9. Петроград, начало декабря 1916 года

9. Петроград, начало декабря 1916 года

Дверь открылась медленно. На пороге Маша — Мария Георгиевна Павлова, старый товарищ, вместе с которым десять лет тому назад Василий вступал в партию.

— Василий! Вот не ждали!.. Здравствуй, проходи скорее! — радостно встретила его хозяйка квартиры. — Да какой же ты важный! Эк, сколько у тебя лычек!.. Верный слуга царю? А?!

Рослый, широкоплечий старший фейерверкер снял папаху, обнажив седеющую черную шевелюру, расстегнул шинель, и Маша снова ахнула, увидев полный Георгиевский бант.

— Митя! Смотри, каким стал наш Василий! — крикнула она в комнату. Раскрыв объятия, с порога двинулся на Медведева скуластый, с пышными усами, узкоглазый Дмитрий Андреевич. Он был немножко похож на Горького, знал это и легкими штрихами — вроде горьковских усов и волжского оканья — еще подчеркивал это. Алексей Максимович был его старым знакомцем — Дмитрий Александрович был тот самый сормовский рабочий, который сказал Горькому о Ленине: "Прост, как правда!" Он еще в 1899 году вступил в РСДРП, был одним из создателей Нижегородской и Сормовской организации партии. Теперь Павлов работал модельщиком на Ижорском заводе, а его квартира служила местом сборов Русского Бюро ЦК.

Старые друзья крепко обнялись.

— Ты вовремя пожаловал, ерой! — прищурил темные глаза Дмитрий Александрович. — Сегодня у нас собрание Русского Бюро вместе с Петербургским комитетом. Вот ты и расскажешь, как распропагандировал армию…

Павлов ласково потрогал Георгиевские медали и удивился:

— Поди ж ты! Храбрец какой, оказывается, наш большевик! Вы все такие агитаторы на фронте?

— Приходится стараться! — улыбнулся Василий. — Если хочешь иметь авторитет у солдат… Трусов и паникеров никто не станет слушать, а вот если неробкий человек говорит о том, что войну кончать надо — его слушают…

— Правильно объясняешь… — развел руками Павлов. — А теперь прошу перекусить с дороги. Там, — кивнул он на комнату, — все старые товарищи собрались, и еще подойдут…

Хозяин пропустил гостя вперед. Бравый фронтовик предстал перед очами членов Русского Бюро ЦК, Петербургского и Выборгского комитетов РСДРП Залуцкого, Скороходова, Чугурина, Шутко, Каюрова, Свешникова, Лобова и Нарчука. Партийцы расположились вокруг стола, на котором кипел самовар и стояли вазочки с вареньем, сушки, нарезанный хлеб и тонкие стаканы на стеклянных блюдцах. В комнате оставалось еще довольно места на клеенчатом диване и венских стульях для тех, кто должен прийти позже. Настенные часы пробили семь.

Громкие приветственные возгласы встретили Медведева. Все дружно уставились на Георгиевские медали Василия, поглядывали с легкой иронией на его погоны. Василий, не смущаясь, пил чай, налитый ему хозяйкой, с удовольствием закусывал куском хлеба, намазанным вареньем. Его голубые глаза весело улыбались старым друзьям и соратникам.

— Если и младшие офицеры против царя, то революция победит! — раздался за его спиной голос. Это вошел Полетаев. Прибыли еще двое товарищей, незнакомых Василию. Легкий общий разговор постепенно угас, лица посуровели.

Позже всех пришла Елена Дмитриевна Стасова. Она только в ноябре смогла выбраться из сибирской ссылки на побывку в Петроград, вынуждена была стать под гласный надзор полиции и почти полдня отрывалась и от «негласного» ее надзора, чтобы не привести с собой филера к Павловым.

Елену Дмитриевну сразу же посадили на председательское место, налили горячего чаю. Стасова блеснула стеклами пенсне на Василия, но не сказала ни слова. Воцарилось молчание.

— Товарищи, — негромко обратилась Елена Дмитриевна к собравшимся. Нашу сегодняшнюю встречу протоколировать не будем, поскольку она не формальная, а, так сказать, вспомогательная. Нам надо обсудить политическую ситуацию и наметить план действий на ближайшее будущее. Следует лучше подготовиться к 9 января и продумать, что приготовят рабочие самодержавию к годовщине Кровавого воскресенья… Кто просит слова?

