Глава 32

Глава 32

Мать Джими Хендрикса во время Второй мировой войны была победительницей конкурса исполнителей джиттербага[241] в Сиэттле. Она вышла замуж за Эла Хендрикса за день до того, как тот вышел в море на торговом судне. К тому моменту, как наступил день победы над Японией, она уже давно привыкла вести разгульный образ жизни; брак ее не удался, и дети остались с Элом. По дороге домой из бара она пробиралась через окно спальни, чтобы сжать в объятиях маленького Джими, «благоухая» выпивкой и дешевыми духами, и уходила перед рассветом. Она умерла от туберкулеза в двадцать семь лет, в том же возрасте, что и ее сын, когда он принял смертельную дозу таблеток.

Интервью с братом Джими и его двоюродными братьями и сестрами, которые рассказывали эту историю, замечательно выглядели на бумаге, но перенесенные на экран не были достаточно кинематографичны, чтобы войти в окончательный монтаж. Мое пребывание на фирме Warner Brothers стало гораздо более интересным с тех пор, как мне поручили работу над полнометражным документальным фильмом о недавно умершем Джими Хендриксе.

Майк Джеффрис всегда поощрял кинематографистов снимать выступления Хендрикса на пленку. Он пропускал их на концерты, подключал им осветительные приборы, давал «проходки» за кулисы, но при этом избегал подписывать документы с разрешением на выпуск отснятого материала. Позже он предлагал контракт, оставлявший за ним право контроля над будущим фильмом Такой контракт все отказывались подписывать, в результате чего большое количество никем не виденного киноматериала Хендрикса просто собирало пыль. После смерти Джимми его отец нанял адвоката, чтобы тот представлял интересы наследников. Адвоката звали Лео Брэнтон, он имел большой опыт в делах по защите гражданских прав, а также в делах, связанных с шоу-бизнесом (его предыдущими клиентами были Нат «Кинг» Коул и Дороти Дэндридж). Джеффрис кипел от злости, но смерть клиента положила конец его управленческому контролю. На протяжении трех месяцев с той роковой ночи он ходил согнутым пополам, поскольку у него свело судорогой мышцы спины. Друзья Джеффриса говорили, что случившееся показало, насколько он переживал потерю Джимми. Друзья Хендрикса, со своей стороны, утверждали, что Джеффрис переживал так сильно потерю не самого Джимми, а связанных с ним доходов и, кроме того, испытывал чувство вины перед умершим Поскольку Wamer brothers были фирмой, выпускавшей пластинки Хендрикса в Америке, Лео Брэнтон пришел туда, чтобы встретиться с Мо Остином Мо и Лео перешли через дорогу, чтобы переговорить с Тедом Эшли, Тед позвонил мне, чтобы я присоединился к ним, и часом позже я стал кинематографистом Поскольку я сам был совладельцем одной замечательной кинопленки с Хендриксом (Джими сидел на высокой табуретке с акустической двенадцатистрункой и пел «Hear My Train A-Comin’»), я мог говорить с другими продюсерами, пострадавшими от руки Джеффриса, как товарищ по несчастью. Я привлек к работе Джона Хеда, англичанина, имевшего опыт кинопроизводства и обладавшего способностью мгновенно внушать доверие. Друзья Джимми, приходившие в ужас при мысли о том, что крупная корпорация хочет нажиться на своем уже покойном артисте, успокаивались, видя его сдержанные манеры и то, насколько легко он понимал их чувства.

Джон, в свою очередь, представил меня Гэри Уэйсу, уроженцу Южной Калифорнии, который был членом американской волейбольной команды на Маккабиаде (еврейская олимпиада). Фото, на котором он запечатлен взмывшим для атакующего удара над сеткой сантиметров на тридцать, висит позади барной стойки в закусочной Sorrento Grill на пляже Уилл Роджерс Бич в Санта-Монике. Гэри изучал фотографию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, затем бросил его, чтобы немного заняться серфингом. Однажды, когда он путешествовал автостопом по Пасифик-Коуст-хайвей, его подвезла девушка. В то время Гэри был совершенно неотразим; он выглядел одновременно спортивно и артистически и вдобавок был одним из самых замечательных остряков, которых я когда-либо встречал. Девушкой за рулем была Шарон Пекинпа (дочь Сэма[242]), и она «запала» на него, как не раз случалось с очень многими другими до и после нее.

