Дело семейное

Дело семейное

Таким водоворотом явилось дело семейное, хотя и государственное, поскольку касалось оно великого князя: развод Василия Ивановича со своей супругой Соломонией Юрьевной. Вопрос, казалось бы, довольно частный, но в нем неожиданно скрестилось многое. «Нестяжательство» и «иосифлянство», взгляды на природу и пределы высшей государственной власти, на права и обязанности государей перед народом, которым они правят, и образованных людей перед обществом, в котором они живут, защита прав человека, прав закона и самовластие силы, оправдывающей себя высшей необходимостью,— все это сплелось в тугой узел, казалось бы, неразрешимых противоречий. Впрочем, жизнь всегда полна противоречий, и часто будущее — в виде крупных политических событий и поворотов — уже предопределено, казалось бы, умозрительной победой или поражением прагматиков «над книжниками». Так было и тогда.

Почти двадцать лет прожили в добром согласии и любви великий князь Василий III и Соломония, но наследников у них не было. Немало они ездили по святым местам, немало сделали вкладов и пожертвований, немало было выстроено церквей в молении о детях. (Так, в 1518 году Василий III на свои вклады отстраивает три церкви Покровского монастыря в Суздале, куда впоследствии сошлет свою жену.) Но все было напрасно. И тогда Василий III решает развестись с «неплодной женой». Бояре согласились.

Летописец угодливо рассказывает, как великий князь «едучи однажды на позлащенной колеснице, вне города, увидел на дереве птичье гнездо, заплакал и сказал: «Горе мне, на кого я похож? И на птиц небесных непохож, потому что и они плодовиты, и на воды не похож, потому что и воды плодовиты; волны их утешают, рыбы веселят. Не похож я и на землю, потому что и земля приносит плоды свои во всякое время». Бояре отвечали: «Государь, неплодную смоковницу посекают, на ея месте садят иную в вертограде».

Однако не все были столь раболепны, что готовы были немедля отказаться от права иметь свои представления о справедливости, о добром или дурном поступке — пусть даже великого князя. Против незаконности его намерений, своевольного желания попрать церковный и человеческий закон восстали Берсень Беклемишев, Максим Грек, Вассиан Патрикеев и старик Семен Курбский, знаменитый воевода, покоритель Югорского края (князь Андрей Курбский, обличитель Ивана Грозного, приходился двоюродным внуком этому упрямому и твердому в своих убеждениях военачальнику).

Они единодушно осудили стремление Василия III развестись с законной своей супругой. Как известно, с царями плохо вздорить. А Василий III меньше всего подходил под исключение из этого правила. Герберштейн пишет о его нетерпимости к тем, кто осмеливался ему противоречить: «Из советников, которых он имеет, ни один не пользуется таким значением, чтобы осмелиться разногласиться с ним или дать ему отпор в каком-либо деле...»

Василий III к этому времени уже оставил свои симпатии к «нестяжателям» и окончательно решил для себя, что отобрать земельные угодья у церкви, даже с помощью «нестяжателей», все равно невозможно. Гораздо больше выгод можно извлечь из дружбы с «иосифлянами», которые хотя и не отдают земель, но зато готовы ради сохранения своего положения на любые компромиссы. А эта готовность в конечном счете важнее любых богатств.

Ставка Василия III на «иосифлян» была тем поворотом, который многое изменил в его судьбе. Однако прежде «иосифляне» должны были доказать, что они готовы покориться воле великого князя. Случай не замедлил представиться.

Василий III давно решил покончить со своим недругом — удельным князем Новгород-Северского княжества Василием Шемячичем. Но тщетно он зазывал его в Москву. Осторожный Шемячич не хотел появляться в столице без «охранной грамоты» митрополита, гарантирующей ему полную безопасность. Тщетно Василий просил митрополита Варлаама, «нестяжателя» по своим убеждениям, пойти на обман и дать ложную клятву Шемячичу. Варлаам упорствовал и поплатился за это. По настоянию великого князя он покинул митрополию, а потом был сослан в монастырь. В феврале 1522 года на его место был поставлен митрополитом всея Руси игумен Волоколамского монастыря «иосифлянин» Даниил — одной только волею великого князя, даже без участия церковного собора. Даниил согласился быть клятвопреступником в угоду великому князю — для духовного лица XVI века поступок, пожалуй, доказывающий не только нравственную неразборчивость, но и безверие.

Даниил выдал «охранную митрополичью грамоту» Шемячичу, который, по въезде своем в Москву, был немедленно схвачен и посажен в темницу, где и кончил свои дни. Вся эта история произвела тяжелое впечатление на современников.

После клятвопреступления с Шемячичем просьба великого князя о разрешении на развод не составила для Даниила никакого затруднения.