Встал Иван Чугурин, тонкий, нервный, с правильными чертами лица, аккуратным пробором темных волос, в черной косоворотке. Василий давно завидовал Ивану, что тому посчастливилось пройти курс революционных наук в ленинской школе в Лонжюмо, под Парижем. Именно там Иван превратился из плехановца, оппортуниста в верного ленинца. Теперь Чугурин был секретарем Выборгского и членом Петербургского комитетов РСДРП.

— Кризис нарастает, настроение масс на заводах и фабриках боевое, констатировал Чугурин. — Есть возможность перехода к широким революционным действиям. К годовщине 9 января мы должны призвать питерский пролетариат к политической забастовке с устройством митингов. На этот раз мы должны развернуть выступление вширь и вглубь вплоть до решительного сражения с самодержавием!

При нарастающем с каждым днем недовольств, — продолжал с горящими от возбуждения глазами Чугурин, — большевики должны быть готовы выдвинуть революционные лозунги: "Долой царскую монархию!", "Долой войну!"… Наша программа, которую мы изложили в только что выпущенной листовке, гласит…

Иван Дмитриевич достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный листок и, не заглядывая в него, процитировал как собственные слова: "Прежде всего надо расчистить дорогу для свободного шествия, уничтожив царскую монархию и учредив демократическую республику, осуществив в ней все гражданские свободы, дав крестьянам землю, добившись 8-часового рабочего дня…"

— Правильно! — раздались голоса.

— В этой листовке мы рекомендуем рабочим и солдатам такие формы борьбы… — продолжал Чугурин, кивком головы ответив на поддержку. Устраивайте митинги на заводах, в казармах, на улицах. Выносите резолюции с требованиями прекращения войны, свержения царской монархии, увеличивайте число своих сторонников, идите на улицы во имя тех же лозунгов!

— Надо решительнее выступать против предателей рабочего дела, гвоздевцев, которые зовут нас, работающих в тылу, под знамена буржуазии на продолжение войны, — добавил Иван. — Я прошу высказать ваши пожелания, товарищи!

Стасова предоставила слово Скороходову.

— Сейчас архиважно привлечь к агитации среди рабочих и солдат группу межрайонцев, а также некоторые группы левых эсеров и меньшевиков, словом, всех тех, кто причисляет себя к интернационалистам, — сказал секретарь Выборгского комитета. Его интеллигентное лицо в овальных железных очках было словно озарено жаром революции. Он говорил сдержанно, но глубокая революционная страсть прорывалась в его словах. — Мы не забыли об оппортунистических колебаниях этих организаций. И все же рабочие, которые идут за ними, все решительнее выступают за мир в отличие от эсеровской и меньшевистской интеллигенции, стоящей на платформе оборончества.

Как член Петербургского комитета я могу сообщить, что главное в общении с рабочими, — продолжал Скороходов, — это печатное слово. Ему мы уделяем первостепенное внимание. За последнее время — октябрь и ноябрь — нами выпущено множество газет, брошюр и книг.

Скороходов сел. Елена Дмитриевна достала листок бумаги и прочла слова Ленина:

— "…Громадную работу развернул Петербургский комитет нашей партии. Для России и для всего Интернационала это — поистине образец социал-демократической работы во время реакционной войны, при самых трудных условиях. Рабочие Питера и России всеми силами поддержат эту работу и поведут ее дальше; энергичнее, сильнее, шире по тому же пути".

Василий Владимирович Шмидт, секретарь ПК и руководитель профсоюза металлистов, предложил направить группу агентов Русского Бюро ЦК РСДРП (б) в крупные промышленные центры страны.

— Надо помочь нашим товарищам в подготовке стачек и демонстраций к 9 января. Революционный взрыв назрел, а о дворцовом перевороте чирикают уже все воробьи на заборах.

Как-то сразу все вдруг заговорили, взволнованные сообщениями товарищей, но Стасова лукаво блеснула глазами за стеклами пенсне, постучала ложечкой по стакану с чаем.

— Товарищи, товарищи, не впадайте в анархию!..