Заклятые друзья

Заклятые друзья

Змея «взята в работу» фантазией с незапамятных времен – история культуры буквально кишит змеями. Змея занимает почетное место во многих религиях мира: ей поклонялись древние египтяне, ее почитали корейцы, тибетцы и американские индейцы, «уважали» в Древней Греции и Риме.

Первый же письменный памятник упоминает змею, в которую превращается шумерский бог Эа, дабы похитить у Гильгамеша с трудом добытое бессмертие. С тех пор каких только обликов она ни принимала.

С первобытных времен у человека с змеей натянутые отношения. Ненависть к ней – инстинктивная, едва ли не генетическая – все еще тлеет в нас: должно быть, змеи свили прочное гнездо в нашем подсознании, если «вползают» в сны даже горожан, никогда их вживе не видевших.

Временами ненависть доходила до благоговения, до обожествления врага – культы змей отмечены на всех континентах, хотя офилатрия (змеепоклонство) и страх-ненависть почти всегда смыкаются и не зря – почитание змей часто выливалось в их ритуальное убийство.

Чем страшней и невероятней были змеи-выдумки, тем меньше боялись настоящих. Не этим ли объясняются нескончаемые фантазии на змеиные темы? Получается, что, сколько род людской живет, все старается вытеснить змей из своего сознания.

Змея действительно обладает некоторыми невероятными качествами:

– разверзнутая пасть с огромным жалом/зубом, таящим яд;

– немигающий взгляд, гипнотически завораживающий жертву;

– холодная кожа/кровь, подчеркивающая ее отчужденность от нас, жизнерадостных и теплокровных;

– пресмыкание, т. е. передвижение без помощи ног, коими обладают все порядочные твари Божьи;

– некая злокозненная мудрость/хитрость, позволяющая ей поражать свою жертву и чаще всего неожиданно (исподтишка);

– змея проникает в любые щели и расщелины, т. е. как бы проходит сквозь стены;

– змея обвивает и душит (не ей ли мы обязаны изобретением веревки и смертной казни через повешенье?);

– именно змею, в компании с пауком и скорпионом, как правило, обнаруживает герой в своей постели;

– змея поглощает и переваривает жертву размером гораздо более себя;

– змея сбрасывает кожу, – но это наименьший из ее грехов, поскольку гораздо хуже то, что с ней так или иначе связан ожидаемый в различных культурах конец света, а это уже действительно страшный грех.

Русский язык решительно развел, не давая спутать, добычу змееловов и трофеи змееборцев: змея – змей. К тому же никакие исторические ухабы не вытряхнули из нашего языка и третье слово – «змий» (исключительно для библейского искусителя). Самые популярные в русском эпосе Змей Горыныч и Тугарин Змеевич. Они крылаты, поэтому это скорее драконы. Но в русских сказках хватает и змей. Ползучих (под ними трава горит и сохнет) и тех, что с виду богатыри, а голова – змеиная.

Народное поверье приписывало змее-медянке слепоту. Прозревает она единожды в году – на Иванов день – и тогда бросается на человека или зверя, пробивая свою жертву насквозь (схожее поверье о змее, которая стрелой влетает в пасть крокодила и пробивает ему бок, бытовало у романских народов). В славянской мифологии змеи имеют своего царя, им, в частности, считался и василиск.

Издревле людей поражала живучесть змей. Продолжавшее извиваться разрубленное тело вызывало трепет и благоговение перед особой жизненной силой змеи. «Нарисуй двух змей, мой мальчик, – писал в I в. римский поэт Флакк, – и место станет святым».

Но змея могла и смертельно укусить – и тут уж гаду ползучему не избежать было олицетворения с силами зла, тьмы, преисподней. Вспомнитм только греческий миф о Тифоне – чудище с сотней змеиных голов, способных на лай, рык и шип. Тифон, низвергнутый под землю в наказание за бунт против Зевса, лежит там связанный и извергает пламя и сотрясает почву; от брака его с полуженщиной-полузмеей Ехидной рождались сплошь чудовища, включая Химеру и лернейскую гидру…

Низменно-земной символизм змеи являл себя и в ее схватке с орлом – олицетворением света и добра. Мотив древний – его находят уже на кубке шумерского правителя Гудеа (XXII в. до н. э.) – и очень распространенный. Достаточно вспомнить старинный герб Москвы – Георгия Победоносца и символ Санкт-Петербурга – Медного всадника (в обоих случаях всадники, естественно, ассоциировались с орлами). В века, когда писатели завершали романы исключительно торжеством добродетели, печатники злоупотребляли книжной концовкой – гравюрой орла со змеей в когтях.

