Государственная служба как путь к дворянству

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Государственная служба как путь к дворянству

Свою главную задачу сословники видели в создании правовых и материальных преград на пути оттока потомков старых дворянских семей в городской, ориентированный на модернизацию мир, в котором господствовали силы, чуждые, как полагали сословники, ценностям дворянства. Именно этим объясняются все направленные на стабилизацию дворянского землевладения меры. Не менее важным делом, с точки зрения традиционалистов, было создание барьеров против наплыва (отчасти действительного, но в основном, как мы увидим, химерического) тех самых чуждых сил в дворянство. Никакие другие аспекты дворянского вопроса не привлекали большего внимания в 1880-х и 1890-х гг., и первое, чем занялось в 1897 г. Особое совещание, был вопрос о критериях приема в ряды дворянского сословия.

Концепции привилегий и исключительности неразделимы, и переход представителей низших сословий в дворянство, особенно за службу в гражданской администрации, со времен царствования Екатерины Великой приводил защитников привилегий в ужас. У представителей низших сословий было три способа обрести статус потомственного дворянина: получить жалованную грамоту монарха; дослужиться до определенного чина Табели о рангах; либо удостоиться членства в одном из четырех почетных орденов, открытых для лиц низших сословий. Первый путь не имел почти никакого практического значения: с 1872 по 1896 г. лишь 23 человека получили жалованные грамоты, что и объясняет слова современника, считавшего этот механизм «почти что мертвою буквой»{252}.

Достижение определенного чина на гражданской и военной службе объясняет большинство случаев появления новых дворянских семей в XVIII и первой половине XIX в. Уже в ходе работы Комиссии, назначенной Екатериной II для сочинения проекта нового уложения, первое сословие оказывало на Комиссию сильное давление в надежде ликвидировать механизм автоматического получения простолюдинами дворянского звания по достижении определенного служебного чина. Это давление было вызвано следующими факторами: растущее осознание первым сословием исключительности своего положения; обесценивание чинов, вызванное тем, что повышение давалось чиновникам не за достоинства, а за выслугу лет; возрастающее (в абсолютных цифрах) количество чиновников, произведенных в дворянское звание, по мере увеличения бюрократического аппарата{253}. Николай I и Александр II предпочли сохранить автоматическую связь между служебным ростом и возведением в дворянство, но повысили чин, дающий дворянство, — в 1845 г. от классов 14-го для офицеров и 8-го для чиновников до классов 8-го для офицеров и 5-го для чиновников и в 1856 г. — 6-й класс для офицеров и 4-й класс для чиновников. Для офицеров 6-й класс соответствовал званию армейского полковника и флотского капитана первого ранга. У чиновников гражданской службы 4-й класс соответствовал званию действительного статского советника (то же, что генерал-майор или контр-адмирал), которое носили директора департаментов, управляющие канцеляриями министерств, обер-прокуроры департаментов Сената, председатели губернских судебных палат и губернаторы. В отличие от низших званий, 4-й класс присваивался не просто за количество проведенных на службе лет, но только по представлению соответствующего министра или главы департамента и после утверждения императором{254}.[60]

