Получение дворянства через землевладение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Получение дворянства через землевладение

Отделение потомственного дворянства от личного и дальнейшее затруднение получения чиновниками потомственного дворянства — все это были отрицательные методы укрепления традиционной связи первого сословия с землевладением. Положительный подход заключался в том, чтобы возводить в звание потомственного дворянина тех представителей низших сословий, которые обладали значительными земельными владениями. С 1860-х гг. появилось много проектов того, как воплотить эту идею на практике, причем в царствование Александра III многие из этих проектов предлагались дворянскими обществами. Как комиссия Танеева в 1885 г., так и первое совещание предводителей дворянства в 1896 г. рекомендовали разрешить дворянским обществам обращаться в правительство с ходатайствами о приписании к дворянству землевладельцев, проявивших свою полезность для сельского мира, наличие определенных внутренних достоинств и владеющих в течение длительного срока обширными земельными владениями{286}.[69]

За идеей возведения богатых землевладельцев в дворянское достоинство стояла насущная, с точки зрения защитников привилегий, задача — остановить и даже обратить вспять процесс сокращения числа дворян-землевладельцев. Пазухин, например, был обеспокоен тем, что даже при изменении правительственной политики по отношению к привилегиям численность поместного дворянства в некоторых районах настолько уменьшилась, что «без притока в его среду новых сильных элементов» дворяне не смогут выполнять роль верных слуг отечества и надежных защитников крестьянства. Говоря о «новых сильных элементах», он имел в виду богатых землевладельцев, которые жили, как подобает дворянам. Анонимный защитник привилегий спустя несколько месяцев после статьи Пазухина, в том же «Русском вестнике» повторил тот же аргумент и прибавил следующее соображение: возможность стать дворянином будет поощрять землевладельцев жить, как положено благородным людям, и участвовать в общественно полезной деятельности. Другой сословник, В. Лясковский, защищал это предложение, аргументируя тем, что, «когда была служба, она же была и тем естественным путем, которым достигал дворянства разночинец»; но государственная служба, за возможным исключением принадлежности к офицерскому корпусу, перестала быть монополией дворян или жизненным занятием большинства из них. А поэтому логичней было бы, чтобы именно владение землей, а не служба государству определяли статус дворянина и получение им дворянского звания. В любом случае, собственник, живущий в имении, которое принадлежало нескольким поколениям его семьи, будет иметь намного больше общего с дворянами-землевладельцами своего края, чем с рожденным и воспитанным в городе чиновником{287}.

Другую линию аргументов выбрало значительное большинство Особого совещания 1897 г., которое утверждало, что деятельность в земских учреждениях и другие формы активного участия в жизни сельского мира являются одной из форм служения государству, а потому и должны считаться достаточным основанием для возведения в дворянство. Оценку такой службы следует поручить дворянским собраниям, располагающим для этого куда лучшими возможностями, чем какие-нибудь санкт-петербургские чиновники. Военный министр А. Н. Куропаткин, приглашенный участвовать в обсуждении этого вопроса на Особом совещании, выдвинул еще один аргумент в пользу облагораживания крупных землевладельцев званием дворянина. Он был убежден, что наилучшее физическое и нравственное воспитание будущие офицеры могут получить только в лоне деревенских дворянских семейств. Учитывая уменьшение численности таких семей после освобождения крестьян и увеличение нужды в офицерах, он считал безотлагательными обсуждавшиеся меры, способные поддержать условия, благоприятные для воспитания офицеров{288}.

Главным препятствием для выдвижения дворянскими обществами землевладельцев в дворяне было то, что этот проект двояким образом порывал с давно устоявшейся традицией. Он открывал альтернативный (помимо государственной службы) доступ к дворянскому достоинству, и он позволял органам дворянского самоуправления самим контролировать прием новых членов. Оба нововведения вызвали возражения со стороны не только либералов, но и консерваторов, таких, как министр внутренних дел граф Д. А. Толстой. Давая Александру III совет отклонить в 1885 г. поступившее от дворянского собрания Рязанской губернии ходатайство на эту тему, Толстой напирал на то, что «русское дворянство не феодального происхождения и что ему право самоопределения как сословию служилому представлено быть не может без изменения его исторического значения»{289}. Либеральный «Вестник Европы», со своей стороны, указывал, что наделение дворянских обществ правом кооптации новых членов было бы не только нарушением исторически установившихся отношений дворянства к государству, но и стало бы источником серьезных злоупотреблений. В отличие от объективного и безличного механизма дарования дворянства за чины и награды, механизм повышения сословного статуса землевладельцев самим дворянством не сможет обходиться без субъективных и неизбежно приблизительных оценок кандидатов. Более того, губернские дворянские собрания были слишком многолюдными организациями, со слишком текучим в трехгодичный перерыв между сессиями составом и со слишком узким кругом интересов, чтобы им можно было доверить такие, оценки. Критерии приема новых членов неизбежно будут понижаться по мере уменьшения численности и влияния старых дворянских семей, потребность в притоке новой крови будет возрастать; и в любом случае, собрание — плохой оценщик пользы, приносимой человеком на службе обществу и государству, — единственного, чем оправдывается привилегированное положение{290}.

