78. Западный фронт, июнь 1917 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

78. Западный фронт, июнь 1917 года

Григорий Поляков, комиссар Временного правительства для особых поручений, уже много дней вынашивал план физического устранения Алексея Соколова. Он закалывал его солдатскими штыками, расстреливал из пулемета, душил отравляющими газами… Гриша сам поражался тому, что эти мечты целиком завладели им. Он обдумывал детали своего плана тщательно и всесторонне. Все следовало сделать чужими руками и так, чтобы потом убедительно рассказать Коновалову. А хозяина он боялся — тот бывал беспощаден, когда срывались какие-либо его дела. К тому же Гриша надеялся, что в ближайшем будущем Александр Иванович станет министром-председателем Временного правительства и сделает своего секретаря по крайней мере директором какого-либо департамента. А возможно, и министром — ведь всем нужны свои человечки на ключевых местах.

Теперь, кажется, желаемое было близко к осуществлению. Комиссар Поляков прибыл в Минск для инспекции штаба Западного фронта и приведения в спокойствие солдатских масс перед наступлением. Генерал Эверт радушно принял посланца Временного правительства, поведал ему о своих сложностях и проблемах. К неудовольствию Гриши в числе лучших генералов и офицеров, пользующихся любовью и уважением штабных и даже солдат гарнизона, Эверт называл Соколова.

Перед поездкой Гриша познакомился с секретными документами о настроениях в войсках и знал, что главная масса солдат находится еще в состоянии брожения, отнюдь не желая идти в наступление, запланированное Керенским. "Эта масса не сознает важности момента и составляет благодатную почву для крайних лозунгов и эксцессов, вследствие чего настроение неустойчивое и зависит от крикунов…" — припомнил он теперь строки одной из шифровок.

"Это мне как нельзя более на руку", — думал Поляков, по документам в минском штабе выбирая наиболее анархиствующую часть. Таковую он сыскал быстро. И военному начальству, и исполкому солдатского комитета в Минске 703-й полк был известен как самый дезорганизованный. В него-то и вызвался поехать Гриша, он просил при этом дать ему в сопровождение представителя исполнительного комитета солдатского Совета, а также генерал-квартирмейстера Соколова. И Эверт, и комитетчики были очень довольны, что господин комиссар из Петрограда сам убедится в необходимости часть расформировать, а зачинщиков посадить в тюрьму.

От исполкома были назначены твердые оборонцы, солдаты Ясайтис и Вербо. Главнокомандующий Западным фронтом Эверт, со своей стороны, приказал Соколову назавтра сопровождать делегацию в 703-й Сурамский полк 2-го Кавказского корпуса.

…Еще вечером, на ужине в офицерском собрании, Алексей увидел и узнал Гришу.

— Комиссар Временного правительства Поляков, — представил ему Эверт Григория, когда Алексей подошел к столу, где по традиции сидели высшие чины.

— Мы давно знакомы, — спокойно ответил Соколов.

Какая-то сила подняла Гришу на ноги, когда он так близко увидел Алексея. Это его и самого удивило. "Неужели я его так уважаю?" — мысленно спросил он себя.

— Садитесь, — добродушно сказал Алексей, и Гриша покорно сел. — Значит, это с вами мы завтра едем в 703-й полк? — спросил Алексей.

— Так точно, ваше превосходительство! — подобострастно склонил голову Поляков. Алексей чуть поморщился.

— Титулования отменены приказом номер один. Не следует теперь обращаться так… — сухо заметил он.

Все за столом увидели, что бойкий комиссар почему-то очень тушуется в присутствии Соколова…

Наутро выехали в открытом автомобиле прямо после завтрака, захватив исполкомовцев. Девяносто верст до Молодечно, где располагался штаб 10-й армии, проехали быстро по хорошей дороге. Дальше, в сторону деревни Готковичи, где стоял полк, вел проселок.

Гриша уселся рядом с шофером. Он не мог смотреть в глаза Соколову, мысли о страшной мести целиком занимали его. Он снова и снова планировал, как надо все сделать, чтобы не пострадать вместе с Алексеем от разъяренной солдатской толпы. Кое-что он придумал.

Наконец за одним из поворотов живописной дороги на берегу реки показалась деревня. "Готковичи…" — взглянув на карту, определил Соколов.

— Стой, кто едет! — раздались из-за кустов крики, и какие-то солдаты бросились наперерез машине. Послышался стук ружейных затворов.

"Начинается!.." — подумал Гриша, и у него заболел живот.

Машина остановилась.

— Вылезай! — грубо скомандовал добежавший первым солдат. Со всех сторон на пассажиров нацелились штыки.

— Тут двое своих! — сказал кто-то, увидев Ясайтиса и Вербо.

— Братцы! Мы из исполкому! — запричитал маленький Ясайтис. — А это господин комиссар Временного правительства… — указал он на Гришу.

— Знаем мы тут разных комиссаров! — закричал бородатый солдат, прибежавший первым. — Ездиют тут всякие… Уговаривают! Все равно не пойдем в наступление!

