34. Петроград, конец января 1917 года
34. Петроград, конец января 1917 года
Самая фешенебельная гостиница российской столицы — «Европейская» — в своих трехстах комнатах ценою от 4 до 40 рублей в сутки, во время войны давала кров руководителям союзнических миссий. В этом качестве среди ее постояльцев числился и мистер Самюэль Хор, официально глава британского Бюро информации, а неофициально — резидент СИС в Петрограде. Естественно, что и лорда Мильнера, главу английской миссии на союзнической конференции, которая началась в конце января в Мариинском дворце, также поселили в «Европейской». Ему отвели самые роскошные апартаменты отеля. Сэру Альфреду это было очень удобно — адмирал Холл советовал ему перед отъездом во всем полагаться на мистера Самюэля. Что же касается предгрозовой ситуации в России, прощупать которую и прибыл лорд, то ее лучше мистера Хора и его сотрудников никто не знал.
Жить по соседству было очень удобно еще и потому, что мистера Хора обслуживала не гостиничная прислуга, состоявшая в значительной части из агентов Петербургского охранного и жандармского отделений, а его собственная, где большинство было кадровых офицеров британской разведки. Теперь они все «присматривали», чтобы никто лишний не лез к сэру Альфреду, прислуживали в качестве официантов во время его трапез с доверенными людьми, не давая русским совать нос в дела главы британской миссии.
Когда же зашла речь о том, с кем из англичан в России, кроме мистера Хора, мог бы побеседовать конфиденциально британский министр хотя и без портфеля, но близкий к самым влиятельным кругам империи, резидент рекомендовал ему генерального консула Великобритании в Москве Роберта Брюса Локкарта.
"О, это хотя и весьма молодой, но очень осведомленный работник нашей службы!" — отозвался мистер Хор. Оказалось, что в связи с предстоящей в рамках конференции поездкой лорда Мильнера во вторую русскую столицу генеральный консул был уже вызван из Москвы в Петроград и обретался в той же гостинице, только не в сорокарублевом апартаменте, а в номере значительно менее дорогом, но все-таки комфортабельном.
Роберта Брюса Локкарта представили лорду Мильнеру на завтраке в британском посольстве на следующий день после приезда делегации из порта Романов на Мурмане. Лорду не понравились завалы военных грузов на пристанях порта, показалась очень тряской колея новой железной дороги от Мурмана. Лорду Мильнеру не нравилась Россия вообще, он показал хорошее знакомство с критическими телеграммами и докладами, которые посольство и резидентура направляли в Лондон.
На завтраке опытные дипломаты и разведчики хорошо поняли, какое настроение царит в метрополии по отношению к России. Понял это и Брюс Локкарт. Сэр Альфред обратил свое благосклонное внимание на молодого разведчика, он пригласил его вместе с резидентом после завтрака к себе в апартаменты сделать реферат о московской и петроградской оппозиционной прессе. Это было весьма интересно и мистеру Хору.
В просторной гостиной, обставленной мебелью в стиле Людовика XIV, джентльмены уютно устроились вокруг кофейного столика. Бесшумно скользя по коврам, официант во фраке и с безукоризненным британским пробором на рахитичной, продолговатой голове (лейтенант секретной службы по чину), принес кофе. Мистер Хор заблаговременно узнал, что сэр Альфред вывез свою любовь к этому напитку, почти безразличному для настоящих англичан, со своей первой родины — из Германии. Поэтому в магазине Жоржа Бормана у "пяти углов" были заказаны лучшие бразильские зерна.
Пригубив кофе, Брюс Локкарт показал, что он загодя готовился к визиту лорда. Он вынул из кармана аккуратно сложенный сентябрьский номер газеты "Русские ведомости", в котором была напечатана знаменитая статья оппозиционера Маклакова "Трагическое положение". Одна страничка этого номера со статьей Маклакова стоила в столицах пять рублей, а в провинции ее цена поднималась до пятнадцати рублей.
— Это пример того, как русская оппозиция начинала свою атаку на царя, потряс газетой мистер Брюс.
— Интересно! — коротко согласился послушать перевод лорд Мильнер.
Брюс начал читать, переводя сразу на английский язык.
