Глава 16 Конец мечты

К июню 1522 года султан Сулейман был готов. Большая часть его флота собралась в Константинополе (согласно одной из хроник – 700 кораблей), и армии уже двигались через Малую Азию. Погрузка войск на корабли снова осуществлялась в Мармарисе. Вскоре от дозорных оборонительной системы рыцарей с Додеканских островов, где были сторожевые башни, начали поступать сообщения. Одна из передовых групп попыталась напасть на остров Кос и получила яростный отпор, однако ничто не могло остановить главные силы, которые уже двигались к Родосу. Их возглавил сам султан и его родственник Мустафа-паша. 26 июня группа из 30 турецких кораблей была замечена с Родоса. За ними шли главные силы – под грохот барабанов, визг труб, свистки боцманов, крики и свист плетей надсмотрщиков. Флотом командовал корсар Кортоглу, тот самый, который пытался захватить Л’Иль-Адама по пути из Франции на Родос. Тем временем еще один флот шел из Сирии.

Общее число воинов, собранных султаном для нападения на Родос, составило около 200 000 человек. Однако, как и с данными о предыдущей осаде, необходимо учесть естественную склонность людей к преувеличениям. Но в любом случае это была огромная сила, тем более если учесть, как мал остров Родос. Защитников было не более 1500 человек – наемников и родосцев. Ими командовали 500 (или около того) рыцарей и сержантов. Им помогали все жители. Защитники находились в подавляющем меньшинстве, которое отчасти компенсировалось бастионами и рвами, эскарпами и контрэскарпами, угловыми башнями и массивными стенами. Было подсчитано, что у ордена достаточно запасов, продовольствия и оружия, чтобы держаться на острове в течение года. Если защитники сумеют продержаться до зимы, возможно, холода и дожди вызовут болезни в лагере султана, а эгейские ветры справятся с кораблями.

Султан доставил к острову большое количество самых разных пушек и, что еще хуже, тысячи обученных минеров. Если Родос не падет под обстрелом пушек, в дело вступят саперы и мины.

Главные силы начали высадку в заливе Калитеи, под горой Филеремос, что к югу от города. 28 июня на берег сошел сам султан в сопровождении отборного отряда янычар. По крикам и оглушительному грохоту барабанов гарнизон и все горожане Родоса поняли, что осада вот-вот начнется. До этого уже было несколько незначительных столкновений и сильный, хотя и не слишком эффективный обстрел участков лангов Англии, Прованса и Арагона. Турки сосредоточились вокруг города, окружив его, словно полумесяц ислама. К городу прибывали все новые и новые пушки, огромные бомбарды, способные выстреливать ядра девяти футов в окружности, сдвоенные пушки, мортиры, а также многочисленные орудия меньших размеров. Под прикрытием огня турки начали возводить напротив башни Арагона земляное сооружение, чтобы затащить наверх пушку, из которой можно будет вести огонь непосредственно по городу. Башня Святого Николая, стоящая в конце мола, во время предыдущей осады приняла на себя основной удар. Она снова оказалась под сильным огнем, но теперь была полностью реконструирована, став практически неприступной. Весь август, пока осаждающие и осажденные изнемогали от жары, продолжались артиллерийские дуэли. Турки не жалели ядер, стремясь во что бы то ни стало сокрушить мрачные стены, над которыми развевалось знамя святого Иоанна.

Обе стороны несли тяжелые потери, но потери турок были больше, поскольку их позиции были более открытыми. Артиллеристы Родоса вели обстрел через бойницы, сея хаос среди турок.

Тем не менее в конце августа в стенах начали появляться проломы. Искусство фортификации значительно усовершенствовалось после 1480 года, но вместе с тем большой шаг вперед сделали и литейщики пушек и артиллеристы. Несмотря на блокаду, поддерживаемую Кортоглу, корабль из Европы сумел проскользнуть в гавань, доставив припасы, некоторое количество солдат и четырех рыцарей ордена. Султан, обозленный неудачей корсара, велел бить его дубинками на борту собственного судна. Находясь на службе у великого турка, не рекомендуется терпеть неудачи.