Сэм снимал тогда для Warner Brothers фильм «Баллада о Кэйбле Хоге». В то время появилась новая мода на короткометражные «фильмы о том, как снимаются фильмы», поэтому Тед Эшли хотел, чтобы съемочная группа следовала за режиссером на съемочной площадке повсюду. Пекинпа относился к этой идее с отвращением, но в конце концов согласился при условии, что этим займется Гэри. И тот так хорошо справился с задачей, что продюсер нанял его для работы над своим новым фильмом «Первоклассный товар» — провальная картина с участием Джина Хэкмена. Самое лучшее в этом халтурном фильме — короткометражка Уэйса и экранный дебют Сисси Спэйсек (которая тоже «запала» на Гэри). Гэри жил в Санта-Монике, в гараже рядом с фотографом Уильямом Уэгманом и его бессмертной веймарской легавой по кличке Ман Рэй[243], с которой мы все имели честь играть в «погоню за теннисным мячиком».

Я энергично взялся за исследовательскую часть и получение прав на использование нужных нам материалов, Джон собирал людей, с которыми мы хотели поговорить, Гэри снимал эти интервью на пленку и взял на себя заботу о монтаже, а все творческие решения мы принимали сообща. Мы заполучили киносъемки с Вудстокского фестиваля, фестивалей в Монтерее, Атланте и на острове Уайт, видео выступления Band of Gypsies в клубе Fillmore East, концерт в Беркли, появления в качестве гостя в телепрограммах Dick Cavett Show, Ready Steady Go! и немецком телешоу Beat Club, а также мой фрагмент с двенадцатистрункой. Мы нашли несколько снятых на пленку интервью с Хендриксом и вдобавок кое-какие записи на радио для сопровождения видеоряда.

Список интервьюируемых включал в себя членов семьи Джими в Сиэтле, его армейского друга Билли Кокса в Нэшвилле, его старых друзей из Гарлема, многих из его подруг, а также рок-богов Джаггера, Клэптона, Таунсенда и Литтл Ричарда. Фэйн Приджин, которая жила с Хендриксом в Гарлеме в то время, когда тот перебивался на заработки от выступлений с Isley brothers, в доме без лифта и горячей воды, рассказала, как однажды Джими вернулся домой с только что купленной долгоиграющей пластинкой. Она потребовала объяснений, что это такое, но Джими пытался это скрыть. В конце концов она схватила пластинку и недоуменно посмотрела на обложку: «Боб Дилан? Да что за хрен такой этот Боб Дилан? Ты истратил наши деньги на еду на Боба Дилана?» Литтл Ричард так описывал ощущения от игры Джими: «От него у меня большой палец всегда вставал торчком в ботинке!»

Интервью имели непринужденный характер благодаря тому, что Джон мог задавать вопросы без всякого напряжения, а Гэри был способен сделать так, что в перерывах между дублями интервьируемые буквально писались от смеха. Самый большой кризис в нашей работе случился после первого этапа съемок в Лондоне. Мы послали 16-миллиметровую пленку в Бербанк, а сами полетели в Нью-Йорк, чтобы продолжить съемки интервью там Экспедиторская на фирме Warner brothers — это очень оживленное место, куда каждый день прибывают сотни восьмиугольных металлических коробок с 35-миллиметровой пленкой. Несколько картонных коробок с пленкой шириной 16 миллиметров были просто аномалией, с которой никто не знал что делать. Когда неделю спустя мы вернулись, они исчезли.

После небольшого расследования, я пришел к заключению, что коробки положили рядом с мусорным контейнером, и сейчас они почти наверняка погребены под слоем грязи в заброшенном карьере, который служил городской свалкой Бербанка. Мы наняли бульдозер и одноковшовый экскаватор и, с помощью служащего свалки, пытались установить то место, где был выброшен мусор предыдущих семи дней. Мы провели несколько сюрреалистических и зловонных послеполуденных часов в поисках наших интервью с помощью мотыги и вил. Когда солнце зашло, мы сдались и забронировали авиабилеты в Лондон, чтобы отснять все еще раз.

Подружки и роуд-менеджеры Джими были счастливы сделать все необходимое, чтобы получить свои несколько минут в центре внимания. Но лучшее из наших пропавших интервью было взято у Пита Таунсенда, и вот ему-то сделать звонок я и страшился. Как я и боялся, Пит был в отпуске с семьей в Уэльсе и не хотел беспокоиться из-за нашей сумасшедшей проблемы; если уж на то пошло, он и так дал интервью из любезности. Но одну лазейку он мне все-таки оставил: The Who собирались снимать промо-ролик для своего следующего сингла в старой студии программы Ready Steady Go! в Уэмбли. Это был единственный рабочий день Пита за все лето. Если мы будем ждать в этой студии, готовые работать, как только закончатся съемки ролика, он даст нам еще одно интервью.

