Дети и семейное счастье

Дети и семейное счастье

Вопрос потомства, похоже, еще более сложен, чем проблема супружеской верности. С одной стороны, психологи

утверждают, что биологической целью любого брака является продолжение рода, а в ребенке любовь пары находит свое естественное проявление; с другой – существует много примеров, когда пара, претендующая на счастье, сознательно отказывается от детей. Несомненно, дети – признак зрелости семьи, перехода ее на новый, более содержательный уровень; но в некоторых семьях идеи, которые кажутся супругам великими, замещают желание иметь потомство суррогатными страстями. К тому же дети появляются не только у счастливых пар. По всей видимости, дети лишь там становятся логическим продолжением счастья родителей, где психоэмоциональная атмосфера наэлектризована их ожиданием, где изначально господствует гармония.

Действительно, есть классические пары, у которых дети стали продолжением их идей. Николай и Елена Рерих имели двух сыновей, каждый из которых сумел немало сделать если не для развития, то хотя бы для распространения идей отца и матери. Дети Пьера и Марии Кюри проявили себя выразительными и разносторонними личностями. Старшая дочь стала лауреатом Нобелевской премии (совместно с мужем), младшая написала увлекательную книгу о своих выдающихся родителях. Дочь Альберта Швейцера и Елены Бреслау Рена приняла больницу в Ламбарене из рук умирающего отца. Артур Конан Дойль и Джин Лекки произвели на свет двоих детей и с не меньшей заботой относились к двум детям от первого брака. Их семейно-родовая традиция включала вопрос потомства как основополагающий, неотделимый от самого принципа построения семьи. Точно такой же подход продемонстрировали Мстислав Ростропович и Галина Вишневская. Марк и Белла Шагал произвели на свет дочь. Михаил Горбачев всегда с гордостью говорил о личностных качествах своей дочери, очень любит он и двух своих внучек. И хотя соответствие ожиданиям родителей у дочери четы Горбачевых весьма спорно, кажется, что именно дочь и внучки после смерти Раисы

Горбачевой более всего поддерживают в бывшем президенте стремление к активной жизни. Сыном гордились Рихард и Козима Вагнер; став взрослым, он виртуозно исполнял произведения овеянного славой отца. Из четверых сыновей создателя вертолетов Игоря Сикорского один продолжил дело отца, выведя его на новую ступень в условиях гипер-коммерциализованного мира. Софи Лорен испытывала комплекс вины и была подвержена настоящей фобии до тех пор, пока не родила своему мужчине двоих детей. Их, а не профессиональную взаимозависимость, она считала первоосновой своего брака с Карло Понти. Важную роль не только в семейной жизни, но и в становлении государственности Киевской Руси сыграло потомство Ярослава Мудрого и княгини Ирины. Посредством политических браков они на долгие годы связали Русь и сильные государства Европы политическими узами.