На протяжении всей осады Л’Иль-Адаму помогало то, что он привлек на службу одного из самых блестящих военных инженеров своего времени Габриеле Тадини. Благодаря Тадини были построены ретраншементы в стенах. Он же следил за турецкими саперами и минерами, которые неустанно вели подкопы под стены и закладывали в них заряды, и успевал принять контрмеры. В начале сентября турки добились успеха. Им удалось взорвать мину под бастионом Англии и проделать в стене брешь шириной более тридцати футов. Турки немедленно пошли в атаку, прошли по дымящимся руинам и установили свой флаг на стене. Англичане контратаковали. Сам великий магистр вместе с Тадини приняли участие в бою. Турки начали слабеть. Мустафа-паша, явившийся со второй волной, силой своей личности, титула и меча, который он использовал с большой активностью, заставил их вернуться. Бой на разрушенном бастионе длился два часа, и турки в конце концов поддались. Они бежали в свои траншеи, оставив вдоль стены горы тел раненых и убитых. У рыцарей было трое убитых, количество же раненых и убитых солдат осталось неизвестным. Это был пока самый опасный момент осады.

На протяжении всего сентября непрерывно велись обстрелы, минирование и разминирование. Родос, словно дымящийся вулкан, возвышался над неспокойным Эгейским морем. Опыт и изобретательность Тадини снова и снова расстраивали планы врагов, которые взрывались в темных тоннелях, когда срабатывали заложенные им контрмины. Среди многочисленных изобретений и новых техник, использованных Тадини, следует отметить особый прибор, позволяющий определить присутствие вражеских минеров. Это было своего рода подслушивающее устройство, которое при помощи натянутой пергаментной мембраны могло услышать любой звук под землей. Когда звук был обнаружен, подавался сигнал – звонили миниатюрные колокольчики. Во время второго месяца осады в городе был выявлен вражеский лазутчик. Принявший христианство еврейский доктор в госпитале был пойман, когда он пытался передать записку туркам. Под пытками он признался, что регулярно передавал туркам информацию еще даже до начала осады. Его повесили, утопили и четвертовали.

На рассвете 24 сентября начался первый большой штурм на участках Арагона, Англии, Италии и Прованса. После сильного обстрела атакующие устремились на этот полукруг родосских оборонительных сооружений. Первым пал участок Арагона, на который пришелся главный удар янычар. Они пошли на штурм, и вскоре их флаги уже развевались в наполненном дымом воздухе. Люди, хваставшиеся, что «тело янычара – это всего лишь ступенька для его брата, чтобы проникнуть в пролом», доказали на этом, как и на многих других полях сражений, что они истинные «сыны султана». Тем не менее, несмотря на их фанатичную отвагу, пушки Оверни остановили их, после чего им в тыл ударил отряд, которым командовал рыцарь Жак де Бурбон. Его хроника осады была опубликована четырьмя годами позже.

Сулейман, как Ксеркс при Саламине, велел поставить свой трон на высокую платформу, чтобы он мог видеть каждый момент этого дня великого триумфа. И опять-таки, как Ксерксу, ему пришлось испытать разочарование. Сражение, которое шло у выбранных участков стен, пошло на спад. Свое дело сделали греческий огонь, ядра и осколки, но главное – непокорные, одетые в броню люди, которые были везде в гуще боя. Л’Иль-Адам неизменно появлялся там, где, казалось, защитники начинали слабеть. С ним всегда был знаменосец. Хотя это лишь привлекало внимание турок к одному человеку, которого они больше всего хотели видеть мертвым, казалось, великого магистра защищает кто-то свыше. Натиск турок все слабел, и через некоторое время их орды стали медленно отступать к своим траншеям.

Разъяренный неудачей Сулейман приговорил Мустафу к смерти. Главный визирь вступился за военачальника и тоже был приговорен. Только просьбы всех командиров, доказывавших, что такое действо лишь поможет христианам, поскольку лишит армию двух главных лидеров, заставили Сулеймана с неохотой отказаться от своего решения. Потери обеих сторон в тот день были очень велики. Но численность турок многократно превосходила христиан, и они могли позволить себе большие потери. А рыцари – нет. Турецкая тактика парового катка начала делать свое дело. Железные люди медленно, но верно слабели. Уже двести защитников погибли, примерно столько же было раненых. Рыцари не ждали помощи из Европы. Хотя они не знали, но единственное судно, которое ушло на Родос, затонуло в Бискайском заливе вместе со всеми, кто был на борту. Отправленное из Англии в октябре под командованием фра Томаса Ньюпорта, оно могло сыграть решающую роль, если бы дошло до места назначения.