— "…Вы несетесь на автомобиле по крутой и узкой дороге. Один неверный шаг, и вы безвозвратно погибли. В автомобиле — близкие люди, родная мать ваша. И вдруг вы видите, что ваш шофер править не может: потому ли, что он вообще не владеет машиной на спусках, или он устал и уже не понимает, что делает, и ведет к гибели и вас и себя… К счастью, в автомобиле есть люди, которые умеют править машиной, им надо поскорее взяться за руль. Но задача пересесть на полном ходу нелегка и опасна; одна секунда без управления — и автомобиль будет в пропасти. Однако выбора нет — вы идете на это. Но сам шофер не идет. Оттого ли, что он ослеп и не видит, что он слаб, и не соображает, из профессионального самолюбия или упрямства, но он цепко хватается за руль и никого не пускает. Что делать в такие минуты? Заставить его насильно уступить место? Как бы ни были вы ловки и сильны, в его руках фактически руль, и один неверный поворот или неловкое движение этой руки — и машина погибла. Вы знаете это, но и он тоже знает. И он смеется над вашей тревогой и вашим бессилием: "Не посмеете тронуть!" Он прав: вы не посмеете тронуть; если бы даже страх или негодование вас так охватили, что, забыв об опасности, забыв о себе, вы решились силой захватить руль — пусть оба погибнем — вы остановитесь: речь идет не только о вас: вы везете с собой свою мать… ведь вы ее погубите вместе с собой, — сами погубите, — довольно бойко переводил с листа Брюс, актерски играя голосом. — И вы себя сдержите, вы отложите счеты с шофером до того вожделенного времени, когда минует опасность… вы оставите руль у шофера. Более того, вы постараетесь ему не помешать, будете даже советом, указанием содействовать. Вы будете правы так и нужно сделать. Но что будете вы испытывать при мысли, что ваша сдержанность может все-таки не привести ни к чему, что даже и с вашей помощью шофер не управится? Что будете вы переживать, если ваша мать при виде опасности будет вас просить о помощи и, не понимая вашего поведения, обвинит вас за бездействие и равнодушие?"
— Оказывается, русским известны автомобили и опасности, из них вытекающие? — изволил пошутить лорд. — Весьма выразительный образ, весьма! одобрил он иносказательную филиппику Маклакова. — Правда, в середине фельетона этот образ несколько расплылся, но идея достойна всяческих похвал! Свалить Россию в пропасть?! Это бы вполне соответствовало имперским интересам!
Я уже весьма содержательно побеседовал с сэром Джорджем на эту тему. Он мне много рассказал о придворных кругах и высших сферах России. Но ваш анализ представляется мне также важным для понимания критического положения в этой стране, — поощрял сэр Альфред Брюса.
Разведчик был рад стараться. Он достал небольшой блокнот, изящно переплетенный в сафьян, и, сверяясь с ним для памяти, стал рассказывать господину министру о том, как буржуазная пресса постоянно «кусает» двор и администрацию, хотя и находится под цензурой. Русские большие мастаки обходить разного рода цензурные рогатки, говорил разведчик и тут же приводил факты, до которых был особенно охочь лорд-инспектор. Выводы он любил делать сам.
У мистера Хора вскоре предстояло важное свидание с осведомителем из придворных кругов. Он откланялся со спокойной душой, обещав вернуться и доложить самые свежие новости. Резидент увидел, что Брюс Локкарт понравился лорду и не подведет своих коллег.
Лорд Мильнер и Брюс Локкарт остались вдвоем. Румяный и улыбчивый, белозубый, синеглазый Локкарт умел хорошо занять любого шефа. Министру, близкому к Ротшильдам, он рассказал о положении на московской и петроградской биржах, о котировке акций, о курсе рубля, который благодаря стараниям англичан-союзников резко стал падать, приближая Россию к финансовому краху. Лорд задал генеральному консулу много вопросов, из которых Брюс снова заключил, что с первого же дня своего приезда на Мурман Мильнер понял всю безнадежность положения России. Брюс уверенно говорил о грядущем дворцовом перевороте, заявив, что если царь не пойдет навстречу буржуазной общественности, то будет очень скоро свергнут. Лорду Мильнеру хотелось поподробней узнать именно это, и он оставил молодого разведчика на обед, который был уже накрыт в соседней комнате.
Тот же официант в белых лайковых перчатках принес по желанию высокопоставленного гостя типично русский обед. Икра и пирожки, уха и паштет из дичи, жареные белые грибы и поросенок с кашей несколько примирили лорда Мильнера с Россией.