В результате повышения границы чинов, дающих право на получение дворянского достоинства, во второй половине XIX в. главным путем к дворянству стало получение какого-либо из почетных орденов. Между 1875 и 1884 гг. 60 % всех случаев возвышения в дворянство были результатом награждения орденами, а не продвижения по чиновной лестнице; в 1882–1896 гг. этот показатель повысился до 72 %{255}. Как в военной, так и в гражданской службе стало легче заслужить дворянство через награды, а не путем продвижения по службе. На 1 января 1897 г. 852 армейских обер — и штаб-офицеров и 87 морских офицеров получили дворянство за службу; при этом 74 % первых и 63 % вторых получили потомственное дворянство благодаря награждению орденами св. Георгия и св. Владимира, а остальные — за рост в чинах{256}.[61] Орденом св. Георгия офицеры награждались за выдающиеся заслуги, орденом св. Владимира — за безупречную 25-летнюю службу{257}. Потомственное дворянство давалось за награждение четвертой (низшей) степенью каждого из этих орденов. Для чиновников гражданской службы и лиц, не состоявших на службе, в период с 1825 по 1856 г. возможность получения дворянского достоинства была последовательно ограничена награждением орденом св. Владимира всех степеней, а также первыми степенями орденов св. Анны и св. Станислава. Этими тремя орденами, и особенно двумя последними, отмечались не только выдающиеся заслуги высокопоставленных государственных служащих, но и достижения в бизнесе, науке, искусствах и профессиональной деятельности. Но таким образом потомственное дворянство могли получить только личные дворяне и почетные граждане, а орденом св. Анны первой степени редко награждались даже члены этих сословных групп. Чаще всего дворянство приносил орден св. Владимира 4-й степени, которым, как правило, награждали чиновников гражданской службы 7-го класса и выше за выдающиеся заслуги или за долгую беспорочную службу{258}.[62] Знаток сословных прав и обычаев заметил в 1886 г., что «теперь и коллежский советник [шестого класса] редко не имеет ордена Владимира в петличке», и в связи с этим сокрушался, что «насколько для воина трудно получить Георгия 4-й степени, настолько чиновнику легко достигнуть ордена Владимира 4-й степени…»{259}. А поскольку ряды офицеров и чиновников гражданской службы все в большей степени пополнялись выходцами из низших сословий, их доля в числе награждаемых орденом св. Владимира четвертой степени возросла от 12 % в 1875–1881 гг. до 22 % в 1892–1896 гг.{260}

Пополнение потомственного дворянства за счет деятелей из низших сословий и членов их семей шло следующими темпами: примерно по 1000 человек в год в 1825–1845 гг.; по 1270 человек в год в 1875–1884 гг.; по 1393 человека в год в 1882–1896 гг.; и по 1569 человек в год в 1892–1896 гг., — за 70 лет этот показатель вырос более чем на 50 %. В целом за 1859–1897 гг. ряды дворянства пополнились приблизительно на 50 тыс. человек — на 20 тыс. за 1858–1874 гг. и на 30 тыс. за 1875–1896 гг.[63] Но несмотря на приток выходцев из низших сословий, главным образом по каналам государственной службы, — удельный их вес оставался поразительно стабильным. В 1858 г. примерно от 6,5 до 7 % дворян составляли лица, произведенные в дворянство за 33 года после 1825 г., а также члены их семей и наследники (41–42 тыс. из 610–626 тыс.). В 1897 г. примерно 7,5 % состояло из лиц, получивших дворянство за 39 лет, начиная с 1858 г., а также члены их семей и наследники (66–67 тыс. из 886 тыс.)[64]. Все сведения о возведении в дворянское достоинство подтверждены сообщениями Департамента Герольдии Сената в ответ на запросы лиц, получивших дворянство. Даже если предположить, что после 1858 г. число таких запросов снизилось (несмотря на то, что материальная выгода дворянского статуса быстро понижалась, он сохранял свою привлекательность для чиновников и офицеров среднего ранга), в 1897 г. удельный вес новых дворян вряд ли мог превосходить 8 %; вообще, если бы не чистка рядов польского дворянства в 1860-х гг., этот показатель был бы ниже 7 %, т. е. таким же, как за четыре десятилетия до этого. Таким образом, не было никакого ускоренного размывания чистоты дворянских рядов, которое могло бы служить оправданием тревоги, поднятой по этому поводу защитниками привилегий в конце XIX в. Вернее всего, причину их обеспокоенности следует искать в быстрой потере дворянством статуса сословия землевладельцев — трансформации, которую возведение в дворянское сословие безземельных чиновников и офицеров могло только ускорить.