Перебывав на медалях и гербах десятков королей, эта пара перекочевала к Наполеону. Его брат правил в Мексике, и там высшее божество майя – солнце – принимало форму орла, убивающего змею и кролика – символы ночного неба и луны…

В индуистских мифах происходила та же вселенская битва – между мудрым змеем Нагом и птицей Гарудой. В буддистских мифах семиглавый Наг увидев, что Будду под деревом мочит дождь и сечет ветер, обвился вокруг медитирующего и простер над ним зонтиком свои семь голов (в благодарность Будда наставил его на путь истины). А дочь Нага – в облике девушки – с истинно змеиной хитростью вырвала ночь любви у целомудренного юноши Арджуны. «Ты обязан помогать несчастным, – сказала она, – а разве я не несчастна в любви к тебе?»

Змея в когтях орла в античные времена не раз трактовалась как победа патриархата над матриархатом: змея означала женское начало и сакральную мудрость. Гомеровские греки видели в орле с окровавленной змеей в лапах доброе знамение: Троя падет. Орел-Зевс одолеет змеиное «женское» начало, ибо кто как не Афродита толкнула Елену нарушить святой закон патриархата и бежать с Парисом! А на острове Корфу почитали богиню Медузу, ставшую змеевласым чудищем Горгоной (при матриархате змеиные атрибуты Медузы, как у многих богинь древности, обозначали лишь бессмертие и святость).

Потом, в ветхозаветных книгах, и змей (теперь уже мужского рода) стал дьяволом, змием. Через него в мир вошел грех. Но и торжественно проклятый богом, змей продолжал оставаться символом мудрости: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог».

Для христиан змея представлялась существом двуликим, стихийным смешением добра и зла. Из средневекового «Бестиария» можно вычитать, что мудрость вызывала опасливое недоверие давным-давно, когда и сама мудрость была лишь очередной ступенью невежества. И Моисей в пустыне оберегал соотечественников от хворей и змеиных укусов с помощью… бронзового змея! (Лишь века спустя жрецы истребили среди древних евреев поклонение Яхве в виде змеи.) В самой Библии была заложена «двойственность» змеи. «Будьте мудры, как змеи, и безгрешны, как голуби», – говорит Сын Божий, будто не помня об Отцовом проклятии змеям: ползать на животе своем и есть прах…

Это наставление Христа открывает рассказ о змеях в книге II–III вв. «Физиолог». Текст, стократно повторенный бестиариями и обросший новыми выдумками, сообщал следующее:

«Нравоописатель сказал: три нрава у змеи.

Первый нрав: когда стареет и ослабевают глаза, и желает помолодеть, приступает к посту и тянет пост сорок дней и сорок ночей, пока не ослабевает кожа. Тогда ищет расщелину, входит твердо, сбрасывает старую кожу и молодеет.

Второй нрав змеи: когда идет к реке пить воду, не берет своего яда с собою, а изливает в пещере. Так и нам следует, когда собираемся пить живую вечную воду и слушать божественные слова в церкви, не брать с собою яду земных, полных мерзости страстей.

Третий нрав: когда видит голого человека, то страшится, а если видит одетым, нападает на него. Так, пока отец наш Адам был в раю, злой диавол не дерзал устремиться на него».

