Незамысловатое семейное счастье
Незамысловатое семейное счастье
Обычно влюбленный мужчина, добиваясь руки и сердца блондинки, находится в неком заблуждении, думая, что раз у нее такой необычный цвет волос, то и все остальное у нее такое же редкое и чудесное. Чаще всего эти ожидания не оправдываются, и гипертрофированные ожидания, как и положено, заканчиваются тяжелой фрустрацией. Не думаю, что Наполеон так уж беспокоился относительно вольного поведения своей блондинки в девичестве – чья бы корова мычала, не говоря уж о том, что блондинкам вообще положено быть темпераментными и любвеобильными. Ходящая в Париже эпиграмма на эту свадьбу «Не столь умна, сколь хороша Евгения, А девственна ль она, Наполеон Сегодня же узнает без сомнения, Обследовав инфанту с двух сторон» выражает явно плебейские вкусы, да еще и как-то невнятно (что такое «с двух сторон»? Сказали бы «с трех» – хоть было бы ясно, что имеется в виду…), и такой битый жизнью субъект, как наш принц-племянник, на явное наличие любовного опыта у супруги и внимания бы не обратил. Но залучить в свою супружескую постель страстную испанку, в любви подобную героям кастильских романсов, хотелось бы не только Наполеону, но и практически любому мужчине на его месте. Увы и ах – в брачную ночь Наполеон не только достиг того, к чему стремился, но и обнаружил, что особо стремиться было не к чему и его супруга в постели «не более сексуальна, чем кофейник».
Семья Наполеона III. 1860-е гг.
Фрейд бы, наверное, нашел в этой оговорке признание в том, что интимная жизнь императора не так уж безнадежна – кофейник может быть очень горячим и непременно содержит нечто возбуждающее, но вот ведь беда какая – до создания его теорий требовалось ждать еще несколько десятилетий.
А Наполеон не смог ждать больше полугода – все это время он еще ухитрялся блюсти верность супруге-императрице, но потом сорвался с цепи. Начал, как и следовало ожидать, с блондинки, некой мадам де ля Бедойер, мужа которой пришлось сделать сенатором (блондинки умеют и родне порадеть!), потом просто снял особнячок на улице Бак, в который кого только не водил… Но больше всего Евгению обеспокоило новое появление в окружении императора мисс Говард, которая довела супругов до бурной сцены, нарочно попадаясь им на глаза как можно чаще и с удовольствием наблюдая, как скованно-вежливо Наполеон отвечает на ее приветствие и как стекленеет взгляд императрицы, старательно делающей вид, что никого не замечает. Мисс Говард довела блондинку до того, что та отлучила императора от ложа, а ведь с наследником престола пока что ничего не получалось. Наполеон упросил мисс Говард удалиться в Англию, да еще и двух своих сыновей от Элеоноры Вержо прихватить с собой, а сам удвоил усилия по обретению наследника, но ничего не выходило – выкидыш следовал за выкидышем, и злоязычные парижане уже вовсю сочиняли куплеты о том, что император так немолод, что мог бы и помощников в этом деле нанять… Рассказывают, что выручила царственных неудачников королева Виктория. Насколько она разбиралась в сексе, хорошо говорит совет, данный ей дочерью перед замужеством: «Закрой глаза и думай об Англии», но вот деторождение – другое дело, действуя указанным методом, она родила девять детей, и все они дожили до немалых лет, что тогда отнюдь не гарантировалось даже принцам! Вроде бы именно она посоветовала императрице простейшую вещь – подкладывать подушечку под поясницу, и вскоре восторженные парижане уже вовсю, под салют в 101 пушечный выстрел, приветствовали рождение наследника престола Наполеона Эжена Луи Жана Жозефа – в первом имени, собственно, никто и не сомневался.
Тем не менее супружеская жизнь венценосной четы развивалась по сценарию, типичному для блондинок и екатерининской России, – вооруженный нейтралитет. Дейл Карнеги в своей знаменитой книге винит во всем Евгению, действия которой описывает предельно критично. «Терзаемая ревностью, пожираемая подозрительностью, она глумилась над его приказами, отказывала ему даже в видимости уединения. Она врывалась к нему в кабинет, когда он занимался государственными делами. Она прерывала его важнейшие совещания. Она отказывалась оставить его одного, вечно опасаясь, что он будет встречаться с другой женщиной. Часто она прибегала к своей сестре, жалуясь на своего мужа, сетуя, плача, упрекая его и угрожая. Врываясь в его кабинет, она поносила и оскорбляла его», – рассказывает он. Похоже, что это правда, но разве супруг подавал ей мало поводов гневаться? Впрочем, императору не подобает отвечать истерикой на истерику, и через некоторое время в этом сложном союзе установилось некое новое равновесие. Императрица, с одной стороны, крайне внешне почтительна с мужем и встает, когда он входит, даже если они встречаются наедине, ведет себя корректно и с достоинством на государственных мероприятиях, в общем, этикет блюдется по полной программе. Но с другой стороны, блондинка, хранящая супружескую верность, – это даже не очень смешной анекдот, а уж делать это в одностороннем порядке трудновато даже темным шатенкам.