В то же время дети сами по себе не могут служить признаком счастья, а счастливые семьи отличаются от менее удачных союзов вовсе не следованием этой традиции, а особым отношением к детям, а также обратной связью с детьми, лица которых, как правило, обращены к своим овеянным славой родителям. В значительной части семей контакт между родителями и детьми быстро теряется, исчезая, как горная тропа, по мере восхождения к вершинам личных интересов. Загнанные суетой и погоней за мнимыми ценностями, родители теряют контакт со своими детьми, утрачивая в конце концов и духовную связь с ними. И если сами родители превратились в обычных жителей общего для всех черствого мира или уединились в зазеркалье собственных впечатлений, то не стоит удивляться, что их дети чувствуют отчуждение. Никто не возьмется причислить к счастливым семьям, скажем, Зигмунда и Марту Фрейд с их полноценным и вполне симпатичным потомством. Еще меньше энтузиазма и больше негативной экспрессии появляется при воспоминании о семье Льва Толстого. А кто отнесет к числу счастливых родителей Цезаря или Сталина, Чингисхана или Ивана Грозного, упивавшихся собой и вместе с тем отстранившихся от всего мира?! Поэтому кажется, что еще хуже, чем отказ от потомства, выглядит отчужденность от собственных детей, вытеснение их из своей жизни. Последнее делает их ущербными и уязвимыми, а самоубийства и искалеченные жизни потомков мрачных гениев являются постоянным напоминанием человечеству о том, что все в мире уравновешивается. Хотя есть другая сторона медали в отношениях родителей и детей: человек, презревший свою собственную личность ради того, чтобы взрастить потомка, и себя безнадежно загубит, и ничего путного не вырастит. Гармония – слишком разборчивая дама; она не терпит ни коварного эгоцентризма, ни мазохистского аскетизма. Она поселится лишь в том доме, где все поровну счастливы; в те же места, где одни живут в угоду другим, она не заглядывает. Поэтому когда речь заходит о развитых детях счастливых родителей, память выносит на поверхность вовсе не тех отцов и матерей, которые полностью сконцентрировались на детях, а тех родителей, что, открыто демонстрируя нежность и любовь, вселили в детей уверенность в себе, высокую самооценку и желание двигаться вперед. Но каждый сам должен пробудить свою личность и достроить ее до нужного этажа нескончаемого небоскреба под названием «общественная значимость».

Порой, когда мы имеем дело с бездетными парами, такими как Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар, Сенека Младший и Паулина, создается впечатление, что, зная свои собственные слабые места, они сознательно отказались от продолжения рода или, возможно, намеревались заменить потомство детьми иного толка – порождением своего разума. Но действительно, случаи сублимации родовой функции очень близко подступают к области психологической незрелости и патологических представлений о своей роли. В мрачные тона окрашены мысли о продолжении рода у всех тех, кто нестандартно относится к личной миссии, отчаянно и отрешенно бродит по задворкам человеческого в поисках своего творческого начала или ищет там магический жезл для осуществления своих разрушительных замыслов. Жизнь в себе подавляет материнские и отцовские импульсы, уводит людей в иные миры, с которыми редко соседствует гармония и счастье. Названные выше пары скорее представляют собой немногочисленную группу исключений, чем логических следствий. Можно попытаться отыскать сугубо психологические причины такого явления, как бездетность. Например, вполне логичным кажется предположение, что поздний и младший ребенок в семье

Дмитрий Мережковский, как и воспитывавшийся дедом Жан-Поль Сартр, боялись произвести на свет кого-то, перед кем надо будет нести ответственность – незнакомое им и не особо привлекательное бремя отцовства. И тот и другой вынесли из детства комплекс неполноценного отца и, как следствие, гипертрофированное желание материнской любви; и тому и другому жены определенно заменяли матерей. Что касается Зинаиды Гиппиус и Симоны де Бовуар, в них также присутствовало желание видеть в спутнике отца, и это могло выступать сдерживающим фактором для материнства. Однако не исключено, что корень этих решений упрятан гораздо глубже, чем гипотезы современной психологии, а именно: облик звездной идеи, выхода в космическое пространство творчества затмевал у этих и похожих на них женщин все остальное, имеющее ценность для земной жизни. Ведь и Зинаида Гиппиус, и Симона де Бовуар несли в себе сильное мужское начало, являлись откровенными феминистками и отступницами от традиционной женской роли в семье. Воспитанные по мужскому типу, они тянулись к мужским достижениям, вытесняя больше, чем другие женщины, жажду материнства. В этом смысле по структуре личности они вполне сопоставимы с такими историческими фигурами, как Айседора Дункан или Марина Цветаева, которые дали миру отрицательные примеры материнства, неполной или, лучше сказать, неполноценной любви к детям.

Не обзавелись совместными детьми, но, кажется, по иной причине, Макс Меллоуэн и Агата Кристи, Андрей Сахаров и Елена Боннэр, Сенека Младший и Паулина. Но атмосфера жизни этих пар не была лишена психоэмоционального комфорта, неиссякаемого желания общаться друг с другом, а искренняя взаимная заинтересованность заменяла им те радости семьи, к которым они уже не имели возможности приблизиться.