Змея, проползающая сквозь щель и сбрасывающая старую кожу, была привычной иллюстрацией к тексту бестиариев. Но если бы воображение довольствовалось этими тремя «нравами» змеи! Нет, каждый рассказчик в средние века прибавлял все новые «нравы» и уподобления. Тут и любимый образ иллюстраторов и архитекторов – змея в траве или среди цветов и листьев (затаенное коварство и лицемерие). И змея, пригретая на груди (по рассказу о легендарном императоре, который совершил подобную глупость). А уж раздвоенный язык давал повод изобличать и женские сплетни, и злонравие, и зависть…

В период, когда связь с дьяволом понимали буквально, людская фантазия к змеиному телу развратного дьявола прикрепила руки-змеи и вдобавок еще раздвоенный фаллос-змей. (Похожий мотив встретим и в индийской мифологии: у одного божества и язык и фаллос заканчиваются змеиной головой.) Эти образы нисходили к первобытному мышлению, когда змея была тотемом с ярко выраженным фаллическим значением. Следы этой символики проявляются и в наше время: молодые неаполитанцы по сей день покупают любовный амулет – резное изображение фаллоса, обвитого змеей, а в Индии желающие забеременеть женщины оставляют во дворе храма или у священного дерева каменное изображение пресмыкающегося…

При распространенной средневековой страсти к уподоблениям и аллегориям каждый символ расщеплялся на множество смыслов. Змий был воплощением мудрости, обновления «ветхого человека» – и одновременно ипостасью дьявола, низким искусителем, лицемером. Мало того: змий олицетворял женщину с ее хитрым и коварным характером (точнее, Лилит, первую и неудачную жену Адама, которая из злобы подвела соперницу под гнев Божий). Недаром рисунки «Бестиария» представляют змея грудастым, с женским лицом; средневековые живописцы догадываются дать Лилит-змию руки, дабы протянуть Еве роковой плод.

В эпоху Возрождения змея как бы «секуляризуется». Расцветает причудливая эмблематика и входит в моду изображение змеи, кусающей себя за хвост, – осознанное возвращение к древнеегипетскому пониманию времени, вечности и бессмертия. На одной из таких эмблем нарисован змей, который заглатывает свой хвост, поднимаясь из пучины морской. Внутри кольца русалка и подпись: «Бессмертие через книжность» (книжная мудрость – это русалка и ее песни). В XVI в. уже не зазорно было польстить английской королеве, сказав, что у нее змеиная голова: змея стала аллегорией Благоразумия и Осмотрительности, преемницей богини мудрости Минервы.

Но вернемся к «Бестиарию» – наиболее полному кладезю многовековой символики. Змея в этом труде занимала срединное положение между двумя группами животных: между вымышленными и вполне реальными, но наделенными невероятными свойствами. К змее присоединяли и женское тело, и львиное, и скорпионье, добавляли голов без числа. Но все получалось как-то убого рядом с вольным полетом фантазии – оборотнем, василиском, фениксом. С другой стороны, нелепые утверждения о жизни гадюки или аспида были вполне сравнимы с тем, что приписывали, к примеру, льву или собаке. И все же змея была неплохим строительным материалом для человеческой фантазии. Тот же дракон – по сути летучий змей. При львиной голове и теле козла у него змеиный хвост – подобных зоологических «каламбуров» в «Бестиариях» не счесть.

Пусть это аспидски трудно (было такое выражение в позапрошлом веке), попробуем совершить беглую экскурсию по фантастическому террариуму. Прежде всего – аспид. Нам кажется: это та же змея, только из семейства ужовых. Согласно «Бестиариям», у аспида свой «нрав». Ловец-заклинатель пробует пением выманить аспида из норы и выклянчить спрятанный у него в голове драгоценный камень карбункул. А почему нельзя применить силу? Если убить ползучую тварь – камень вмиг рассосется… Но и гад хитер: прижмет одно ухо к земле, заткнет другое хвостом – не выманишь!

Сказание восходило к тексту псалма против нечестивцев. Аспида уподобляли то самому дьяволу, то грешнику (чаще богачу) – прислушивается такой одним ухом к зову мирских утех, а другое закрывает от осуждающего гласа Господня. Известно, что изображение аспида украшало лоб фараонов как символ их царской вечной власти. (По одной версии Клеопатра дала ужалить себя именно аспиду; по другой – египетскую царицу укусила фантастическая змея – гипнал, от укуса которой человек засыпает и умирает во сне.)

