Глава 25

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 25

Для игры в «веришь — не веришь»[195] нужно пять игральных костей с изображением карт вместо точек и любое количество людей, разместившихся вокруг стола с полированной столешницей. Эта игра напоминает покер, только в ней чаще блефуют и отсутствует торговля. Если по ее ходу игроки «заправлялись» чашками крепкого английского чая и хорошим афганским гашишем, было только лучше. Игра в «веришь — не веришь» была постоянным послестудийным развлечением для многих артистов фирмы Witchseason, а также ее владельцев. Местом, где проходила игра, была кухня Боба Сквайра.

Hapshash & The Coloured Coat — Найджел Уэймут и Майкл Инглиш — работали над дизайном своих плакатов в маленькой студии рядом с Холланд-парком. Как-то раз, зайдя туда, чтобы забрать готовые работы для печати, я заметил рядом с соседним домом зеленый «моррис майнор» с откидным верхом, на котором было объявление: «Продается. За справками обращаться внутрь». Так как мой «ждущий подачки ровер»[196] был на последнем издыхании, я позвонил в дверной звонок. На него ответил потрепанного вида мужчина в майке и подтяжках, изо рта у которого свисал кусок мясного «конвертика», обладатель двухдневной щетины с проседью и темных редеющих волос. Мы слегка поторговались, он попросил меня зайти и выпить чашку чая, и сделка была совершена. Боб Сквайр вошел в наши жизни.

Боб был евреем из Ист-Энда Он был зазывалой в стрип-клубах Вест-Энда и каким-то образом знал близнецов Крэй[197]. В начале шестидесятых он перенес нервный срыв и получил квартиру на Принсдейл-роуд «любезностью и благосклонностью» какого-то криминального авторитета, который испытывал к Бобу чувство признательности — я так никогда и не посмел спросить почему. У него была жена и двое детей, и он сводил концы с концами, перепродавая подержанные автомобили, краденое и гашиш (любить который научился после войны, когда вместе со своей частью был расквартирован в Палестине). Вдобавок к пристрастию к чаю марки PG Tips (листовой чай помещается в ситечко, кипяток медленно проливается через него в чашку, молоко сначала, три кусочка сахара) Бобу были прописаны три капсулы нембутала[198] в день.

Он стал заниматься делами, связанными с потребностями разных моих групп в перевозках: возил The Incredible String band на концерты в своем «форд-седане», находил микроавтобус для Fairport Convention, чинил «мотор» Джона Мартина Мы нашли общество Боба настолько приятным, что вечерами оставались у него допоздна, чтобы покурить «травку», выпить чаю, пожевать шпик, послушать музыку и поиграть в «веришь — не веришь» или калуки[199]. Его тесная квартирка с линолеумом на полу, несколькими шаткими стульями и столом со столешницей с покрытием «формайка»[200], стала для нас родной гаванью. Все то давление, которое мы испытывали от необходимости придумывать новые песни, вовремя заканчивать сведение, чтобы успеть к датам выпуска пластинок, или жонглировать движением наличных средств, казалось, испарялось в этих благодатных пределах. Музыкальные вкусы Боба были безупречными: его любимцами были Джимми Смит и Стэнли Террентайн и он всегда проигрывал альбом Might Tripper[201] Доктора Джона, фразы кокни слетали с его языка часто и быстро: «Если будешь пить воду, то умрешь. А если не будешь — тоже умрешь»[202]; «Он не знал, наложить ему в штаны или ослепнуть»[203], «Против рожна не попрешь». Деньги считались в «пони»[204], «обезьянах»[205] и «десятках». Никто никогда не шел на попятный, он «бросал бутылку». Лицо именовалось «лодка», кайф возникал от «колбасы», а «Роузи» пили чашками[206]. Никто никогда не был «мудаком», в результате цепочки рифм такой человек именовался «настоящий Чарли»[207]. Полиция определения на рифмованном сленге не заслуживала, полицейские просто именовались «старина Билл» или «грязь».