Перекрытие пути или, по крайней мере, сужение доступа к дворянству через государственную службу было любимой темой сословников{261}. Суммируя их аргументы, «Русский вестник» писал в 1890 г., что владеющий землей дворянин, который поступает на государственную службу из чувства долга и чести, является человеческим образцом совершенно иного качества, чем бюрократ из простых, которого привлекала в карьере только собственная выгода. И когда последнего возводят в дворянское достоинство, общественное сознание перестает отличать одного от другого. Но это, с точки зрения «Русского вестника», было еще не самым худшим. Любой удачливый функционер, сумевший раболепством и терпением дослужиться до дворянства, получал возможность, купив землю и записавшись в дворянское общество, претендовать на роль в местной администрации наравне с отпрысками благородных старых семей, издавна владевших землей. В прежние времена, продолжал «Русский вестник», пожалуй, и был смысл в том, чтобы, пользуясь дворянством как приманкой, привлекать на государственную службу расчетливых разночинцев; но сейчас все изменилось, поскольку сопряженные с дворянским званием выгоды преимущественно исчезли{262}.

Иной была точка зрения либерального «Вестника Европы», который полагал, что дворянство не стало совершенно лишенным содержания статусом, что с ним пока еще сопряжены определенные права и привилегии, которые, скорее всего, возрастут, если будут реализованы хотя бы некоторые из замыслов сословников. Исходя из того постулата, что «вред, приносимый привилегией, растет обратно пропорционально к числу лиц, ею обладающих», «Вестник Европы» делал вывод, что раз от дворянства избавиться совсем невозможно, следует, по крайней мере, как можно шире открыть таланту доступ к этому сословию. «Русская мысль» усиливала позицию либералов, справедливо указывая, что пополнение рядов первого сословия за счет возведенных в дворянство любыми путями не может сравниться с увеличением благородного сословия путем естественного прироста{263}.

В этом вопросе с либералами солидаризировались даже некоторые защитники привилегий. Генерал Фадеев в начале 1870-х гг. и Катков в 1885 г. доказывали, что русское дворянство не «замкнутая каста» и никогда ею, в отличие от феодальной аристократии Франции или Германии, не была, а всегда являла собой лишь «верхний слой народа, воспитанный исторически и постоянно освежаемый притоками снизу». Повышение дающего право на дворянство чина, как это многократно предлагалось, было бы предательством этой традиции, придало бы дворянству несвойственный ему характер исключительности и кончилось бы появлением группы высших должностных лиц, которые, не имея возможности получить дворянство, стали бы врагами первого сословия. В 1897 г. сходные возражения выдвинул Витте, указавший на опасность для дворянства того возможного в будущем положения, когда «Россия будет управляться не дворянами», а лицами, которым отказали в переходе в первое сословие. В 1885 г. это же соображение в применении к офицерскому корпусу развивал военный министр П. С. Ванновский. Ванновский считал, что отказ офицерам «из простых» в доступе к дворянскому достоинству приведет к тому, что недворяне высших чинов будут командовать многочисленными потомственными дворянами, имеющими чины штаб- и обер-офицеров. Такая ситуация обострит проблему, отчасти существовавшую еще с 1856 г., когда чин майора и даже подполковника перестал давать статус потомственного дворянина{264}.

