Царство террора

Описывая Ливонскую войну, мы уже приводили ряд свидетельств о зверствах, которые чинили воеводы и ратники Ивана IV в Ливонии и Литве. Но все это происходило за пределами Московского государства. Между тем, по единодушному мнению классиков русской исторической мысли (Карамзина, Ключевского, Платонова, Соловьева и других) главной причиной тех страшных бедствий, что обрушились на Московское государство в «Смутное время», был царь Иван IV. Именно он учинил разорение своей страны, сопоставимое по последствиям с нашествием Батыя, именно он посеял ужасное смятение в душах соотечественников.

Психопат-садист на троне

Давно уже стал общим местом рассказ о том, как формировался характер великого князя Ивана Васильевича, в 8 лет оставшегося полным сиротой — без родителей, без дедушек и бабушек, братьев и сестер, дядей и тетей. К тому же само его происхождение было незаконным, ведь связь Елены Глинской с Иваном Овчиной не осталась секретом.[148] Далеко не случайно юный Иван приказал посадить на кол Федора, сына Ивана Овчины, а его племянника, князя Ивана Дорогобужского — обезглавить.

Но, если история детства Ивана что-то и объясняет, она не может служить оправданием его зверств, безумной внутренней и внешней политики. Скорее, вся деятельность Ивана «Ужасного» (именно так его всегда называли в Европе — «Ivan Terrible») служит жутким примером того, чем плохи деспотические режимы.

Царь Иван прежде всего был психически ненормальным человеком. Как сказал бы современный психиатр, он представлял собой ярко выраженный тип психопата-эпилептоида, а ведущей чертой его личности являлся садизм.[149]

Князь Андрей Курбский, близко знавший Ивана с подросткового возраста, так писал об его отроческих и юношеских годах:

«Егдаже начал приходити в возраст, аки лет в дванадесят (12 лет) начал первее безсловесных (животных) крови проливати, с стремнин высоких мечуще их, с крылец, або с теремов, також и иныя многая неподобныя дела творити»…

Первое убийство по его приказу было совершено 29 декабря 1543 года. В тот день 13-летний Иван приказал схватить и обезглавить князя Андрея Михайловича Шуйского, что немедленно исполнили придворные псари. Далее Иван мучал и убивал людей из-за любого пустяка. Вот несколько примеров. В сентябре 1545 года он приказал отрезать язык боярину Афанасию Бутурлину за якобы «невежливое слово». Примерно тогда же он приказал отрубить голову своему сверстнику, князю Михаилу Трубецкому, с которым поссорился во время игры.

«В мае 1546 года, когда Ивану было 16 лет, он выехал погулять за город. Там он случайно встретился с отрядом новгородских пищальников. Используя случай, те попытались на что-то ему пожаловаться. Но Иван не захотел вникать в суть дела, а вместо этого приказал своим слугам прогнать их. В ответ возмущенные пищальники стали бросать в царских посланников своими шапками и комьями грязи. Разгневавшись таким «бунтом», Иван поручил дьяку Василию Захарову «разобраться». Тот на следующий день сообщил ему (как отметил летописец — ложно), что, дескать, пищальников «подучили» бояре — князь Кубенский, а также князья Василий и Федор Воронцовы. Расправа с «виновными» произошла немедленно, всем трем отрубили головы».

Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 4, с. 25

Как-то на пиру (примерно в 1562–63 гг.) царь Иван подозвал к себе князя Репнина и надел ему налицо маску шута. Князь сорвал ее и гордо заявил: «Что бы я, боярин, стал так безумствовать и бесчинствовать». Этого оказалось достаточно. Через несколько дней его убили прямо в церкви, во время ночной службы. Та же судьба постигла вместе с ним князя Юрия Кашинского, убитого на паперти той же церкви.

Немецкий дворянин А. Шлихтинг из Померании во время Ливонской войны пробыл 7 лет в плену в Москве. В своих записках он писал:

«Привычка к человекоубийствам является у него (царя) ежедневной. Именно, как только рассветает, на всех кварталах и улицах города появляются прислужники опричнины или убийцы. И всех, кого поймают из тех, кого тиран приказал им убить, тотчас рассекают на куски, так что почти на каждой улице можно видеть трех, четырех, а иногда даже больше рассеченных людей, и город весьма наполнен трупами».

