Внутренняя политика XIX династии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Внутренняя политика XIX династии

Фиванские стихотворцы в своих стихах представляют дело так, что торжество Фив и жречества бога Амона было полным. Однако на деле оказалось не так.

Конечно, южная столица оставалась первым городом в государстве. Здесь по-прежнему происходило погребение царей. Фиванские храмы, посвященные Амону, были особенно внушительными, а избрание подходящего человека на должность верховного жреца Амона считалось для фараона делом первейшей важности.

И все-таки Фивы уже перестали быть единственной столицей Египта. Тутанхамон, по всей видимости, не вернулся туда, а обосновался в Мемфисе. Харемхеб сразу же после своего избрания фараоном отплыл на север. В Мемфисе подолгу жил Сети I (второй фараон XIX династий), а его сын Рамсес II выстроил себе великолепную резиденцию на северо-востоке Дельты — Пер-Рамсес.

Фивы потеряли и в том, что после Аменхетепа IV рядом с Амоном постоянно упоминались Ра и Птах — главные божества городов Нижнего Египта — Гелиополя и Мемфиса. Правда, переселение царей на север могло иметь и выгодную для фиванского жречества сторону, поскольку в самих Фивах оно поднимало значение власти верховного жреца.

В случае, если победа во внутренних тяжбах осталась за жречеством и старой знатью, то можно было бы ожидать, что победители примут меры к известному ограничению власти фараона в свою пользу. Однако этого не произошло. Рамсес II в установлении почитания собственных изображений далеко превзошел Амехетепа III, а раболепная лесть двора ныне превращала царя даже в хозяина всей природы.

Хотя владения в Сирии и Палестине были уменьшены и разорены, а бесконечные войны скоро должны были истощить и сам Египет, никогда еще не строилось столько храмов, как во вторую половину Нового царства. Харемхеб, очевидно, воздвиг, а последующие цари отделали изумительной красотой чертог перед главным храмом Амона в Фивах. На вершине любой из его двенадцати колонн могло уместиться до ста человек.

Не менее величественным был вырубленный в Эфиопии в скале храм, известный ныне под названием Абу-Симбельского. Четыре изваяния Рамсеса II, высеченные из скалы у входа в храм, имели в высоту 20 м каждое. Подобное каменное изваяние частично уцелело и в поминальном храме того же царя в Фивах (в так называемом Рамессее). Значительно меньшие каменные статуи находятся на месте ныне разрушенного храма Птаха в Мемфисе.

Немало новых храмов воздвиг Рамсес II в Египте и Эфиопии. И поныне видны груды обломков громадных сооружений на месте новой столицы Рамсеса в северо-восточной части Дельты. Сооружения, воздвигнутые Сети I и его сыном в Абидосе, затмили все созданное там прежде. Гробницы царей времен XVIII династии точно так же терялись перед гробницами Сети I или Рамсеса III (IV) в Фиванских скалах.

Строительство второй половины Нового царства свидетельствовало о значении храмовой знати. Но оно же бесспорно говорило о неисчерпаемых средствах и рабочей силе, находившихся в распоряжении фараонов, которые могли привлекать к строительству огромные массы населения всего Египта. Сокращение прежних сирийско-палестинских доходов в значительной мере, если не сполна окупало хозяйственное развитие Эфиопии, ставшей к тому времени полуегипетской страной, и Нижнего Египта, превратившегося в ведущую часть страны.

Цари XIX династии наряду с последними представителями XVIII династии оставались, согласно надписям, царями, «творящими сановников», выдвигающими «бедняков». Выставлять себя простолюдином, возвеличенным милостью царя, было настолько принятым, что подобное прошлое приписывал себе иной раз даже вельможа заведомо непростого происхождения.

В числе влиятельнейших людей в египетском государстве при XIX–XX династиях были личные царские прислужники — «кравчие цари», иные из которых были иноземцами, к тому же безродными. Свидетельством политики фараона, направленной на то, чтобы найти опору своей власти среди мелких и средних рабовладельцев, является указ, изданный Харемхебом. Под страхом тяжелых кар он запрещал должностным лицам и военным забирать у населения рабов, ладьи и т. п. Вместе с тем царь слагал с судей налог в пользу казны в видах пресечения взяточничества, от которого, очевидно, страдали прежде всего люди незнатные и незажиточные.

Харемхеб придавал большое значение своему указу и обнародовал его в виде надписей на камне в разных городах страны. Этот указ не только соответствовал интересам «всякого рядового воина и всякого человека, что в земле (египетской) до края ее», он был еще и на руку самой царской власти, которая искала поддержку у мелких рабовладельцев и средних слоев. Можно с уверенностью сказать, что взяточников он не исправил — известиями о продажности должностных людей говорилось не только в сказках, но и в школьных поучениях.

Между новой знатью, связанной с мелкими рабовладельцами, и старой знатью вкупе с жречеством Амона после смерти Аменхетепа IV было достигнуто какое-то соглашение. Скорее всего оно выразилось и в территориальном размежевании; южная часть страны осталась за старой столицей — Фивами, а северная часть в силу ее положения подле палестинской границы осталась естественным местом сосредоточения войск фараона.

Оставляя за собой северную резиденцию, фараон не только уходил из под влияния могущественной южной: знати, но и мог обеспечить здесь до некоторой степени благоприятные условия для процветания новой знати, на которую он опирался. Это особо касалось новой столицы, где вовсе не было старой знати. Если еще в середине XVIII династии Нижний Египет был для столичных вельмож до того получужой страной, что поставки оттуда чуть ли не приравнивались к иноземной дани, то уже через несколько лет положение изменилось настолько, что именно Север стал ведущей частью государства. Указаний на царившее там хозяйственное оживление более чем достаточно. Так что сосредоточение в Нижнем Египте вооруженных сил, высшего управления и двора, как и следовало ожидать, дало свои плоды.