В октябре, пока турки продолжали изматывать гарнизон, произошло два важных события. Первое и самое серьезное для защитников – был выведен из строя Габриеле Тадини. Он получил ранение в голову и, хотя оно было не смертельным, был вынужден провести шесть недель в госпитале. Это было как раз в тот момент, когда турки удвоили усилия по минированию, поэтому ранение Тадини было тяжелым ударом по защитникам. Второе событие оказалось намного более пагубным. Было раскрыто предательство в рядах рыцарей. Был пойман находившийся на службе у канцлера Андреа д’Амараля португалец в момент, когда отправлял записку в лагерь турок. В ней содержалась информация о катастрофическом состоянии оборонительных сооружений и было сказано, что, если турки не снимут осаду еще какое-то время, Родос падет. Под пытками этот человек признался, что это не первое его сообщение врагу. Он постоянно поддерживал связь с турками на протяжении всей осады и даже раньше. Затем он сообщил самое страшное: оказывается, он делал это не для себя, а по наущению своего хозяина Андреа д’Амараля, пилиера Кастилии и великого канцлера!

Осуждение и казнь Андреа д’Амараля вызвали бесконечные противоречивые толки среди историков, изучающих историю ордена. Д’Амараль был высокомерным и в высшей степени непопулярным человеком. Было известно, что он терпеть не мог Л’Иль-Адама, причем не только из-за их спора при Лаяццо, а потому, что сам рассчитывал стать великим магистром. Это, естественно, озлобило его, но неужели настолько, что он решился предать орден? Истину мы уже не узнаем. Д’Амараля судили и вздернули на дыбу. Он ничего не сказал в свою защиту, но и не сделал никакого признания. Некоторые рыцари выдвинули против него обвинение. Один из них слышал, как после избрания Л’Иль-Адама д’Амараль сказал: «Он будет последним великим магистром на Родосе». Само по себе это может означать лишь то, что д’Амараль был пессимистом и считал, что Родос непременно падет. Португалец сохранил надменность и гордость до самого конца, отказавшись даже от исповеди. Л’Иль-Адаму были предъявлены убедительные доказательства вины д’Амараля. Он писал своему племяннику, маршалу Франции: «Должен сказать тебе, племянник, что я воевал не только с турками, но и с одним из самых важных членов совета, который из зависти и жажды власти давно пытался сдать город туркам».

Погода стала дождливой и холодной, насыпи были скользкими от грязи. Некогда блестящий город Родос стоял в руинах и запустении. Турки в окопах и палатках были не в лучшем положении, чем защитники. Пока сохранялась надежда, что, если защитники продержатся еще немного, враг уйдет. Прибытие одного или двух снабженческих судов, доставивших несколько человек, но достаточное количество свежих продуктов и вина, взбодрило людей. В декабре турки начали предлагать рыцарям весьма выгодные условия, если они согласятся сдать город, что вызвало разногласия среди защитников: большинство жителей Родоса были измотаны долгой осадой, даже некоторые рыцари считали необходимым принять условия.

Л’Иль-Адам был непреклонен. Он был представителем старого крестоносного духа: лучше все погибнут и будут погребены под руинами, чем орден святого Иоанна пойдет на компромисс с мусульманами. Но суть в том, что орден нередко и шел на компромисс с ними, торговал и поддерживал вполне разумные отношения. В конце концов, когда родосцы заявили, что сами заключат соглашение с турками, если этого не сделают рыцари, сторонники мира победили.

Накануне Рождества султан Сулейман дал ясно понять великому магистру, что предлагает ему выгодный мир. Рыцари и все жители Родоса, которые пожелают к ним присоединиться, могут свободно покинуть город. Он отдавал должное потрясающему сопротивлению, которое они оказали, и даже выразил готовность обеспечить рыцарей кораблями, если их собственный флот сильно поврежден, чтобы выйти в море, или его недостаточно.

26 декабря Л’Иль-Адам, который уже имел две предварительные беседы с султаном, прибыл, чтобы объявить о капитуляции. Говорят, Сулейман принял его любезно и с большим уважением, и нет никаких оснований полагать, что он поступил иначе. Говорят, он сказал своему визирю Ибрагиму-паше: «Мне грустно, что я вынужден заставить этого храброго старого человека покинуть свой дом». Возможно, так и было. В те дни, как и при Саладине, дух рыцарства и учтивости еще мог придать лоск грубости войны.

Невозможно не удивляться тому, что горстка людей могла так долго держаться против армии, которую бросил против них султан. Нельзя не отдать должное и военным инженерам, которые возвели стены и валы, остатки которых до сей поры можно видеть на Средиземноморье. Жители Родоса были храбры и на суше, и на море (что они доказали в другой известной осаде, когда нанесли поражение Деметрию Полиоркету в IV веке до н. э.).

Факт не вызывает сомнений: каким бы героическим ни было сопротивление, какими бы отважными ни были люди, у рыцарей больше не было дома. Больше двух веков они жили на Родосе. Они украсили остров городскими постройками, виллами и охотничьими домиками, садами, дорогами, гаванями и высокими башнями. Теперь все это принадлежало султану.