История России с древнейших времен…, с. 377

Приведем еще одну цитату, из исследования современных российских авторов:

«Многие вещи… просто выходят за пределы понимания психически нормального человека. Когда боярина сажают на кол и он умирает больше пятнадцати часов, а на его глазах насилуют его мать. Когда человека на глазах жены и пятнадцатилетней дочери обливают кипятком и ледяной водой попеременно, пока кожа не сходит чулком. Когда Висковатого разрубают, как тушу… Впрочем, продолжать можно долго.

Психически нормальному человеку трудно понять, как можно пировать под крики людей, пожираемых в яме специально прикормленным человечиной медведем-людоедом. Трудно понять садисткую игру с женами и дочерьми казненных, которых то пугали, то давали тень надежды, постепенно доводя до безумия».

Бушков А. А., Буровский А. М. Россия, которой не было. М., 2000, с. 10

Беспредельная жестокость органично уживалась в Иване с патологической трусостью. Будучи человеком неглупым, он понимал, что доведенные до крайности поддан иные могут восстать против него. Поэтому в 1582 году, сватаясь к Марии Гастингс, племяннице английской королевы Елизаветы, заодно просил королеву дать ему убежище в том случае, если он будет изгнан из своей страны. Но к счастью для тирана, он повелевал бессловесными холопами, неспособными ни на какое сопротивление.

Лишь в 1584 году, после того как Иван истребил десятки тысяч людей, его отравили мышьяком придворные (факт отравления доказала в наши дни судебно-медицинская экспертиза скелета царя).

Опричнина

О столь ужасном явлении в русской истории как опричнина написано немало. В нашу задачу совершенно не входит ее исследование. Поэтому ограничимся тем, что приведем мнения нескольких авторитетных историков. Начнем с Льва Гумилева:

«Задачей опричников было «изводить государеву измену», причем определять «измену» должны были те же самые опричники. Таким образом, они могли убить любого человека, объявив его изменником. Одного обвинения было совершенно достаточно для того, чтобы привести в исполнение любой приговор, подвергнуть любому наказанию. Самыми «мягкими» из наказаний были обезглавливание и повешение, но, кроме того, опричники жгли на кострах, четвертовали, сдирали с людей кожу, замораживали на снегу, травили псами, сажали на кол…

При подобных «мероприятиях» погибло множество бояр, но самое важное (на это обратили внимание современные историки, в отличие от историков XIX века), что также страдали и простые люди: приказные, посадские, крестьяне. Опричники, казня боярина, вырезали и его дворовых, крестьян же забирали себе и переводили их на собственные земли.

В результате опричнины создалась та совершенно невыносимая обстановка, о которой хорошо сказал граф А. К. Толстой:

Звон медный несется, гудит над Москвой;

Царь смирной одежде трезвонит;

Зовет ли обратно он прежний покой Иль совесть навеки хоронит?

Но часто и мерно он в колокол бьет,

И звону внимает московский народ,

И молится, полный боязни,

Чтоб день миновался без казни.

В ответ властелину гудят терема,

Звонит с ним и Вяземский лютый,

Звонит всей опрични кромешная тьма,

И Васька Грязной, и Малюта,

И тут же, гордяся своею красой,

С девичьей улыбкой, с змеиной душой,

Любимец звонит Иоаннов,

Отверженный Богом Басманов.[150]

Итак, главным содержанием опричнины стали совершенно беспрецедентные и бессмысленные убийства ради убийств…

Старинное русское слово «опричь», то есть «кроме», дало современникам повод называть соратников Грозного кромешниками, а слово это имело вполне определенный натурфилософский смысл… В представлении христианина существует понятие ада — места мучений грешников. Ад — «тьма кромешная». Как мы бы сказали сегодня, это пустота, вакуум, в котором нет и не может быть ничего материального, «тварного». В те времена это называли «небытие», считая его самой сутью зла. Значит, кромешники — это люди, одержимые ненавистью к миру, слуги метафизического абсолютного зла. Как видим, наши предки хорошо умели осмысливать суть вещей».

