, только что закончив печатание «Анны Карениной», Толстой опять вернулся к старому замыслу романа о декабристах.
Толстой встречается в Москве с оставшимися к этому времени в живых деятелями 14 декабря: Матвеем Муравьевым-Апостолом, П. Н. Свистуновым, А. П. Беляевым, Д. И. Завалишиным.
Несколько раз писатель навещает дочь Никиты Муравьева — Софью Бибикову, или Нонушку, как ее звали с детства близкие; видится с дочерью Рылеева Анастасией, племянником казненного М. П. Бестужева-Рюмина — историком К. Н. Бестужевым-Рюминым, с сыном Оболенского и др. В Петербурге Толстой познакомился с редактором журнала «Русская старина» М. И. Семевским и В. В. Стасовым, который служил в Комиссии по собиранию материалов по истории царствования Николая I и заведовал отделом искусства в публичной библиотеке.
Хочется особо отметить, что не только интерес к русской истории воскресил для писателя эту тему. Декабристы интересовали Толстого прежде всего как необычное явление в мире нравственном. Об этом свидетельствует, в частности, письмо Толстого к Свистунову от 14 марта 1878 года. «Когда вы говорите со мной, вам кажется, вероятно, что все, что вы говорите, очень просто и обыкновенно, а для меня каждое ваше слово, взгляд, мысль кажутся чрезвычайно важны и необыкновенны, и не потому, чтобы я особенно дорожил теми фактическими сведениями, которые вы сообщаете, а потому, что ваша беседа переносит меня на такую высоту чувства, которая очень редко встречается в жизни и всегда глубоко трогает меня».
От Свистунова получил Толстой письма декабриста М. А. Фонвизина и рукопись его жены Натальи Дмитриевны. «Посылаю обратно письмо Фонвизина и замечания его жены,— писал Толстой Свистунову.— И то и другое мне было интересно. Насчет исповеди, о которой вы мне говорили (речь идет о рукописи Фонвизиной, также имевшейся у Свистунова), я повторяю мою просьбу — дать мне ее. Простите меня за самонадеянность, но я убежден, что эту рукопись надо беречь только для того, чтобы я мог прочесть ее; в противном же случае ее надо непременно сжечь.
Тысячу раз благодарю вас за вашу ласку ко мне и снисходительность; вы не поверите, какое всегда сильное и хорошее впечатление оставляет во мне каждое свидание с вами... P. S. Тетрадь замечаний Фонвизиной я вчера прочитал невнимательно и хотел уже было ее отослать, полагая, что я все понял, но, начав нынче опять читать ее, я был поражен высотою и глубиною этой души. Теперь она уже не интересует меня как только характеристика известной, очень высоко нравственной личности, но как прелестное выражение духовной жизни замечательной русской женщины, и я хочу еще внимательнее и несколько раз прочитать ее. Пожалуйста, сообщите мне, как долго я могу продержать эту рукопись и могу ли переписать ее?»
В то время, когда в руки Л. Н. Толстого попали бумаги Фонвизиной, ее уже не было на свете: она умерла девятью годами раньше.
Комментаторы полного 90-томного собрания сочинений Л. Н. Толстого пробовали найти бумаги Н. Д. Фонвизиной (урожденная Апухтина) в архиве П. Н. Свистунова, душеприказчика Натальи Дмитриевны, но отыскать их там не удалось. Между тем «Исповедь» (как и дневник) уцелела в фонде Якушкиных в Центральном архиве Октябрьской революции. Трудно теперь установить, сам ли Свистунов передал эти документы сыну декабриста Якушкина, другу Фонвизина и главному хранителю наследия декабристов, или они попали туда позднее. Главное — у нас теперь есть возможность ознакомиться с «Исповедью» женщины, которую Толстой предполагал сделать главной героиней романа «Декабристы».
«Я происхожу от татарского рода... и неудержима в страстях своих, а с другой стороны — от немцев — народа аккуратного, пытливого, а вместе мечтательного, влюбчивого. Мать обрусевшая немка. Отец образованный татарин, оба православные. У них не стояли дети, кроме меня, последней, единственно уцелевшей, и то, как они верили, еще прежде рождения обреченной Богу для того, чтобы хоть одно дите Господь сохранил им... От матери наследовала я мечтательность и пытливость немецкие, от отца — татарскую сердитую и страстную природу, в высшей степени способность любить и ненавидеть безотчетно... Я была дика и застенчива. Страстно любила свою кормилицу — превосходную женщину, которая, прокормивши меня 4 года, до 9-летнего возраста была моей няней. И дай Бог ей царствие небесное, что не баловала меня, но внушала только доброе и справедливое и непрестанно укрощала мою барскую спесь... От сильного самолюбия я никогда не была довольна собою, все хотелось быть лучше, и потому я не верила, что могу нравиться, все казалось, что если со мною ласковы, то только из жалости, а против жалости восставала вся моя гордость, а потому я была скрытна и не смела — с немногими сближалась, особенно с детьми моих лет... Я искала какой-то высшей чистой человеческой любви...»
Как рождается «духовность» — одна из особенных форм восприятия мира, осознания своего места в нем?