Движемся по террариуму далее. Загадочные сепс и дипса; яд первого проникает в кости отравленного, а яд второй действует столь мгновенно, что лицо жертвы не успевает исказиться… Змея якул, прыгающая с дерева на проходящих мимо. Страницы рукописей и фронтоны храмов украшали изображения и самой ужасной из всех змей – эморриса, будто бы выжимавшего из людей всю кровь. В Аравии обитала змея-сирена, способная мчаться быстрее лошади. А вот боа-удав, обитающий в Италии (на самом деле это вполне реальный житель тропиков), передвигается за стадами и выдаивает коров…

Теперь посмотрим, во что «Бестиарии» превращают обыкновеннейшую гадюку-виперу, которую крестьянин мог наблюдать хоть ежедневно. Латинское название виперы авторы возводят к слову, обозначающему «насилие», ибо насилием сопровождается появление на свет ее потомства – «порождения ехиднина». Гадюка якобы беременеет через уста, но когда самец кладет голову в пасть самки, та откусывает ее. Дальше больше: у самки нет чрева, детеныши выходят на свет, прогрызая матери бока. Амвросий назвал гадюку-ехидну самым мерзким из живых существ – за похотливость и стремление к совокуплению со «зловредной» морской муреной. К античности и «Физиологу» восходят россказни о том, что змеи рождаются из спинного мозга трупов, что они лечатся от слепоты укропом, что живут несказанно долго и выживают, если у разрубленной твари остается возле головы хоть на два пальца плоти.

Есть еще амфисбена, у которой одна голова впереди, другая сзади. Амфисбена может двигаться в любом направлении, не поворачиваясь. Глаза ее, как верили, светятся подобно лампам, и это единственная из змей, которая переносит холод. А вот в Индии часто демонстрируют поразительную желтоватую змейку, известную под местным именем домунха (двуликая), у которой хвост копирует форму головы. Она даже может пятиться назад.

Пожалуй, нигде архаичный культ змеи не закрепился так широко и прочно, как в Индии. На индийском субконтиненте превращение змеи в культовое существо было закономерным явлением. В теплом климате пресмыкающиеся – неизбежные спутники человека в его повседневной жизни. Спутники сколь извечные, столь и опасные, но в то же время загадочные: стремительно движутся, хотя и без ног, пристально смотрят немигающим, гипнотизирующим взглядом, сбрасывают кожу, как бы обретая новую жизнь. Уважение к змее было присуще и древним ариям, которые пришли в Индию в середине II тысячелетия до н. э. В их канонической литературе, например, в книге жертвенных изречений, Яджурведе, есть упоминание о поклонении змеям.

В собрании ведических гимнов, Ригведе, бурное брожение божественного напитка-сомы сравнивается со змеей, стремительным рывком освобождающейся от старой кожи, а в Атхарваведе, сборнике магических заклинаний, говорится о том, что сброшенные кожи змей собирали, ибо им приписывалась чудодейственная сила. Сбрасывание змеей кожи стало излюбленной метафорой древнеиндийской литературы, часто используемой в случае, когда герой освобождается от греха, заклятья либо суровых оков земного существования.

Зменый яд успешно использовался врачами древнеиндийской системы медицины Аюрведы в составе лекарства для больных холерой, как средство против обезвоживания. Индийцы вообще стремятся избежать убийства змеи, особенно кобры, за исключением ситуаций очевидной угрозы для жизни. Это – рудимент архаичного табу на убийство племенами своих тотемных животных, к коим нередко принадлежала и змея. Вид убитой змеи расценивается как недобрая примета; впрочем, нежелательно внезапно повстречать на пути и живую, если человек собрался совершить какое-то серьезное дело. Если в дом повадилась кобра, суеверные индийцы этому не препятствуют, полагая, что в ее обличье появляется кто-то из умерших родственников, и ставят в виде угощения плошку с молоком. Бытует в Индии и масса других предрассудков, имеющих отношение к кобре.

К примеру, считается, что эти рептилии живут парами; и если уничтожают одну половину супружеской четы, то другая неизбежно явится, чтобы отомстить. Действительно, часто так и бывает, подобные случаи нередко упоминаются в индийской прессе. Но этому факту найдено рациональное объяснение: подвергшаяся физическому воздействию кобра непроизвольно выделяет пахучие вещества феромоны, которые привлекают других особей.