В марте 1883 г. Александр III откликнулся на беспокойство, вызванное притоком выходцев из нижних сословий в дворянство, назначением особой комиссии под председательством управляющего Собственной его императорского величества канцелярии, С. А. Танеева, для изучения данного вопроса. Хотя император склонялся к тому, чтобы вообще отменить Табель о рангах, комиссия Танеева в январе 1885 г. рекомендовала ограничиться повышением до третьего класса чина, дающего право на дворянство служащим как по военной, так и по гражданской части. Чиновник третьего класса имел ранг тайного советника, чему соответствовала, например, должность заместителя министра; офицер третьего класса имел звание генерал-лейтенанта или вице-адмирала. Комиссия Танеева также предложила отменить возведение в дворянство награжденных орденами св. Владимира третьей и четвертой степени, св. Георгия четвертой степени, св. Анны и св. Станислава первой степени. По оценке комиссии, если бы ее предложения в 1875 г. получили силу закона, за период 1875–1884 гг. дворянское достоинство за чины и награды получили бы только 70 человек, включая членов семей, а не 12 701 человек, как это было в действительности. Благодаря оппозиции Ванновского и других министров, рекомендации комиссии Танеева были похоронены в Государственном совете{265}. При Александре III единственным шагом по ограничению возможностей получения дворянства за успехи на государственной службе было введение более жестких критериев награждения орденом св. Владимира четвертой степени за беспорочную службу — в 1887 г. был установлен срок 20 лет, а в 1892 г. он был увеличен до 35 лет. Кроме того, награждение Владимиром четвертой степени перестало быть основанием для присвоения дворянского звания за филантропическую или другую деятельность, не связанную с государственной службой{266}.

В середине 1880-х гг., после краткого затишья, усилия по ограничению доступа к дворянству для лиц низших сословий стали более настойчивыми, чем прежде. На протяжении следующего десятилетия в правительство непрестанно поступали ходатайства от дворянских собраний многих губерний, призывавшие либо ограничить, либо вовсе запретить производство в дворянство за чины и награды. И первое общегосударственное совещание предводителей дворянства в 1896 г. почти единогласно проголосовало за то, чтобы право на дворянство получали только дослужившиеся до 3-го класса в гражданской службе и до 4-го класса — в военной; и одобрило большинством голосов рекомендацию оставить орден св. Георгия единственной наградой, дающей право на дворянство{267}.

Большинство Особого совещания по делам дворянского сословия сочувствовало желанию одного из своих членов «избавить поместное дворянство от чуждого ему чиновничьего элемента»{268}. Совещание, однако, признало, что мало чего можно достичь, подняв дающий право на дворянство чин, так как у многих из дослужившихся до четвертого класса чиновников уже был орден св. Владимира. Поэтому в конце января 1898 г. подавляющее большинство Совещания проголосовало за то, чтобы Владимир четвертой степени перестал давать право на дворянство, а Владимиром третьей степени награждать только чиновников четвертого и более высоких классов, офицеров шестого и более высоких классов, которые, даже будучи простого происхождения, уже достигли чинов, дающих дворянство{269}.[65]

Несмотря на некоторую склонность к более жестким ограничительным мерам в Государственном совете, в начале 1900 г. это учреждение в конце концов одобрило рекомендации Особого совещания, и 28 мая 1900 г. именной высочайший указ Сенату придал им статус закона. Хотя для чиновников гражданской службы чин, дающий право на дворянство, остался неизменным, однако по новым правилам, принятым в 1898 и 1900 гг., получить нужный чин стало труднее. Теперь, чтобы получить продвижение в класс четвертый Табели о рангах, чиновник должен был не менее пяти лет прослужить в пятом классе, имея при этом должность, соответствующую этому рангу, а также при условии, что его общий срок службы в классных чинах был не менее двадцати лет{270}. Как следствие этих новых правил, а также отмены статуса ордена св. Владимира четвертой степени как «пропуска» в первое сословие, возможности лиц низших сословий дослужиться до дворянства на государственной службе резко сократились.

Указ от 28 мая устранил еще один путь получения дворянства. Практически безо всяких споров и при полном единогласии Особое совещание и Государственный совет рекомендовали отменить правило, согласно которому человек, и дед и отец которого отслужили не менее 20 лет на государственной службе в чине, дающем личное дворянство, мог претендовать на потомственное дворянство при вхождении в службу. Николай II согласился, что такие лица должны на общих основаниях доказать свое право на дворянство{271}.[66]