Врожденное ли это свойство, или его создают какие-то жизненные ситуации, в частности впечатления детских лет? В «Исповеди» Фонвизиной, написанной с удивительной откровенностью, писатель искал ответ и на эти, давно занимавшие его вопросы.
В одной из записных книжек к роману «Декабристы» мы находим следующую толстовскую запись: «14, 15 летн<яя> девочка, самый <фило> духовный чистый возраст. Фон Виз. Опухтина, убежала в монастырь».
Собирая материал к роману «Декабристы», Толстой составлял себе подробные биографические листы о каждом декабристе: кто родители, где жили, где служил, на ком женат, сколько братьев и сестер и т. д.
Есть подобная запись и о семье Фонвизиных:
«Фон Визина Наталья. Михаил Александрович. Ея родители, дом подле Рождественского монастыря... Когда вышла замуж...» 30 сентября 1878 года Толстой в записной книжке оставил такой набросок: «Апухтина <прелесть> любит, почти влюблена в Одоевского <прелесть> но выйти замуж нельзя. Ей кажется, что не настоящий он, а любит другого, выходит замуж за 3-го, а эта-то была лучшая ее любовь в жизни».
Чем же так увлек Толстого этот женский характер?
Есть лица в русской истории, которые своей судьбой как бы воплощают то, что мы называем связью времен. Наталья Дмитриевна Фонвизина принадлежит к их числу. Она вышла замуж за своего родственника, двоюродного брата матери, декабриста Михаила Александровича Фонвизина.
«Когда его схватили, — читаем в одном из вариантов «Декабристов» Толстого,— она была близка к родам... Так она была в этом положении, и другой ребенок грудной. Она тут же в тот же день собрала свои вещи, простилась с родными и поехала с ним. Мало того, для всех ссыльных она была провиденье там. Ее обожали. У нее такая сила характера удивительная, что мужчины ей удивлялись».
Этот отрывок заставляет предположить, что Толстой знал о судьбе Фонвизиной еще в 50-х годах, до встреч и бесед со Свистуновым.
После осуждения и отправки Фонвизина на каторгу Наталья Дмитриевна оставила двух маленьких сыновей на попечение родителей и брата мужа — также декабриста, но несосланного — и отправилась в Сибирь, чтобы разделить с мужем его судьбу. В Сибири Фонвизины провели свыше двадцати пяти лет. Сыновья выросли без родителей и умерли оба молодыми людьми, один вслед за другим, так и не дождавшись отца и матери, которых знали лишь по портретам и письмам.
После возвращения и смерти мужа Фонвизина стала женой давнего своего друга, замечательного деятеля декабризма — Ивана Ивановича Пущина. Свадьба состоялась 22 мая 1857 года в имении бывшего лицеиста Д. А. Эристова около станции Бологое. Примерно в это же время Толстой встретился за границей (знакомство состоялось 19 апреля) и подружился с братом Пущина — Михаилом, который был разжалован в солдаты за 14 декабря. «Пущин — прелесть добродушия», «Это лучшие в мире люди»,— пишет о Михаиле и его жене Толстой. Должно быть, Михаил Пущин и рассказывал Толстому о своем брате, о его дружбе с вдовой Фонвизиной и об их браке.
Увлекшись личностью Фонвизиной, Толстой начинает один из вариантов романа «Декабристы» с главы, в которой помещик Иван Петрович Апыхтин (Апухтин) слушает в церкви службу. У него единственная дочь Маша. «Маша встретит на крыльце и с восторгом. Она будет видеть во мне такую святость. Странная, милая девочка, только очень уж она все к сердцу принимает»,— думает о дочери отец.
Судя по сохранившимся черновикам, наброскам к роману, большое место там должна была занимать крестьянская тема: «крестьянские» главы переплетались с собственно «декабристскими». В этом смысле «Исповедь» Фонвизиной должна была представить для Толстого особый интерес.
Фонвизина относилась к крепостным крестьянам как к людям, которым была кругом обязана,— она рассказывает об этом в том месте «Исповеди», которое посвящено возвращению в Россию.
Романа о декабристах Толстой не написал. Он остался только в черновиках и планах среди прочих причин еще и потому, что писателю не разрешили работать в архиве III Отделения. Начальник III Отделения ответил по поводу запроса Льва Толстого: «Допущение графа Л. Н. Толстого в архив III отделения представляется совершенно невозможным». Однако интереса к декабристской теме Толстой не утратил. В 1904 году он опять обращается к В. В. Стасову с просьбой прислать ему записки декабристов, изданные за границей,— Трубецкого, Оболенского, Якушкина и др. Получив эти книги, Толстой написал Стасову: «Занят Николаем I и вообще деспотизмом, психологией деспотизма, которую хотелось бы художественно изобразить в связи с декабристами». 25 января 1905 года яснополянский летописец Д. П. Маковицкий записал высказывание Толстого о декабристах: «Это были люди все на подбор — как будто магнитом провели по верхнему слою кучи сора с железными опилками, и магнит их втянул».
К этим людям «на подбор», несомненно, принадлежала и Наталья Дмитриевна Фонвизина, образ которой вдохновлял многих великих художников слова.