Жарким августовским полднем мы смотрели, как неутомимая группа на протяжении часа играла перед примерно сотней ребят. Для уверенности в том, что все они останутся, им был обещан еще один час выступления после того, как закончится съемка. Пит ударял по струнам, размахивая рукой, словно ветряная мельница крылом, и вдруг пропорол правую ладонь, ударив ей по переключателю на своем «телекастере». Он тут же помчался в находившийся поблизости травмопункт — чтобы ему наложили швы. Все остальные затаили дыхание.

Когда Пит вернулся, он выглядел бледным, но завершил съемку, а потом выдал еще один час яростной гитары чтобы вознаградить ребят за терпение. К концу выступления повязка, наложенная на его руку, пропиталась кровью. Пит исчез в гримерной, в то время как техники начали разбирать оборудование на сцене. Мы дали взятку бригаде осветителей, чтобы они оставили на сцене пару световых пятен; часы между тем продолжали отсчитывать время. Когда я просунул голову в гримерную, Пит бросил на меня гневный взгляд: «Я же сказал, что дам интервью, и я это сделаю. Я подойду, когда буду готов».

Когда Таунсенд появился, то посмотрел на кассету с кинопленкой и спросил, какой она длины. «На одиннадцать минут», — сказал Гэри. «Вот столько времени у вас и есть. Поехали». Он выглядел ужасно, свет был скудным — я был просто в отчаянии. Пропавшее интервью мы снимали позади дома Пита в Твикенеме, у Темзы, прекрасным днем после полудня, оно было одним из самых глубоких среди тех, что мы взяли. Таунсенд рассказывал замечательную историю о том, как Эрик Клэптон позвонил ему, чтобы вместе пойти в кино, и как там, в темноте, они признались друг другу, что этот новый парень их запугал.

В тот самый момент, когда в камере пошла пленка, Пит преобразился. Он дал практически идентичное интервью, рассказал те же самые байки и вел себя так, будто был даже доволен происходящим. Когда съемка закончилась, я спросил Пита, как ему это удается. И он рассказал, что в начале его карьеры Кит Ламберт познакомил его с гипнотизером. Тот внушил пребывавшему в состоянии транса Таунсенду, что в ту минуту, когда он ступит на сцену, что бы его ни беспокоило — все исчезнет и он будет выступать на максимуме своих возможностей. Я видел The Who много раз, и никогда их концерт не был плохим.

Когда Пит пришел в Sound. Techniques, чтобы вместе с Китом Муном и Ронни Лейном сыграть на сольном альбоме Майка Херона (под псевдонимом Tommy and the Bijoux), мне совершенно не нужно было отслеживать его дорожку: мы слушали только барабаны и бас и останавливались, если они ошибались. А Пит всегда был идеален в каждой ноте.

Однако среди интервьюируемых были и те, кто блистательным образом отсутствовал Одним из таких был Джеффрис: каждый раз, когда алы пытались точно определиться с датой, он или исчезал, или откладывал интервью, или говорил, что хочет еще немного о нем подумать. Джеффрис оставался сердечным, но настороженным, ревнивым по отношению к моей власти над киноматериалом и беспокоился, что говорят о нем остальные интервьюируемые. В конце концов мы двинулись дальше без него.

Джеффрис был странным человеком, мостом между эпохами. Сначала он был владельцем ночного клуба в Ньюкасле, затем стал менеджером The Animals, а потом имел дело с такими «крышесносящими» звездами, как Хендрикс или Эрик Бердон времен после Хейт-Эшбери. Было очевидно, что от такого «путешествия» голова у него пошла кругом. Он пытался как-то контролировать окружающую его обстановку посреди хаоса — например, всегда менял авиарейсы в последний момент. У Джеффриса было предчувствие, что он погибнет в авиакатастрофе, поэтому он рассматривал это как способ перехитрить судьбу. Он построил убежище для себя и своих артистов на Мальорке и постоянно летал из Лондона туда и обратно. Прямо перед выходом нашего фильма он, находясь в Пальме, в последний момент поменял рейс. В это время происходила забастовка французских авиадиспетчеров, и над Нантом его новый авиалайнер столкнулся с реактивным военным самолетом — все находившиеся на борту погибли.