Однажды я наткнулся на сборник под названием «Дно елизаветинской эпохи» с рассказом Роберта Грина, современника Шекспира В нем он описывает одного шаромыжника, который постоянно повторяет, что «против рожна не попрешь». Боб отшивал человека, который его раздражал, называя «шмарийским аббатом». Единственным ключом к разгадке происхождения этого загадочного оскорбления была старинная церковь аббатства святой Марии, расположенная неподалеку. Я чувствовал, что Боб был частью длинной и глубокой реки, текущей под поверхностью, на которой находились все эти короли, премьер-министры, драматурги и поэты Англии.

Боб мог чувствовать, что происходит внутри Witchseason раньше меня самого. В случае с Ником он добавил к агрессивной привязанности кокни, присущей Дэнни Томпсону, великодушную мудрость в отношении человеческой природы. Многие любили Ника, но Боб мог выразить эту любовь конкретным образом, не требуя ничего взамен: горячий чай, гостеприимный стул, дружественная и побуждающая к действию обстановка. Я никогда не видел Ника более расслабленным, чем на кухне Боба, и, казалось, лишь немногие вещи доставляли ему большее удовольствие, нежели выигрыш партии в «веришь — не веришь». В тот момент, когда Тода Ллойда стала раздражать его недостаточная вовлеченность в дела Witchseason, Боб взял его под свое крыло. Он свел Тода с картежниками, и вскоре тот отправился в школу крупье. Впоследствии Ллойд работал в казино в Лейк-Тахо в качестве банкомета при игре в блэкджек.

В 1969-м я взял Боба и его жену Джун с собой в отпуск в Марокко. Мы прекрасно провели время, если не считать того, как напугало Джун знакомство с душем. Бобу понравились тамошние рынки, и он был полон решимости вернуться с тростью со вкладной шпагой. На базаре в Марракеше он заметил изысканный экземпляр и начал торговаться. Боб предложил цену, гораздо ниже той, что была заявлена продавцом, который после этого немного ее опустил, приготовил чай, отлучился, чтобы поговорить с другим покупателем, вернулся и предложил цену еще немного ниже, приготовил еще чаю, переменил тему, предложил более дешевую трость, опять снизил цену, и т. д. Боб не уступал. Дважды мы уходили из лавки, и каждый раз продавец затаскивал нас обратно, предлагая все более низкую цену. Я спросил Боба, почему он не хочет сыграть в эту игру и немного поднять свою цену. Но тот был непреклонен: он знал, чего стоит эта вещь, и был согласен взять ее только по реальной цене. Через двадцать минут, когда мы были уже в центре рынка, продавец, запыхавшийся от беготни за нами по рядам, капитулировал. Боб ухмыльнулся, но сделал вид, что не удивлен. Я никогда не мог сравниться с ним по части самообладания.

Друзья из других миров Боба заскакивали к нему домой и принимали участие в игре, которая шла в тот вечер. Одним из постоянно появлявшихся людей был аккуратно одетый мужчина, связанный с «взысканием долгов». Под конец одного особенно длинного и «укуренного» вечера все стали допивать чай и надевать пальто. Кайф от гашиша часто приводит к увлечению деталями, при этом общая картина остается неясной. Я поймал себя на том, что заинтригован движениями рук того человека. Он делал что-то очень характерное, но я никак не мог уловить, что именно. Он был под кайфом, так же как и я, так что эти движения носили характер какого-то навязчивого, привычного действия, повторяемого непроизвольно. В конце концов меня осенило: он вытирал отпечатки пальцев со всего, к чему прикасался с тех пор, как вошел в кухню.

Пресыщенные городские жители (а именно такими мы и были), мы с презрением отвергли бы предположение, что нуждаемся в семье. А Боб дал нам именно это Когда он и Джун переехали в Уортинг, я ездил их проведывать, но оказалось, что каждый из нас что-то потерял и больше всех, я думаю, потерял Ник.