LXVIII. 1801-1825г.г.

LXVIII. 1801-1825г.г.

 Иван Пестель.—Эссен и полковник Ильин.—М. М. Сперанский в Нижнем-Новгороде и в Сибири. —Трескин.—Аракчеев и Настасья Минкина.—Графиня Ан. Алексеев. Орлова.

В царствование Александра I генерал-губернатор Пестель приказал содержать под арестом генерал-маиора Куткина, не под судом находившагося, не сосланнаго с фельд-егерем, как то бывало при Павле — нет! по Высочайшей воле посланнаго для окончания дел и счетов провиансткой коммиссии, в которой он (Куткин) прежде был начальником.

Куткин был великан 2 арш. 12 вершк. ростом; по повелению Пестеля Куткин был помещен в комнате, в которой от пола до потолка было мерою 2 арш. 9 1/2 вершков. Двенадцать лет Куткин не мог стать прямо, выпрямить, отогнуть шею, двенадцать лет не мог поднять головы, наконец Пестель, вероятно, сжалился, умилостивился к страдальцу Куткину, приказал отравить его, что и было исполнено. Содействователь или просто исполнитель сего злодеяния, бывший тобольский гражданский губернатор, и до ныне (1827 г.) существует еще, шатается в Москве, изсохший, как египетская мумия ²).

²) Этот разсказ был напечатан, но  здесь  Тургенев, повторяя его, приводит несколько новых подробностей.      Ред.

 В 1824 г., когда Его Величеству благоугодно было осчастливить посещением своим заволжских, хребта Уральскаго и Оренбургской равнины, жителей, государь в Оренбурге, осматривая тюремныя помещения, изволил увидеть и прочесть над дверью надпись: «неизвестный»; надпись возбудила в царе любопытство, и он изволил громко, обратясь к генерал-губернатору Эссену, спросить:

—   Что это значит— неизвестный? предо мною нет, не может и не должно быть ничего неизвестнаго!

Безтолковый немец, генерал Эссен, смешался, не знал, что объяснить государю, и отвечал:

—   Неизвестный— с ним не велено говорить, никого к нему дотекать, и кто он  таков, мы не  знаем, он содержится в  этом номере девять лет.

Гнев отразился на челе монарха. Его Величество грозно изволил спросить:

—   Да кто его к вам прислал, генерал?

Протеснившийся сквозь окружавших венценосца генералов правитель канцелярии Эссена, видев гнев царя и замешательство генерала, с поклоном осмелился всеподданнейше доложить Его Величеству:

—   Такого-то года,  месяца,  числа, за №  таким-то,   последовало предписание   военнаго   министра   генерала-от-артиллерии   Аракчеева заключить препровожденнаго арестанта в секретный  номер, никого к нему не допускать, ничего у него не спрашивать и отнюдь никому с ним ни о чем не разговаривать. Государь побледнел и изволил вымолвить: «Долой замок!» В мгновение отверзлась мрачная могила,  испустившая смрадный, удушающий пар, и появилась во внутренности бледная, изсохшая, обгаженная тень живаго мертвеца.

Государь не мог взойти в номер, повелел вывести в  корридор арестанта.

—  Знаешь ли кто я? — спросил государь несчастнаго. Арестант, долго вглядывавшийся, как будто не  веривший тому, что вокруг его происходит,  может быть, принявший отверстие его могилы пред собою, государя и окружавшую его свиту за мечту, за видение, или   пораженный   от быстраго  перехода  из  темноты   к свету, заставил государя еще спросить себя— знает ли он его? Услышав повторение вопроса от  государя,   арестант,  как бы побужденный, удостоверившийся, что все им виденное было на-яву — не видение, не мечта, зарыдал, кинулся к ногам государя и громко отвечал:

—  Знаю,  ты наш государь всемилостивейший —  император Александр.

Государь, поднимая своими руками несчастнаго с колен, закрыл глаза себе платком, слезы лились ручьем по ланитам венценосца, и не прежде, как минут через десять, монарх был в состоянии спросить арестанта: «ты кто таков?»

—  Государь,—отвечал арестант, стараясь выпрямиться и стать (в атитюде—в позитуре военной),—что я  теперь—не знаю, но до заточения моего я был полковник  такого-то полка, такой-то.

Отросшая борода, бледное, изсохшее лицо содержавшагося не дозволяли государю скоро узнать его. Его Величество, посмотрев на него пристальнее, как бы поверяя в памяти своей черты лица, ему знакомыя когда-то, но много изменившияся, изволил сказать:

—  Да, помню-это ты! Помню—ты всегда хорошо служил, за что ты прислан сюда?

—  Не знаю, государь!—отвечал арестант.

—  Как не знаешь? и, обратясь к правителю канцелярии Эссена, изволил спросить его, что еще  сказано в  приказании военнаго министра?

Правитель канцелярии, осчастливленный, удостоенный разговором царя, поклонившись челом почти до полу, с благоговением доложил Его Величеству:

—  Ни слова более,  как то, что   имел счастие всеподданнейше доложить Вашему Величеству.

Государь обратился к арестанту: «Разскажи, как было». Ободренный узник милосердым вниманием монарха,  видевший выкатившияся у царя слезы, отвечал твердым голосом:

—  Такого года, месяца и числа был я потребован к военному министру Аракчееву. Когда явился, министр арестовал меня и отдал фельд-егерю, который в восьмой день меня сюда привез.

Сильное волнение видели окружавшие на лице Александра. Государь, обратясь к Эссену, повелел:

—  Отведите ему чистую, покойную, сухую комнату, велите  одеть его пристойно званию его, дозволяйте ему  выходить  прогуливаться и производите ему столовыя деньги по чину полковничьему.

К арестанту: «Мне невероятно, что ты говоришь. Возвратясь в Петербург, справлюсь. Уверяю тебя, я не знал, что тебя так содержали».