Биографы Хендрикса гневно осуждают нежелание Джеффриса позволить Джимми играть с равными ему по уровню темнокожими американскими музыкантами вместо ритм-секции из английских ребят. Были и вопросы касательно его практики бухгалтерского учета, и (ничем, впрочем, не подтвержденные) слухи о каких-то темных обстоятельствах смерти Джимми, связанных с угрозой звезды сменить менеджмент. Мы брали интервью у Алана Дугласа, нового менеджера, к которому Джимми проявлял интерес незадолго до смерти. Дуглас был другом Дэнни Холперина, хипстером старой закалки, который, тем не менее, не отставал от жизни. Он спродюсировал несколько новаторских пластинок (например, работал с Last Poets), а также записал довольно много джем-сейшенов с Хендриксом Алан понимал стремление Джимми сочинять более авантюрную музыку, по стилю ближе к соулу, и поощрял его. Джеффрис видел в Алане воплощение дьявола, сманивающего Джимми в темный — и к тому же некоммерческий — мир.

Дуглас разговаривал с нами в своей квартире в Гринвич-Виллидж, послеполуденное солнце било своими лучами сквозь люк в крыше, словно прожектор. Он утверждал, что Джимми попросил его стать менеджером вместо Джеффриса и что он уже готовился сесть на самолет в Лондон с контрактом в портфеле, когда узнал о его смерти. Монтируя фильм, мы старались уложиться в хронометраж менее двух часов, поэтому опустили сначала один, потом другой фрагмент с участием Алана, пока не остался последний. Отвечая на вопрос Джона, он недоуменно поднял глаза; «Наркотики? Ну да, Джимми увлекался всем, что было распространено, — пауза. — Конечно, обычно я, — короткий энергичный вдох носом, — сначала пробовал это сам, для него». Мы так никогда и не смогли с уверенностью сказать, сделал ли Алан этот вдох, чтобы многозначительно подчеркнуть свои слова, или в тот момент ему просто нужно было перевести дыхание. Так или иначе, с точки зрения кино это было хорошо. Но когда я посмотрел окончательный монтаж, то осознал, что моя короткая дружба с Аланом, вероятно, закончится, когда он увидит фильм.

Лео Брэнтон размышлял, что же делать с разными невыпущенными мастер-лентами Хендрикса Он не хотел иметь ничего общего с Джеффрисом — они были заклятыми врагами, — и Эдди Крамер, звукоинженер на большинстве альбомов Джимми, тоже был запятнан связью с прошлым. Саунд, созданный Дугласом, Брайтону не нравился; кроме того, он с подозрением относился к нежеланию Алана предоставить наследникам доступ ко многим часам сделанных им записей Хендрикса. Я принял решение расчистить этот завал, отчасти в качестве жеста в сторону Алана до того, как он посмотрит фильм, но в основном чтобы помочь своим работодателям Я пригласил Лео, Алана и Мо Остина в Бербанк на обед. Там эти трое скрепили сделку, которая отдала посмертную карьеру Хендрикса в области грамзаписи в руки Алана Дугласа и положила начало партнерским отношениям между ним и Лео Брайтоном, которые просуществовали до девяностых. Однако память у благодарности оказалась короткой: с момента выпуска фильма прошли годы, прежде чем Алан снова заговорил со мной, кроме того, он несколько раз пытался изъять его из проката.

Во время моего полета в Лондон в преддверии съемки нашего первого интервью я увидел высокую, яркую темнокожую девушку, которая боролась с громадным чемоданом. Я помог ей положить его на верхнюю багажную полку, и, когда направился к своему месту, мы обменялись улыбками. Когда на следующее утро мы прибыли в Хитроу, я снова столкнулся с этой девушкой — она по-прежнему билась над своим багажом Мы разделили его на двоих и болтали, пробираясь через паспортный контроль и таможню. Я подвез ее на такси, и мы уже почти приехали, когда она спросила, что привело меня в Лондон. Когда я рассказал ей о своем деле, она едва не лишилась чувств. Это была Девон Уилсон, легендарная «Долли Дагер»[244], девушка, которую Джимми покинул незадолго до смерти, чтобы жить с Моникой Даннеман. Она слышала о нашем документальном фильме, но не хотела принимать в нем участия. Моя галантность, казалось, успокоила ее: мы обменялись телефонами и договорились организовать интервью.

