Долой Сталина!

Долой Сталина!

Все полученные нами за последнее время письма свидетельствуют, что наиболее популярной поговоркой в партийных кругах, особенно в Москве, является «Долой Сталина». Понять происхождение этого узенького и коротенького лозунга не трудно. Но он все же явно несостоятелен. Персонально Сталин не существует: он не пишет, не говорит, не появляется даже на пленуме Коминтерна. Он живет как объединяющий миф бюрократии. Сталина мог бы с успехом заменить Молотов и даже Каганович: когда-то австрийского наместника Гайсслера[819] в Швейцарии заменяла для известных целей шляпа Гайсслера.

Недовольства и критики в партии очень много. Число оппозиционных группировок и оттенков непрерывно растет, оживают старые, казалось, совсем ликвидированные или совсем ликвидировавшие себя политические группы. Так всегда бывает на первых шагах политического кризиса. Эти явления оппозиционного характера будут в течение известного времени неизбежно расти. Левая оппозиция может оказаться даже на известное время отодвинута на второй план. Этого не надо пугаться. Политическая правота прокладывает себе дорогу в эпоху кризиса скорее, чем когда-либо. Необходимым условием для этого является организованное выступление самой левой оппозиции. Она должна поднять голос.

«Насквозь прогнившие осколки разбитых оппозиционных группировок», по выражению «Правды», «пытаются кое-где поднять голову». Ответ на это: бить вдвое по голове.

Самым тяжелым последствием иллюзий и разочарований первой пятилетки является пониженное настроение в рабочем классе. На «пессимизм» и «упадок духа» ссылаются все письма.

«В работе партийной организации, — пишет «Правда» по поводу Сталинградского тракторного завода, — нет сейчас такого большевистского огонька, той энергии, которая является обязательным условием успеха».

Откуда же ей быть? Было бы противно человеческой природе, если бы рабочие, встречающие вторую пятилетку среди тяжелых лишений, сохранили те чувства подъема, которые сопутствовали первым двум годам первой пятилетки. В политических настроениях пролетариата, наиболее закаленного и стойкого класса, тоже есть свои приливы и отливы. Но было бы в корне ложно рассматривать дело так, что русский пролетариат надолго, если не навсегда, израсходовал свой революционный исторический заряд, подобно тому как это происходило с буржуазией в буржуазных революциях. Буржуазия достигала своей цели. Продолжение революций могло направляться только против нее. Пролетариат не достиг своих целей. Перенапряжение сил и разочарование, несомненно, входят разлагающим элементом в его нынешнее состояние. Но можно сказать с уверенностью даже издалека, что тяжелее всего бьет по сознанию пролетариата чувство растерянности. В течение последних 9-ти лет он присутствовал все больше и больше в качестве зрителя при разгроме старого руководства, при сосредоточении всей власти в руках аппарата, при постепенной передвижке власти в верхние звенья аппарата, при сосредоточении всех познаний, качеств, авторитета, наконец, абсолютной непогрешимости, сперва в «ленинском ЦК», затем в одном Сталине. Последствия сталинского руководства налицо. Сам Сталин политически исчез. Все, кто еще говорят, говорят пока еще именем Сталина. Но они говорят только для того, чтобы ничего не сказать. Авангард пролетариата растерян; ко всяким новым планам и рецептам он склонен относиться с предвзятым недоверием.

Крупные факты, ясно поставленные задачи, конкретная и непосредственная опасность сразу показали бы, насколько велики силы советского пролетариата.

Крупнейшим фактом явилась бы, конечно, революция на Западе. Германия явно стоит на очереди. Саботаж сталинской бюрократии по отношению к германской революции является сейчас самым страшным из исторических преступлений. Ход немецких событий повелительно внушает нам ту мысль, что нельзя делать революционную политику в одной стране. Возрождение ВКП неразрывно связано с возрождением Коминтерна.

Но и наоборот, укрепление реакции в Германии и связанная с этим опасность империалистской войны против СССР может послужить непосредственным толчком к новому политическому подъему советского пролетариата. Наконец, фактически такое же действие могут оказать и итоги первой пятилетки, когда пробьет час окончательного подсчета.

Чтобы открыть в себе источники подспудной энергии, рабочим нужно разобраться, понять, проверить то, что произошло, уяснить себе причины и открыть просвет к будущему.

Именно здесь открывается историческая функция левой оппозиции.