Брюс Локкарт со знанием дела рассказывал о том, что признаки общей вражды к правительству Николая Романова и к крайне бюрократическому строю видны буквально во всех слоях населения. Не только либеральная буржуазия, но даже придворные сферы затронуты желанием переворота. Произошел сильный сдвиг влево промышленного класса, до сей поры весьма реакционно настроенного. Немаловажным является и такой момент: объединились различные общественные силы, начиная от октябристов и прогрессистов, кончая «трудовиками», эсерами и некоторыми социал-демократами, принадлежащими к крылу, называемому меньшевиками…
У лорда Мильнера была прекрасная память. Он никогда ничего не забывал ни цифр, ни фактов, ни обид. Перед своим визитом в Россию он внимательно прочитал досье, подготовленные ему в министерстве иностранных дел и в СИС. Поэтому Брюсу не пришлось объяснять милорду, кто есть кто на партийном горизонте в России.
Локкарт завершил свой краткий обзор положением в рабочем классе, который, по его словам, был весьма заинтересован в установлении парламентско-демократическо-правового порядка. Не забыл он сообщить и о состоянии армии.
Лорда Мильнера особенно интересовало — не выльется ли недовольство в России в грандиозную социальную революцию, которая потрясет устои всего мира и скажется на роли России в войне.
Брюс рассказал, что недавно он в тесном кружке встречался с Керенским, чья популярность весьма растет, а началась, кстати говоря, от того, что он выступал защитником в суде над рабочими, арестованными во время беспорядков и расстрела, учиненных на Ленских приисках британского концерна "Лена Голдфилдс". Сэр Альфред хорошо знал это дело, поскольку его патрон — барон Ротшильд — имел свои интересы в этих приисках. Так вот, этот присяжный поверенный, член четвертой Государственной думы, приветствовал грядущий дворцовый переворот, но весьма отрицательно высказывался о возможности народного выступления. Присутствовавшие в этом интимном кружке господа выражали опасение, что народное движение может попасть в крайне левое русло и это создаст чрезвычайные трудности для ведения войны, ибо российские массы разочаровались в ней.
Положение дел в Петрограде, что также было известно одному из самых пронырливых работников британской разведки в России — Локкарту, — было особенно тяжелым.
— В катастрофическом состоянии торговля, — докладывал Брюс, — особенно торговля продовольствием. Булочные, колбасные, молочные и другие мелкие лавки закрываются из-за недостаточного подвоза в Петроград нужного сырья. Сокращают свои операции торговцы-оптовики. Они, во-первых, побаиваются реквизиций, о которых были пущены слухи, а во-вторых, из-за отсутствия поддержки банков и крупных капиталистов, которые кредитуют оптовую торговлю. В предвидении надвигающегося кризиса, а может быть, и по другим соображениям, банки в последнее время стараются извлечь свои капиталы из торговли, пустить их на другие гешефты и тем, разумеется, еще более усугубляют расстройство торговли.
Министр, близкий к британским финансовым кругам, выразил уверенность, что наибольшую предусмотрительность проявили те российские банки, которые, как Азово-Донской, весьма тесно связаны с английским капиталом.
— Мы им так рекомендовали, сэр! — коротко отозвался Локкарт, показывая, что он тоже не так прост в сложных финансовых и банковских операциях. — К тому же в Петрограде и Москве происходит вытеснение чисто русских торгово-промышленных предприятий в сфере продовольствия иностранными купцами, кои значительно более управляемы нами. Особенно мы рекомендуем им сосредоточивать в своих руках оптовую торговлю… и они успешно осуществляют наши рекомендации, — продолжил он после паузы, предчувствуя вопрос Мильнера.
Тот подумал и ничего не сказал, хотя тень вопроса осталась у него в глазах.
— Падение курса русского рубля, вызванное отчасти нашими финансовыми деятелями, — угадал ответ Брюс, — в частности, отправкой русского золота в английский банк в обеспечение военных кредитов России, вызвало немедленное повышение цен на пятьдесят-сто процентов.
— Это было очень хорошо сделано, мой дорогой! — воскликнул лорд Мильнер. Брюс так и не понял, имел ли в виду министр его доклад или снижение курса рубля английскими союзниками. Но по всему было видно, что сэр Альфред остался очень доволен и обедом, и беседой, и мрачными перспективами российского императорского дома.
Теперь Локкарту предстояло закрепить свой успех в Москве, где вскоре должен был побывать министр его величества короля Великобритании.