Гриша съежился на своем сиденье. Крупный и представительный молодой мужчина, он казался теперь маленьким и жалким.

— Перестаньте кричать, — спокойно, но требовательно сказал Соколов. Встаньте на подножку и проводите нас в полк…

Бородача, видимо, очень поразило, что генерал обратился к нему на «вы». Он замахнулся локтем на остальной караул и рявкнул:

— Иттить за нами! — Сам он встал, как было указано, и мотор покатил в деревню.

Подъехали к полковому комитету. Из крепкой избы вышли трое солдат и прапорщик. Крайне неприязненно уставились на прибывших.

— Сейчас соберем митинг, — заявил прапорщик. Тут же из избы выскочили молодые солдаты и побежали во все концы деревни, очевидно по ротам. Толпами стали собираться нижние чины. Офицеры отказались идти и остались в штабе, стоящем на отшибе.

Тысячи четыре солдат скопились на выгоне за околицей. Гриша чувствовал себя отвратительно. Он отпросился у сопровождавшего их солдата, сделавшегося снова агрессивным, "до ветра". Бородач проводил его к кустикам. Ноги Гриши, обутые в роскошные желтые, с желтыми крагами ботинки, как у военного министра Керенского, вдруг ослабли. Он еле передвигал ими.

— В антананбиле растрясло! — посочувствовал бородач.

Надо было решать, что делать. Другого такого случья больше могло и не представиться.

Митинг уже начался. Вербо стал говорить длинную речь. В путаных и сумбурных выражениях он звал подчиниться большинству демократии, идти в наступление, хорошо относиться к господам офицерам, которые теперь сделались солдату равноправными товарищами… Его слушали молча. В толпе глухо назревал протест.

Когда соглашатель-исполкомовец кончил свою речь лозунгами в пользу войны до победного конца и полного доверия Временному правительству, на импровизированную трибуну вылез солдат 703-го полка. Вместо прений он коротко обратился к толпе с предложением: не задержать ли всех этих господ, которые прибыли требовать повиновения начальству, желающему теперь наступать.

Несколько голосов закричало в разных концах выгона: "Да! Следует!" Кто-то крикнул по адресу Вербо, что это переодетый офицер и что стоящий рядом генерал ему подсказывает, как убивать народ. Какой-то сумасшедшего вида тип, с пеной у рта, словно в припадке, закричал на Соколова, стоявшего молча подле трибуны: "Энтот енерал — помещик! Я у няго в имении рабочим был! Он нашего брату и за свиней не держит! Бей его!"

Настроение толпы резко менялось в худшую сторону. Вдруг оратор-солдат ударил своей стальной каской Вербо по голове, и тот залился кровью. Другие солдаты набросились с кулаками на Соколова и Ясайтиса.

Гриша из кустиков наблюдал за событиями, разворачивавшимися на выгоне. "Теперь или никогда!" — пришел он к решению и торопливо обратился к своему провожатому.

— Солдатик! Я за народ стою! Я тебе скажу, а ты передай своим товарищам, что генерал этот — важная персона из минской контрразведки… Он специально приехал, чтобы зачинщиков выявить и арестовать! И тебя он хотел арестовать и расстрелять! Если вы его казните — вам богом воздается! торопливо шептал он бородачу, словно кто-то их мог подслушать. Солдат от его слов все более свирепел. Дослушав, он нервным движением проверил, дослан ли патрон в патронник, подхватил винтовку наперевес и бросился к толпе, которая уже тащила связанных ремнями Соколова и двух исполкомовцев к сараю.

Гриша за кустиками двигался перебежками и слышал, как солдаты решали, что будут делать с арестованными. Одни предлагали их немедленно расстрелять, другие — утопить в реке. Иные советовали бросить их на проволочные заграждения.

Поляков уже почти добрался до крайней избы, откуда недалеко было до штаба и автомобиля. Шофер сидел по-прежнему за рулем, втянув от страха голову в плечи. И он и Гриша видели, как солдат-бородач догнал и прорвал кольцо конвоиров, ведших мимо сарая троих арестованных. Дальнейшее скрылось в толпе.

Вдруг от сарая прозвучали винтовочные выстрелы.

Гриша проскользнул в заднюю дверцу авто и сел на пол у заднего сиденья. Скомандовал шоферу: "Заводи и гони в Молодечно!"

Шофер перекрестился: "Царство им небесное!" Он, как и Гриша, был совершенно уверен в том, что этими выстрелами прикончили исполкомовцев и генерала. Взревев мотором, машина помчалась по проселочной дороге, откуда так недавно прибыла. Часть солдат бросилась бегом за ней, но тут же отстала и вернулась назад.

Только за дальним поворотом комиссар Поляков поднялся на сиденье и распрямил плечи.

"Надо, чтобы из минского штаба немедленно сообщили Насте, что восставшая толпа солдат 703-го полка растерзала генерала Соколова и еще двух человек!" — решил Гриша. Он вздохнул с облегчением и откинулся на хрустящие кожаные подушки.