В сущности, эта программа была достаточно конкретно намечена за последние два года в работах левой оппозиции, особенно в замечательной статье Х.Г. Раковского[820]. Он предупреждал против гонки и требовал продления плановых сроков. Результат известен: самому Раковскому срок ссылки во всяком случае продлили на три года.

Идет ли дело о разногласиях по существу или лишь о формулировке лозунга? Это определится тем скорее, чем точнее мы попытаемся схватить сущность вопроса.

В партии живут и борются три основные группировки: левая, центристская и правая. Между ними и вокруг них располагаются подфракции и оттенки. Имя Сталина является именем аппаратной фракции, которая сегодня еще господствует. Считаем ли мы нужным организованный разрыв с этой фракцией? И далее: считаем ли мы возможным призвать ее низвержение вооруженной рукой?

Политические лозунги надо сейчас ставить не в узких пределах «внутрипартийной дискуссии», а в широких рамках классовых группировок в стране. Для термидорианских сил лозунг «долой Сталина» есть только персональное выражение лозунга «долой большевиков».

Если бы левая оппозиция была сегодня так сильна, чтобы могла бы прямым натиском пролетарского авангарда ликвидировать диктатуру бюрократии, лозунг «долой Сталина» имел бы вполне определенное значение: реформа партийного режима под руководством большевиков-ленинцев. Именно в этом «пропагандистском» смысле мы писали в открытом письме ЦИКу, что пора выполнить завет Ленина и «убрать Сталина»[821].

Но оппозиция сегодня не может непосредственно претендовать сменить собою сталинскую фракцию и обеспечить реформу партии и Советов. Впереди возможны разные варианты. Напор термидорианских сил уже в близком будущем может принять такой характер, что мы окажемся в общем фронте со сталинцами и даже со значительной частью правого крыла партии. В этих условиях мыслит, например, коалиционный ЦК как временное орудие для возрождения партии.

Совсем не исключена возможность того, что сталинская верхушка, и Сталин в том числе, не захотят или не сумеют в нужный момент отделиться от термидорианских сил, наоборот, временно возглавят их в интересах самосохранения. В этих условиях лозунг «долой Сталина» означал бы лозунг прямой борьбы против сил термидора.

/На прошлом мы не ставим креста. Мы ничего не забыли и кое-чему научились. Но мы всегда готовы открыть кредит будущему. Мы всегда готовы идти на соглашения во имя вполне определенных задач, если такое соглашение способно ускорить радикальную реформу и снизить ее накладные расходы./[822]

Лозунг «долой Сталина», который выдвинут будто бы новой оппозицией, мы считаем неправильным, ибо двусмысленным[823]. С одной стороны, он может быть истолкован в духе французской поговорки: «Встань-ка, чтобы я сел на твое место». С другой стороны, он может быть истолкован как лозунг разгрома сталинской фракции, изгнания ее членов из партии и пр. Ни то ни другое не составляет нашей цели. Нам нужно изменение партийного режима в качестве предпосылки капитальной реформы рабочего государства. Мы меньше всего зарекаемся от сотрудничества со сталинской группировкой. Мы не сомневаемся, что и правые выделят из своей среды немало элементов, которые займут свое место, встанут по нашу сторону баррикады. Нынешние группировки, благодаря характеру режима, имеют в смысле личного состава зачаточный, черновой и притом крайне узкий характер. Подлинная политическая дифференциация целиком впереди.

Левая оппозиция не связывает себе рук воспоминаниями о вчерашнем дне и старыми кондуитными списками[824]. Ничего не забывая, она открывает пути к будущему.

Как быстро развернутся ближайшие события, мы отсюда, издалека, предсказывать не будем. Да вряд ли и вблизи возможны такие предсказания. Они вообще чрезвычайно затруднены, если не исключены самым характером кризиса, который политически все больше принимает форму открытого конфликта между бюрократией и тем классом, который ее выдвинул.

Не будем сейчас гадать, какой из вариантов более вероятен и более близок. На одних гаданиях, как бы они ни были сами по себе обоснованны, нельзя построить политику. Нужно иметь в виду разные тактические варианты.

Верно, что лозунг «долой Сталина» сейчас очень популярен не только в партии, но и далеко за ее пределами. В этом можно видеть выгоду лозунга, но в этом же, несомненно, и его опасность. Принимать покровительственную окраску, политически растворяться во всеобщем недовольстве сталинским режимом мы не можем, не хотим и не должны.

1932 г.