Главные персонажи змеиного пантеона известны под именами Ананта (Шеша), Васуки, Каркотака, Такшака. Богатое воображение людей наделило их недюжинной силой, мудростью, красотой и способностью принимать человеческое обличье. Во главе сонма змеиных духов стоит Шешнаг (он же Шеша, или Ананта), тысячеглавое мифическое существо, плавающее во вселенских водах. Оба имени – Шеша и Ананта – логически связаны. По преданию, в конце света, наступающем по окончании каждой из четырех юг (индуистских эр), огнем испепеляются все существа и в живых остается только Шеша-Ананта (шеша на санскрите – «остаток», ананта – «вечный», «не имеющий конца»). Не случайно индийский знак бесконечности – кобра, закусившая свой хвост. У этого мифического образа есть еще одно имя: Нагендра – повелитель кобр. Столь же часто в эпических произведениях упоминается Васуки. Его титул Сарпараджа – властелин змей (сарп на санскрите – «змея»). Васуки – правитель подземных миров.

Характерно, что не коварство, а мудрость, бессмертие, изящество и красота являются качествами, которыми чаще всего индийцы наделяют змеиные божества. Так, популярный у индийцев божок-пастушок Кришна выступает героем легенды, в которой рассказывается о его победе над змеем Калия, отравлявшим своим ядом воды реки Ямуны, на берегах которой Кришна вырос. В то же время, когда только что родившегося Кришну тайно переправляли ночью в бурю через ту же реку в надежное место, спасая от его злого дяди, раскрытый капюшон Шешнага прикрывал будущего народного героя от разбушевавшейся стихии. Положительные герои индийского эпоса – Баладева и Лакшман – считаются земными воплощениями Шешнага. Исключительно популярна в Индии легенда о пахтании Млечного океана богами и демонами с целью извлечь божественный нектар – амриту. В качестве веревки, приводившей в движение мутовку (гору Мандару), был использован великий змеиный бог Васуки. Не очень приметная роль, но, по меньшей мере, с пользой для сверхъестественного сообщества. Кстати, в процессе взбивания океана выделились не только искомый нектар, но еще и змеиный яд Васуки. Чтобы спасти других, яд вызвался выпить бог Шива, отчего у него потемнела шея. Отсюда один из эпитетов Шивы – Нилкантх, то есть «с синей шеей».

В Индии немало храмов, посвященных змеиным божествам. Встречаются они в Кашмирской долине, в некоторых долинах горного штата Химачал-Прадеш. Есть мнение, что храмы на севере Индии посвящены не столько кобре, сколько древним правителям династий, которые вели свою родословную от нагов (первоначально тотемных символов) и имели равный с богами статус. До пришествия мусульман в Южную Азию династии нагов правили от Кашмира до Кабула. Все эти наги, которые изображены в храмах и которым поклоняются индусы, имеют человеческий облик, но с трехголовым капюшоном, несколько напоминающим трезубец – один из символов власти в Индии. Наги, в противоположность небесным полубогам индусского пантеона – асурам, воспринимались как подземные жители. Их считали хранителями сокровищ, ибо драгоценные камни находятся в недрах земли, причем в горных районах. Скорее всего, именно этим объясняется распространение их культа в прохладном Гималайском регионе, где змеи, и уж тем более кобры, встречаются нечасто.

В Индии и поныне есть поистине поразительные примеры почитания змей. Например, на юге страны, в штате Керала, получила развитие оригинальная практика привлечения кобр в храмы и даже в святилища в частных домовладениях. Во двориках многих домов, если позволяет место, выделяется специальный уголок с угощениями для пресмыкающихся. Эта, на первый взгляд, странная практика имеет практическую сторону. Змеи – главные истребители грызунов, уничтожающих съестные припасы. К тому же крупные, размером с ондатру, крысы-бандикуты делают подкопы под неглубокие фундаменты сельских построек, что опасно, особенно в сезон проливных дождей. Получается, что благосостояние семьи обратно пропорционально числу грызунов и напрямую связано с присутствием кобр.

Человек прошел долгий путь – от религиозного поклонения змее до фотографий в зоопарке с живым пресмыкающимся на шее – на память… А человеческое воображение двигалось своим путем – от мирового змея как символа вселенной, обвившего планету кольцом и ждущего конца мира, чтобы поглотить ее, к заурядному «запечному змею», разновидности домового (был и такой у западных славян).

Но и сегодня людская фантазия не спешит отпускать змею восвояси.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.