В первый раз, когда я позвонил, осторожная и подозрительная женщина сказала, что Девон не может подойти к телефону. Я попытался снова и в конце концов поговорил с ней. У нее был совершенно отсутствующий голос, она жаловалась на синдром смены часовых поясов, но явно была под кайфом от «травки». Всю ту неделю я пытался дозвониться, но Девон никогда не перезванивала, а всякий раз, когда кто-нибудь отвечал, становилось ясно, что атмосфера в квартире полностью пропитана наркотиками. Конечно, любое интервью, которое мы могли взять у нее в таком состоянии, очутилось бы на мусорной свалке в долине Сан-Фернандо. К тому моменту, когда мы вернулись, чтобы повторить попытку, Девон умерла от передозировки.

Зато интервью с Моникой Даннеман организовать было совсем не сложно. Только вот трудно было не заснуть во время него. Мы не могли себе представить, что влекло Джими к этой унылой, оправдывающей себя, довольно заурядной девушке, бывшей фигуристке из Германии.

Рядом с Лео Брэнтоном никто не мог сомкнуть глаз. Работа по делу о наследстве Хендрикса была для него незначительным отвлечением от основной задачи на тот год — он был главным адвокатом защиты Анджелы Дэвис. Дэвис, радикально настроенная преподавательница университета, поддерживала дружеские отношения с группой заключенных активистов движения «Власть черным». Ей было предъявлено обвинение в том, что она дала им пистолеты для попытки побега, во время которой пролилась кровь. Для администрации Никсона Анджела Дэвис стала объектом ненависти и символом всего, к чему белая Америка испытывала отвращение и чего боялась в черном радикализме. Лео приходил в нашу монтажную по пятницам, в день еженедельного перерыва в судебном заседании, происходившем в округе Марин.

Теоретически, будучи нашим ассоциированным продюсером, он мог присутствовать в монтажной, чтобы посмотреть самые последние дополнения, внесенные в фильм. Но Лео был из поколения образованных, преуспевающих чернокожих, для которых ключевым было слово «изысканность». Он был другом Гарри Эдисона, и его музыкальный вкус олицетворяли имена Сары Воэн, Ната «Кинга» Коула, Дороти Дэндридж и — на верхней границе — Майлза Дэвиса Он не любил эксперименты Майлза, вдохновленные Хендриксом, и находил влияние Джими на музыку и образ чернокожих в целом до некоторой степени отрицательным.

Этот конфликт между его должностью и вкусами обычно приводил к тому, что Лео быстро менял тему. Он представлял нам доскональный отчет о событиях, произошедших в суде за неделю. Он мог зло пародировать судью, обвинителя и свидетелей полиции, изображая, как они изворачивались, пытаясь добиться обвинения Дэвис Мы поняли, почему он считался таким замечательным защитником — Анджела Дэвис была признана невиновной.

Много часов в монтажной было проведено в раздумьях над материалом с фестиваля на острове Уайт. В противоположность ситуации с остальными съемками Хендрикса мы достали пленки со всех пяти камер (отснятые замечательным операторским коллективом Tattoist) и теперь могли отобрать кадры по собственному усмотрению. Особенное впечатление на нас произвела пленка «Камеры 5», съемки Ника Ноуленда с правого края сцены. Во время исполнения «Red House» Ноуленд сфокусировался на микрофоне, видимом ему сбоку. Сначала Джими наклонялся к нему, чтобы пропеть строчку, а потом отступал назад и играл короткий гитарный пассаж — при этом оператор не поддавался искушению повести камеру вслед за ним Левая сторона кадра оставалась заполненной зеленовато-голубым светом и мглой, а потом лицо Джими неожиданно возвращалось рывком через дымку, когда он произносил следующую строчку. Съемка была настолько музыкальной, что зритель оказывался внутри ритма и течения песни. Мы остановились на «Камере 5» и использовали большие фрагменты выступления на острове Уайт в конце фильма Настроение, созданное Мюрреем Лернером и командой Tattoist, уловило отчаяние и гениальность выступления Джими. Мы закончили фильм кадрами, на которых он с глухим стуком уронил свою гитару на сцену и ушел, как будто бы просто кинул пустую пачку из-под сигарет в сточную канаву. Через три недели Джими был мертв.

