Долой войну, работу… и Россию

Долой войну, работу… и Россию

Все изменилось с началом Первой мировой войны. «Россия сдвинулась с места. Война, как подземный толчок, сорвала ее с оснований. Жизнь смешалась. Все привычное и устоявшееся мгновенно исчезло», — писал в своих мемуарах Константин Паустовский. Это не только эмоциональный отклик на драматический поворот истории. Россия пережила доселе не виданную по масштабам и скоротечности миграцию населения. За годы войны в действующую армию и тыловые части было мобилизовано 16 миллионов человек! Иначе говоря, каждый третий мужчина трудоспособного возраста, кормилец, глава семейства был вынужден сменить место жительства, привычную среду, покинуть родных и близких, жизнь которых в свою очередь также радикальным образом изменилась.

В результате неудачных в целом боевых действий и психологического надлома, всевозможных лишений и многомесячного сидения в окопах, а главное, непривычного, неестественного для мирного человека образа жизни, когда весь прежний опыт оказывается ненужным, а требуются совсем иные качества, когда теряется связь со всем, что было дорого и составляло основу существования, благодаря всем этим и прочим факторам происходила ассимиляция сознания вчерашнего крестьянина, он становился легкой добычей большевистской демагогии. «Сформировался особый тип военнослужащего: непрофессионал, пассивный, безынициативный, утративший уважение к себе „человек из толпы“. Немалая часть армии физически и духовно деградировала на почве пьянства и безделья: произошел упадок нравственно-религиозных устоев и принципов, развилось массовое воровство, коррупция, неуважение к честной службе и одновременно — агрессивная озлобленность ко всему окружающему… К 1917 году армейские массы превратились в грозную, взрывчатую, никем не управляемую силу», — отмечает современный исследователь С. В. Ямщиков.

Разваливалась армия, но и прежняя консервативная российская деревня перестала существовать, она стремительно деградировала, из нее уходили в армию и в город — на заводы и фабрики, однако в отличие от прежних лет вчерашние сельчане не могли опереться на «малую родину» и превращались в люмпен-пролетариев, тех самых «аутсайдеров», «Иванов, не помнящих родства». Да и перебирались они в город большей частью, руководимые циничным расчетом. В декабре 1917 года Максим Горький писал: «Окаянная война истребила десятки тысяч лучших рабочих, заменив их у станков людьми, которые шли работать на „оборону“, для того чтобы избежать воинской повинности. Все эти люди… озабочены только мещанским желанием устроить свое личное благополучие как можно скорей и во что бы то ни стало… Раздраженные инстинкты этой массы нашли выразителей своего зоологического анархизма, и эти вожди взбунтовавшихся мещан ныне… развивают Пугачевщину, но не социализм и всячески пропагандируют всеобщее равнение на моральную и материальную бедность». Так этническая деградация переплелась, срослась с деградацией морально-нравственной. «Я вижу миллионы здоровых двуногих, которые не хотят ни войны, ни работы, ни России», — горестно восклицал Леонид Андреев, который, между прочим, как и Горький, в свое время активно помогал революционерам и словом и делом. В результате разрушительных процессов образованный класс получил в свое распоряжение многомиллионную вооруженную массу, которую повел под флагами разных партий в атаку на самодержавие. Страна неумолимо приближалась к катастрофе. В 1918 году профессор Петербургского университета Иосиф Покровский напишет такие покаянные строки: «Собственными руками своими мы растерзали на клочки наше государство и наш народ». Ученый писал от имени интеллигенции, но вряд ли имел на то право: каялись единицы, немногие осознавали смысл и движущие силы случившейся катастрофы. Наш современник экономист И. Е. Дискин полагает, что российская, советская и вновь российская интеллигенция не извлекла никаких уроков из истории: «Остались прежними многие качества, такие как увлеченность политической мифологией, аффектированный радикализм, отсутствие личной ответственности как за собственные действия, так и за свой политический выбор. Неизменна идеолого-телеологическая колея российского реформирования: приглянувшуюся интеллигенции идеологическую конструкцию… силой, „через колено“, не останавливаясь ни перед чем, пытаются претворить в жизнь…»

Надеюсь, что, познакомившись с настоящей книгой, читатель яснее представит себе суть событий, происходивших четыре столетия назад и происходящих сегодня, и сможет ответить на вопрос, живем ли мы в Смутные времена, и если да, то как нам выбираться на правильную дорогу, с кем дружить и с кем враждовать.