Гумилев Л. Н. От Руси к России, с. 225–226

Первым назвал опричников «кромешниками» князь Андрей Курбский. Этот мрачный каламбур наводил его читателей и слушателей на ассоциации с «тьмой кромешной», господствовавшей в аду. Следовательно, опричники сравнивались с «адовым воинством». Как уже говорилось, советские «партийные историки», по прямому указанию Сталина, старательно выискивали в страшных деяниях царя Ивана некий высший смысл.

Например, называли массовый террор методом «форсированной централизации государства без достаточных экономических и социальных предпосылок», средством компенсации «слабости власти» за счет системы репрессий и т. д. Иными словами, невольно проводили параллели между XVI веком и сталинскими репрессиями 1930-х годов.

Бросается в глаза то, что при всех обстоятельствах жертвами террора царя Ивана становились в первую очередь те, кто был носителем хоть какой-то (пусть микроскопической) самостоятельности и свободы. Так, Нечволодов писал:

«Опричнина была учреждена им (царем Иваном) в целях ведения строго продуманной и беспощадной борьбы с боярством, сохранившим свои старые удельные притязания. Борьба эта имела задачей совершенно уничтожить родовитое боярство и заменить его «дворянством», сословием служилых людей, награждаемых государем исключительно за их верную службу…

Вернейшее средство сломить силу боярства заключалось, конечно, в сведении его с тех обширных земельных владений, которыми обладали бывшие потомки удельных князей, и притом обладали почти как независимые государи, имея свой двор, многочисленных вооруженных воинов (иногда в несколько тысяч человек) и большое количество подданных слуг, которых они жаловали и наказывали по своему усмотрению, мало считаясь с московским законодательством, обязательным для служилых помещиков и прочего тяглового люда…

Опричнина захватила как раз те местности, где были когда-то расположены владения удельных князей, землями которых обладали теперь их потомки бояре-княжата…

Кроме того, в состав опричнины постепенно перешли: Поморье, т. е. все обширные северные земли до Белого моря, а также города, лежащие на важнейших путях из Москвы: в направлении к Балтийскому морю — Старая Русса с торговой стороной Великого Новгорода; Можайск и Вязьма — по дороге в Смоленск и Литву; Волхов и Карачев, также на дороге к Литве; и наконец среднее течение Волги от Ярославля до Балахны. Таким образом, опричнина захватила все важнейшие части государства в свои руки, оставив Земщине только окраины.

Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 4, с. 138–139

Современный российский историк А. М. Буровский метко назвал политику опричного террора «удавлением европейских элементов на Руси». Вот что он пишет:

«Земли в опричнину выделены очень не случайно. Это земли, имеющие с Литвой, с остальной Европой, во-первых, устойчивые экономические и культурные связи. Во-вторых, в которых медленно, но шел процесс складывания элементов общества, во многом подобных европейским…

Опричный террор был направлен против трех категорий населения:

1) Против «старого боярства», которое блюло традиции времен Киева и Новгорода и выступало за автономию земель от верховной власти;

2) Против тех служилых людей и бояр, которые хотели в Московии западного, шляхетского устройства;

3) Против всех элементов общества, которые существовали независимо от власти — как хотя бы лично свободные крестьяне».

Бушков А. А., Буровский А. М. Цит. Соч., с. 343

Опричнина была учреждена указом царя в феврале 1565 года. Официально он ликвидировал ее в начале лета 1572 года, однако продолжал действовать «опричными методами» вплоть до конца своей жизни.

