Поход земского войска на Москву
Уже тогда, когда из Ярославля только выходили основные силы ополчения, к Москве приближались его передовые конные полки.
Первым полком (более тысячи человек) командовали воеводы Михаил Самсонович Дмитриев и Федор Васильевич Левашов. Этот полк должен был, не приближаясь к войскам Трубецкого и Заруцкого, поставить себе острожек (укрепленный лагерь) между Петровскими и Дмитровскими воротами. Вторым полком (700 всадников) командовали Дмитрий Петрович Лопата-Пожарский и дьяк Семен Самсонов. Этому полку Пожарский приказал стать возле Тверских и Никитских ворот.
Была конкретная причина спешить к Москве: требовалось спасти от казацкой расправы тех дворян и детей боярских, что еще оставались в Первом ополчении. В свое время «украинные города» (юго-запад страны) направили под Москву своих ратных людей. Теперь они стояли в Никитском остроге под Москвой, постоянно подвергаясь оскорблениям и угрозам со стороны казаков Заруцкого. Отсюда к Пожарскому в Ярославль приехали дворяне Кондырев и Бегичев — просить, чтобы Второе ополчение спасло их от казаков, искавших подходящую жертву для утоления своей злобы — раз уж провалился их план ворваться в Москву и славно ее ограбить.
Некоторые дорогобужские дворяне лично знали Кондырева и Бегичева, но теперь едва узнали их — столь жалко они выглядели. Пожарский дал им деньги, новую одежду и отправил назад с радостным известием, что ополчение выступает. Когда Заруцкий узнал, с какими новостями возвращаются Кондырев и Бегичев, он приказал убить их. Этим двоим удалось скрыться в полку М. С. Дмитриева, остальные воины разбежались из Никитского острога кто куда смог.
После этого Заруцкий решил преградить путь Второму ополчению. Он отправил две тысячи казаков на перехват полка Лопаты-Пожарского. Однако после короткого боя дворянская конница разогнала «воровских» казаков.
Одновременно Заруцкий вступил в переговоры с Ходкевичем, войско которого остановилось у села Рогачево. Но когда об этом стало известно всем, произошло массовое возмущение и Заруцкому с 2500 казаками пришлось в ночь на 28 июля бежать в Коломну.
Гетман Ходкевич подошел к Москве, однако атаковать позиции Первого ополчения не стал. В свою очередь Трубецкой с казаками тихо сидели в своих острожках, наблюдая за входом войск Ходкевича в Москву. Гетман сумел по пути собрать достаточно провианта и теперь лишь произвел замену польско-литовско-немецкого гарнизона в Кремле и в Китай-городе.
Александр Корвин-Гонсевский со своим отрядом покинул Москву вместо него начальником гарнизона стал полковник Николай Струсь. Отныне его отряд и оставшийся от первого состава полк мозырского хоружего Осипа Будзилы отбивали вылазки казаков. Гонсевскому сильно повезло: он не только уцелел, но и вернулся домой богатым человеком. Сменщикам не досталось ничего хорошего, лишь страдания и бесславная гибель. Но в жизни чаще всего так и бывает: за деяния одних отвечать приходится другим.
* * *
Как уже сказано выше словами Конрада Буссова, Гонсевский и его люди сильно обогатились после подавления московского восстания в марте 1611 года. Кроме того, под видом боярского залога — в счет жалованья за службу своим воинам — он забрал немало драгоценностей из царской сокровищницы: иконы в богатых золотых окладах, украшенные самоцветами, сундучки с отборным жемчугом, дорогое оружие, меха, ковры, отрезы дорогих тканей и многое другое. Кстати, Гонсевский платил солдатам огромное жалованье, до 300 рублей в месяц. В прежние времена в Москве столько платили думным боярам в год! Взятые в счет жалованья драгоценности Гонсевский, по договору с боярами, не имел права никуда вывозить, но он пренебрег этим договором и, по сути дела, просто украл сокровища, а затем разделил их между своими воинами.
Гонсевский взята еще и царские регалии: царский посох, короны Бориса Годунова и Лже-Дмитрия I. Корону царя Бориса украшали два огромных сапфира — лазурный и синий, а также алмазы, рубины и жемчуг. На короне первого Самозванца красовался алмаз необыкновенной величины и чистоты. Прихватил он и золотого единорога, обладание которым, по преданию, приносило удачу, а также литую серебряную печать Василия Шуйского. Шляхтичи взяли из государевой казны — якобы для устроения походного костёла — золотую статую Христа, но на самом деле раскололи ее на части и поделили между собой. Московские бояре не только не мешали грабежу, но и сами принимали посильное участие в нем. Казенный приказ часто устраивал распродажи «царской рухляди», многие купили дорогие вещи за бесценок.
* * *
От Ростова Великого через Переяславль-Залесский ополчение 14 августа подошло к Троице-Сергиеву монастырю. Оно стало лагерем между монастырем и Климентьевской слободой. В тот же день Пожарскому донесли, что большой отряд литвинов и запорожских казаков объявился на севере вблизи Белого озера. Этот отряд не подчинялся ни гетману Ходкевичу ни королю Сигизмунду, а представлял собой частную армию очередного «полевого командира», то есть, большую банду грабителей.
Белозерск, Каргополь и Устюжна уже несколько месяцев как признали власть ярославского правительства. На защиту северных земель Пожарскому отправил отряд из 700 конных и пеших ратников во главе с воеводой Григорием Образцовым. Но он опоздал: бандиты захватили и разграбили город Белозерск. Оттуда литвины и запорожцы двинулись к Кирилло-Белозерскому монастырю, но были отбиты. Зато 22 сентября им удалось внезапным налетом захватить Вологду.
* * *
Вечером 18 августа войско Пожарского, не дойдя пяти верст до Москвы, стало на ночлег в поле. В течение ночи Трубецкой дважды посылал гонцов к Пожарскому с предложением приехать к нему для переговоров. Но он лаконично отвечал: «Отнюдь не бывать тому, чтоб нам стоять вместе с казаками».
Следующим утром (19 августа) Второе ополчение подошло ближе к Москве и заняло позиции восточнее Новодевичьего монастыря, на левом берегу Москва-реки.
Войска, оставшиеся в Первом ополчении после ухода казаков Заруцкого и бегства ратников из украинных городов, в это время насчитывали примерно четыре тысячи человек. Один казацкий табор (около тысячи человек) располагался возле Яузских ворот; табор поменьше (до 500 человек) — к северу от него, за рекой Яузой.
Сам Трубецкой стоял в Замоскворечье, в районе Крымского двора (ныне это Октябрьская площадь), у него было две с половиной тысячи казаков. У Пожарского было до 10 тысяч воинов, включая прибывшие раньше полки Лопаты и Дмитриева. Днем Трубецкой приехал к Пожарскому и лично просил Дмитрия Михайловича встать всем вместе, но услышал прежний ответ: «Отнюдь нам вместе с казаками не стаивать». Однако Пожарский понимал, что если Ходкевич нанесет главный удар в направлении Крымского двора, то казаки долго не продержатся. Поэтому он приказал 500 конным дворянам переправиться на правый берег Москвы-реки и занять позицию неподалеку от казацкого табора.
Вечером 21 августа войско гетмана Ходкевича (12 тысяч человек) появилось на Поклонной горе. Оно состояло из литвинских и польских конных шляхтичей, запорожских казаков, венгерской и немецкой наемной пехоты.