Я мало общался с Хендриксом при его жизни. Как-то раз я встретил его в UFO, кроме того, присутствовал на том знаменитом концерте в Savtlle Theatre, когда он запрыгнул на Ноэла Реддинга и, казалось, не то бил, не то нагибал его. Углубляться в изучение короткой жизни Джими, чтобы создать фильм, было увлекательно и невыносимо грустно. До того, как его открыли, он совершал паломничества в клубы Гринвич-Виллидж, в которых я часто бывал с Полом Ротшильдом, и стал одержимым Диланом и фолк-рок-сценой. В мире ритм-энд-блюза, где он зарабатывал на жизнь, он был окружен выдающимися талантами, которые мечтали о The Ed Sullivan Show, Лас-Вегасе, American bandstand и Top 40. Джими среди своих гарлемских друзей один предавался мечтам о том, что его менеджментом занимается Альберт Гроссман, что он играет в Лондоне вместе с The Rolling Stones или The Beaties и пишет песни о цыганах и космических путешествиях. Фэйн Приджин рассказала, как Джими привез ей из Лондона «особенный подарок»: «„Кислота”? И что это за хрень такая — „кислота”?» Очень немногие в Гарлеме увлекались чем-либо помимо «травки», кокаина, выпивки или героина.

Искушенность Хендрикса показал фрагмент теле-программы The Dick Cavett Show. Ведущий затронул тему обвинений Джими в том, что он использует «рекламные трюки» — перебирает струны зубами, играет на гитаре у себя за головой, а на фестивале в Монтерее вообще ее поджег. (Первые два «трюка» были традиционными блюзовыми приемами, которые обычно использовал Бадди Гай, но которые оставались неизвестными широкой белой аудитории.) «Трюки! Мне уже до смерти надоело все время это слышать. Люди всегда обвиняют меня в трюкачестве! — Длинная пауза Потом с притворным смирением: — Да, они правы, так оно и есть.

Наш фильм был просто кинематографическим памятником Джими, а не журналистским расследованием, поэтому никаких выводов относительно его смерти там не было. У нас возникло чувство, что всю жизнь он разрывался: между матерью и отцом; между своей чувствительной натурой и грубостью уличных приятелей; между миром ритм-энд-блюза и Гринвич-Виллидж. Он всегда старался, чтобы довольными остались обе стороны. В последнюю неделю своей жизни он обещал Алану Дугласу, что уйдет от Джеффриса, и в то же самое время уверял своего менеджера, что останется с ним Он сказал Биллу Коксу, что место «первого баса» теперь постоянно за ним, и передал Ноэлу Реддингу, что хочет поговорить с ним о его возвращении в группу. Джими был, пусть и необъяснимо, очарован Моникой Даннеман; они говорили о том, чтобы поселиться вместе в одной квартире. Но в тот последний день он позвонил Девон и сказал, что не может дождаться момента, когда возвратится к ней. Есть ли что-нибудь удивительное в том, что ему хотелось уснуть спокойно и надолго?

Наш фильм, озаглавленный просто «Джими Хендрикс», пошел в прокате довольно неплохо, но семье Хендрикса (к тому моменту Эл женился еще раз, его новой женой стала японка, происходившая из среднего класса) не понравились упоминания о наркотиках и сексе, а также интервью с друзьями Джими гарлемского периода Эл проявлял нетерпение из-за того, что наследство приносило скромный доход, и настаивал на том, чтобы его права были выкуплены у него за миллион долларов. Лео нашел ему его миллион, и права были переданы инвестиционной компании на Нидерландских Антильских островах. Лео и Алан стали странной парой, работая вместе на эту загадочную фирму, с тем чтобы превратить каталог Хендрикса во что-то имеющее ценность. Когда двадцать лет спустя они начали переговоры о продаже каталога за сто миллионов долларов, откуда ни возьмись появился Эл, поддерживаемый поклонником-миллиардером Полом Алленом, и подал судебный иск, чтобы вернуть права себе.

На первый взгляд, перспективы у дела не было: в конце концов, продажа есть продажа. Но детективы Аллена вскрыли щекотливый факт — владельцем той компании на Антилах, с которой Брэнтон договорился о сделке, был он сам Алан и Лео были вынуждены уйти, упустив большую сумму денег, более того, над всей карьерой Лео, одного из самых замечательных защитников гражданских прав в Америке, повис знак вопроса в то самое время, когда он отправлялся на покой. Когда Эл умер, он оставил наследство в руках своей падчерицы, новообращенной христианки японско-американского происхождения, не имеющей с Джими кровного родства. Пол Аллен выстроил в Сиэттле музей, чтобы увековечить память о нем. А фильм «Джими Хендрикс» сейчас можно приобрести в DVD-формате.