Поначалу он выбрал в опричнину ровно одну тысячу человек из людей разного звания, а для содержания их и своего двора выделил свыше 20 городов и несколько улиц в Москве. Остальная часть государства составила Земщину, управление которой царь поручил боярской думе во главе с князьями Мстиславским и Вельским. Поселившись в Александровской слободе, Иван стал вести странный образ жизни. Он устроил там как бы «монастырь наоборот», в котором сам играл роль игумена, князь Афанасий Вяземский — келаря, Григорий Вельский (Малюта) — пономаря. 300 же опричников из тысячи составили монашескую братию, они носили поверх своего платья черные рясы, а на головах — тафьи. Утром и вечером царь и 300 монахов-воинов истово молились. День Иван посвящал, в основном, пыткам и казням.

Какая-либо «самодеятельность» в опричном терроре была исключена. От начала и до конца мобильные подразделения этих палачей действовали только на основании прямых приказов царя. По этому поводу крупнейший российский исследователь опричнины Р. Г. Скрынников пишет:

«Как свидетельствуют очевидцы, царь Иван давал опричникам письменные приказы о расправе с опальными, с указанием способа казни и т. д.

В свою очередь, опричники подавали царю отчеты об исполнении его приказов, с указанием обстоятельств и места казни»

Скрынников Р. Г. Царство террора. М., 1992, с. 15

Когда царь перешел от казней отдельных лиц к массовому террору, он, обоснованно опасаясь выступлений оппозиции, увеличил опричное войско до шести тысяч человек. Теперь в опричнину брали худородных дворян, «не знавшихся с боярами», «нищих косолапых мужиков» и даже «скверных людей».

* * *

Начало широкомасштабному террору положило расследование о сторонниках князя Курбского (бежавшего в Литву в апреле 1564 г.), якобы «умышлявших с ним всякие лихие дела». Первыми были казнены (обезглавлены) по этому делу князь Александр Горбатов-Суздальский (Шуйский) с сыном-подростком Петром и его родственники — князья Ховрины, Иван Сухой-Кашин, Дмитрий Шевырев, Петр Горенский-Оболенский, а также окольничий Петр Головин. Затем были казнены князья Иван Куракин и Дмитрий Немой.

Следующим политическим делом стало расследование о пресловутой «литовской измене». Приближенные царя распространили выдумку, согласно которой великий князь Сигизмунд-Август якобы направил письма ряду московских бояр с приглашением уехать в Литву.

Главой «заговора» в пользу Литвы Иван назвал старого боярина, своего конюшего Ивана Петровича Федорова-Челяднина. Его убили вместе с женой 11 сентября 1568 г. Вот как описал эту расправу немец-опричник Генрих Штаден:

«В Москве он был убит и брошен у речки Неглинной в навозную яму. А великий князь вместе со своими опричниками поехал и пожег по всей стране все вотчины, принадлежавшие упомянутому Ивану Петровичу. Села вместе с церквами и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями — были спалены. Женщин и девушек раздевали до нага и в таком виде заставляли ловить по полю кур».

Штаден, с. 45

Р. Г. Скрынников приводит свидетельства документов:

«Меньшая часть боярских людей была посечена саблями; прочих холопов и челядь опричники сгоняли в избы и взрывали на воздух порохом… (всего, согласно отчету опричников, они убили 369 человек). Вслед за тем опричники палили боярские амбары, секли скот, спускали воду из прудов, грабили крестьян».

Затем казнили «соумышленников» Челяднина — князей Куракиных-Булгаковых, Ряполовских, трех князей Ростовских, князей Щенятева и Турунтая-Пронского (всех их засекли батогами до смерти), государева казначея Тютина (был изрублен вместе с женой и малолетними сыновьями, а их тела оставлены на площади). Всего по «делу» Федорова было казнено свыше 400 человек!

Всех оговоренных казнили без суда. Как правило, следствие проводилось в глубокой тайне, смертные приговоры выносились заочно, осужденных убивали в собственных домах, на улицах и даже в церквях.

Тогда же произошел конфликт Ивана Грозного с высшим духовенством, пытавшимся протестовать против бессмысленных убийств. Этот конфликт привел к расправе в ноябре 1568 года с митрополитом Филиппом II (в миру Федор Степанович Колычев; 1517–1569). Всех бояр митрополита забили насмерть железными прутьями. Самого Филиппа по приказу Ивана бросили в монастырскую тюрьму, где осенью следующего года его задушил Малюта Скуратов.

