Заклятые соратники
Заклятые соратники
Теперь мы имеем совершенно ясное представление о том, по какой линии проходит раздел между сподвижниками многочисленных «воров» и сторонниками государственного порядка. С одной стороны — княжата, потомки тех, кто в годы опричнины служил в земщине, кто больше страдал от репрессивного режима, кто был в немилости у Годунова, с другой — сыновья опричников или деятелей Государева двора, представители тех родов, кого привечал царь Борис. Нельзя сказать, чтобы это разделение игнорировали историки, в частности довольно много места уделил ему С. Ф. Платонов, отмечавший что в Тушинском стане мы также находим «среду, которая первенствовала в московском дворце в эпоху опричнины и могла назваться новою дворцовую знатью в противоположность прежней родовой знати». Но не со всеми выводами С. Ф. Платонова можно согласиться. Историк настойчиво проводит мысль о реакционном княжеско-олигархическом характере правительства Шуйского, что подразумевает единство направления мысли и действия нового государя и представителей аристократических родов. «Царь Василий говорил и думал, что восстанавливает старую династию и старый порядок своих прародителей „великих государей“. Старый порядок он понимал так, как понимали люди его круга — родовитая знать, княжата, задавленные опричниной и теперь поднявшие свою голову…»{16}.
Правда, когда речь заходит о конкретных деяниях правительства Шуйского, в суждениях историка обнаруживаются очевидные противоречия. С. Ф. Платонов отмечает, что «восставая против добровольного холопства, запрещая крестьянский выход, назначая наказание за прием беглых владельческих людей… правительство обнаруживало слишком консервативное настроение», которое выражалось в том, что «крепостной порядок не только оставался в прежней силе, но получал в законе еще большую определенность и непреложность». Однако мы знаем, что крупные землевладельцы в лице княжат не стремились к развитию крепостнических порядков, ущемлявших интересы латифундистов. Платонов пытается примирить эти противоречия, замечая, что в лице правительства Шуйского «побеждала политическая реакция, руководимая княжатами, и общественный консерватизм, представляемый землевладельческими группами населения»{17}. Таким образом, правительство царя Василия предстает пред нами двуликим Янусом: его хозяйственные законоположения обусловлены заботой о мелком служилом люде, а политические действия продиктованы интересами княжат-олигархов.
Русская знать. Гравюра из книги А. Олеария
Определяя характер царствования Шуйского, С. Ф. Платонов совершает серьезную ошибку, настаивая на общности родовитой знати, княжат, задавленных опричниной, и царя Василия. Шуйские принадлежали к фамилиям, которые вовсе не бедствовали, а, напротив, — преуспевали в условиях опричного режима. Отец будущего царя Иван Андреевич Шуйский хотя и прослужил в опричнине год-полтора, но занимал там ведущее положение. В апреле 1572 года он сопровождал Грозного в Новгород как первый боярин «из опришнины». Брат Василия Дмитрий Иванович Шуйский был женат на дочери Малюты Скуратова. (Реальный Василий Шуйский в отличие от персонажа пушкинской драмы вряд ли стал попрекать Годунова родством с Малютой: его родной брат также приходился опричному палачу зятем). И после роспуска опричнины Шуйские пользовались расположением Грозного. Из княжеской верхушки только братья Василий, Дмитрий и Андрей Шуйские сподобились чести присутствовать на свадьбе Грозного с Анной Васильчиковой в 1574 году. Во время короткого эпизода с «воцарением» Симеона Бекбулатовича Василия и Андрея взяли на службу в государев удел Ивашки Московского, а их дядя Иван Петрович Шуйский стоял во главе удельной Думы{18}. С упразднением Симеонова царства был восстановлен государев двор, где наибольшую прослойку «дворовых» составляли Шуйские и опричники Трубецкие{19}.
После смерти Иоанна Грозного Шуйские, Романовы и Годуновы, связанные многократным родством, доминировали на политическом Олимпе, благодаря положению, достигнутому в годы опричных репрессий. Но борьба за власть неминуемо порождает разлад в стане победителей, и Годунов в альянсе с Романовыми сумел удалить Шуйских с арены политических схваток. Суздальский клан пострадал не от опричнины, и даже не от годуновского режима, а от своих претензий на власть, с которыми царю Борису приходилось бороться средствами, которыми он находил нужными. Прожженный политикан Василий Шуйский — выученик политической школы Иоанна Грозного, и хотя он, в полной мере осознавал свое высокое происхождение и вряд ли был свободен от сословных пристрастий, но принял правила, установленные опричниной и годуновским режимом и не желал от них отказываться.
Если говорить о политическом настроении княжат, то оно ярко проявляется не во время правления Шуйского, а после его свержения, когда «седьмочисленные бояре», приглашая в августе 1610 года на московский престол польского королевича Владислава, настаивали на том, чтобы новый государь правил совместно с Боярской думой и Земским собором. К участию в законодательной работе приглашалась вся земля. Княжеская аристократия твердо и последовательно отстаивала принципы сословно-представительской монархии, нарушенные сначала Грозным, а потом и Борисом Годуновым, который, по выражению Авраамия Палицына, «отъят бо… от всех власть, и никто же отнюдь не токмо еже вопреки глаголати ему не смеюще, но ни помыслити нань зла»{20}. В этом пункте княжата решительно расходились с Шуйским.
Если же говорить о земельной политике царя Василия, то здесь он прямо смыкался с окружением Лжедмитрия II. Составители договора с Речью Посполитой о призвании Владислава — варианта, представленного тушинской делегацией королю Сигизмунду в феврале этого же 1610 года — «стояли в той же мере, как и царь Василий, за сохранение и утверждение крепостного порядка в Московском государстве». Крестьянское «выхожденье» не допускалось, холопы должны были служить господам на старом основании, и предполагалось, что «вольности им господарь его милость давать не будет»{21}.
Однако волею судьбы Шуйскому не на кого было опереться, кроме как на представителей старых аристократических фамилий, а последним, откровенно презиравшим царя Василия, пришлось сплотиться вокруг него, до тех пор пока, по их мнению, не исчезла непосредственная опасность разрушения страны всевозможными «ворами», до тех пор пока они не сошлись на том, что задачу сохранения и укрепления государственности лучше выполнит польский царевич Владислав, если только он примет определенные условия.