Другой либеральный журнал, «Русская мысль», восторженно одобрил тот факт, что начиная с 1860-х гг. средние и крупные землевладельцы, как дворянского, так и не дворянского происхождения, образовали группу, аналогичную английским джентри, для которых главное — не наличие правовых привилегий, а роль лидерства в сельском мире. Наличие же такого лидерства было очевидным из того, что в земстве доминировали избиратели из первой курии. (Журнал не мог, разумеется, предвидеть того, что Положением о земских учреждениях от 1890 г. недворяне будут исключены из первой курии.) Если учесть, что в предыдущие годы земельная собственность часто переходила из рук в руки, сама идея привязать право на потомственные привилегии к владению землей была абсурдной{291}. Это соображение было отмечено двумя участниками совещания предводителей дворянства 1896 г. Предводитель харьковского дворянства В. А. Капнист и предводитель курского дворянства А. Д. Дурново доказывали, что возведение в дворянство просто за владение крупными имениями не только подорвет историческое значение перехода в дворянство, но и ускорит процесс скупки земли богатеющими представителями низших сословий{292}.

Небольшая группа участников Особого совещания по делам дворянского сословия, в которую входили Витте, министр юстиции Н. В. Муравьев, Д. С. Сипягин и С. Д. Шереметьев, настаивала, что собственность на землю и успехи в земледелии не могут рассматриваться как служба государству, а потому не могут быть основанием для возведения в дворянское достоинство. Более того, только правительство, а не органы дворянского самоуправления в состоянии правильно оценить государственную службу. По мнению самого Витте, дворянство меньше выиграет от привлечения в свои ряды землевладельцев буржуазного происхождения, чем от собственного дальнейшего обуржуазивания. Только более активное участие в промышленном и финансовом развитии спасет первое сословие от окончательного превращения в социальный анахронизм, идентифицируемый исключительно с сельским хозяйством и государственной службой. Если уж вознаграждать собственников дворянством, то за оказанные государству услуги, и пусть группа избранных будет включать всех собственников, а не только господ землевладельцев. Развивая свою мысль, Витте предложил расширить понимание государственной службы, чтобы оно отвечало духу времени. От министров и директоров департаментов следует требовать, чтобы они предлагали на рассмотрение Комитета министров также деятелей науки, искусства, коммерции и свободных профессий, заслуживающих возведения в дворянство, — особенно если орден св. Владимира четвертой степени, которым иногда награждали этих людей, перестанет быть основанием для возведения во дворянство. Предложение Витте было принято Особым совещанием практически без обсуждения (в немалой степени потому, что трудно было ожидать широкого потока новых дворян в результате его предложений, учитывая, как скупо жаловали дворянством по воле императора). Против были только Сипягин и Шереметьев, считавшие, что служить государству можно только в офицерском или чиновничьем мундире, но не в костюме для верховой езды или сюртуке{293}.

Рекомендации Особого совещания по возведению в дворянство талантливых промышленников, финансистов, профессиональных деятелей, ученых и т. п. были отклонены Государственным советом на том основании, что все подобные лица уже в полной мере материально вознаграждены и в дополнительных признании или поощрении не нуждаются{294}. Николай II эту позицию поддержал. Зато предложение Особого совещания о предоставлении губернским дворянским собраниям права ходатайствовать о возведении крупных землевладельцев в дворянство было без всяких поправок принято незначительным большинством Государственного совета. Кандидаты должны были иметь законченное среднее образование; владеть в губернии землей, которая была бы собственностью семьи в течение не менее 20 лет и двух поколений и при начислении налогов оценивалась бы в 30 тыс. рублей или более того, проживать в своем районе постоянно и быть активным участником в делах общества в течение ряда лет. Если выдвинутая кандидатура получает поддержку двух третей собрания предводителей и депутатов дворянства, ее направляют для утверждения губернскому предводителю дворянства, губернатору, министру внутренних дел, Комитету министров и, наконец, императору{295}.[70]

В именном указе Сенату от 28 мая 1900 г. Николай II принял сторону значительного меньшинства Государственного совета, возглавляемого четырьмя из тех, кто на Особом совещании уже выступал против наделения землевладельцев дворянским званием{296}. Основным критерием принадлежности к первому сословию России осталась, как и встарь, государственная служба. Остановить процесс сокращения численности дворян-землевладельцев было очень важной задачей, но еще важнее, с точки зрения самодержавия, было сохранить связь между принадлежностью к дворянству и службой государству, при этом оставив только за государством право решать, кто достоин быть дворянином. Попытки возродить идею предоставления дворянским обществам права кооптации землевладельцев недворян непосредственно перед революцией 1905 г. и сразу после нее оказались безуспешными{297}. Оставалась возможность неформальным образом и не привлекая внимания публики предлагать вниманию правительства кандидатуры отдельных землевладельцев, заслуживающих возведения в дворянство. Действовать этим путем настойчиво рекомендовал губернским дворянским обществам сенатор Ф. Г. Тернер, который, будучи членом Государственного совета, голосовал за то, чтобы дать обществам право выдвигать кандидатуры землевладельцев для приема в члены первого сословия{298}.