Евгения тоже заводит себе достаточно сложную и богатую личную жизнь, специализируясь на мужчинах, во-первых, знатных, во-вторых, красноречивых, в-третьих, допущенных к ее двору. Вы уже, наверное, поняли, кто это. Послы, конечно, – кто же еще! Императрица ведет себя гораздо нравственней, чем ее супруг. То, что он проделывает в особнячке на улице Бак с дамами достаточно низкого происхождения, есть всего-навсего нарушение супружеской верности в особо крупных масштабах. А императрица и посол крепят взаимопонимание их государств, устанавливают неформальные отношения, крайне удобные для оперативного разрешения возникших вопросов, более того – вносят в отношения своих государств дух доверия и любви! Такая дипломатия настолько эффективна, что и Наполеон был в нее вовлечен: когда идеолог объединения Италии вокруг короля Пьемонта, великий Камило Кавур, искал способ воздействия на Наполеона, чтоб убедить его помочь Пьемонту еще и войсками, он прислал к нему очаровательную графиню Вирхинию де Кастилья.
Она имела у Наполеона успех и, если бы не ее невероятная болтливость, вынудившая осторожного императора аккуратно отстраниться, явно добилась бы своего. В общем, на этом поприще Евгения имела явно большие успехи – такие вещи у блондинок получаются явно лучше, чем у брюнетов. Вот только взаимопонимания с Россией у Евгении не получилось. Русский посол, граф Павел Дмитриевич Киселев, был человеком вполне достойным, храбрым генералом (кстати, и французов успешно бил), одним из проводников линии на ликвидацию крепостного права, и даже Пушкин в своем дневнике писал о нем: «Он, может быть, самый замечательный из наших государственных людей». Да вот какое несчастье: к моменту назначения послом ему было уже 68 лет – дипломат он был хороший, возрастные изменения не затронули его мозг, но императрице требовалось иное…
Киселев прибыл послом уже в не им созданный очень неблагоприятный климат русско-французских отношений. Наполеон не забыл Николаю не только отстраняющее «Monsier mon ami», но и поражение дядюшки в 1812 году. В результате Франция решительно встала на сторону Турции в русско-турецком конфликте – что забавно, вместе с Англией, которая в союзе с Россией как раз и сокрушила наполеоновскую Францию. Крымская война оказалась для французов вполне благополучной: затоплен русский флот, взят Севастополь, нарезные штуцера англо-французской пехоты обеспечили им не менее подавляющее преимущество над русской армией, чем их пароходы – над парусным российским флотом. Выгоды для самой Франции в этой войне оказались практически никакими, да и во время мирных переговоров Франция скорее мешала Англии чувствительно унизить Россию. Похоже, что они догадывались, что союзник против уже достаточно враждебной Австрии и возникающей на их глазах объединенной Германии им еще ой как пригодится – не зря дипломаты всегда советовали: «Дружи не с соседом, а через соседа». Но вообще говоря, Франция на коне, она победила, трубят трубы, бьют барабаны, герой штурма Малахова кургана маршал Пелисье получает титул герцога де Малахов (впрочем, по сравнению с титулом маршала Нея «князь Москворецкий» это еще цветочки), и все французы видят, что император-то у них везунчик! Императрица, вне зависимости от их интимных отношений, тоже этому рада. Более того, она считает своим долгом участвовать в международной политике империи.
Она бросается в эту ранее неизведанную ей область с настоящим испанским темпераментом. Говоря о политических конкурентах Франции, она использует отнюдь не те выражения, которые были бы приличны для императрицы. Она привлекает в случае неясности самых неожиданных и сомнительных экспертов, вроде американского спирита Дэвида Юма, который вызывает с того света дух самого Наполеона Великого, чтоб императрица могла бы выяснить его точку зрения на интересующую ее проблему. С момента начала франко-австрийской войны она сделала негласной нормой свое присутствие на заседаниях кабинета министров и начала решительно вмешиваться в самые важные политические решения. Так например, в разгар побед Франции над Австрией она останавливает эту войну, потому что считает ее совершенно ненужной и опасной из-за возможного вмешательства Германского союза (в наше время считают, что она зря паниковала, но тогда это было не ясно никому). Впрочем, Франция успевает отхватить себе Савойю и Ниццу, что Евгения ставит себе в заслугу. В это же время Франция успешно ведет колониальные войны – завоевывает Вьетнам, добивается торговых прав в Китае после Второй «опиумной войны», заключает выгодный для себя торговый договор с Японией, выговаривает у Османской империи автономию Горного Ливана, выгодную для христиан-маронитов, да и Франции не вредную. Успехи государства – успехи и для императрицы. Евгения все больше начинает верить, что схватила бога за бороду и ее интуиция безошибочна. Познакомившись в 1861 году на курорте в Биаррице с мексиканским эмигрантом Хосе Идальго, она поняла из его слов, что можно без лишних хлопот воспользоваться политической нестабильностью в Мексике, чтоб выгадать что-то для Франции, и с успехом подстрекнула мужа к вмешательству в мексиканские дела. Чтоб выдумать хоть какое-то обоснование этому, Наполеон даже изобрел термин «Латинская Америка» – это именно он и придумал. Но тут блондинка не угадала, и все кончилось предельно плохо, особенно для посаженного Наполеоном на мексиканский престол Максимилиана, брата кайзера Франца-Иосифа, – его просто расстреляли. Однако это позорное поражение ничему Евгению не научило. Она по-прежнему считала, что в политике все очень просто и ей совершенно понятно, как настоящей блондинке и надлежит.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.