В тот же период было ликвидировано последнее удельное княжество и казнен его князь Владимир Андреевич Старицкий (1535–1569). Владимир был двоюродным братом Ивана IV и одним из последних Рюриковичей на Руси. Как отмечалось в первой части книги, в 1537 году его отец, князь Андрей Иванович Старицкий, пытался бежать в Литву, подальше от великой княгини Елены Глинской, но в итоге был заключен в тюрьму, где вскоре умер (скорее всего, был убит). Тогда же были заточены двухлетний Владимир и его мать, княгиня Ефросинья. В 1540 году 5-летнего мальчика освободили, а в следующем году он получил удел отца — город Старицу. В 1550 году (в 15 лет) женился на Евдокии Нагой. С ней он прожил менее пяти лет. В 1555 году овдовевший Владимир Андреевич женился на княжне Евдокии Одоевской.

В 1553 году, во время тяжелой болезни Ивана IV, часть бояр и дьяков высказалась за то, чтобы престол наследовал князь Владимир, а не малолетний Дмитрий Иванович. Таким образом, он представлял угрозу для Ивана самим фактом своего существования — как потенциальный соперник. Вот почему позже было сфабриковано дело о причастности Старицкого к заговору против царя.

В 1563 году мать Владимира, княгиню Ефросинью, по приказу царя насильно постригли в монахини. Позже, в 1570 году, Иван IV велел ее «уморити в ызбе в дыму». Участь опальной княгини разделила вся ее свита: 12 стариц «боярынь» и 5 слуг.

В 1566 году царь отобрал у князя Владимира Старицу и дал ему в удел город Дмитров с уездом. Но через три года (9-го октября 1569 г.), обвинив в вымышленном заговоре против себя («зельем извести хотел»), он заставил Владимира Андреевича, его жену, двух малолетних сыновей (одному было 10 лет, другому еще меньше) и двух дочерей (из четырех) выпить яд. Были также казнены все их слуги. В частности, Штаден, Таубе и Крузе сообщают о казни «многих знатных женщин», служивших семье Владимира Андреевича:

«Великий князь велел вывести их нагими и заставил бегать в присутствии других людей. Сперва их для постыдного зрелища травили собаками, как зайцев, а затем они были застрелены и растерзаны ужасным образом».

Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 180–181

Летом 1570 года в Москве состоялись массовые казни по вымышленному делу о так называемой «Новгородской и Псковской измене». Были казнены разными изуверскими способами князь Петр Оболенский-Серебряный, царский печатник дьяк Иван Висковатый, казначей Никита Фуников-Карцов, князья Очин-Плещеев, Иван Воронцов и многие другие. На площадь вывели около 300 москвичей, в основном приказных людей (дьяков и подьячих) и дворян. Шлихинг пишет:

«Большинство их — о жалкое зрелище! — было так ослаблено и заморено, что они едва могли дышать; у одних можно было видеть сломанные при пытке ноги, у других — руки».

По его свидетельству, народ испугался и пытался уйти подальше от страшного зрелища, но царь приказал согнать всех кто был в соседних улицах на площадь, чтобы смотрели.

После этого он велел вывести из толпы осужденных 184 человека и сказал, что прощает их. Остальные 120–130 человек умерли в страшных муках.

На следующий день опричники изнасиловали, а затем утопили в реке примерно 80 жен казненных.

В 1570 году террор достиг своего апогея.

Бессмысленность обвинений, выдвигавшихся царем Иваном против своих жертв, стала очевидна даже опричникам.

Руководителей опричнины Ф. А. Басманова и А. И. Вяземского стала волновать собственная безопасность, так как террор все более приобретал случайный характер.

Вяземский пытался предупредить новгородского архиепископа Пимена об опасности, но открыто против царя не выступил. Басманов, высказывавшийся против похода на Новгород, был допущен к участию в нем.

Узнав о контактах Басманова и Вяземского с Пименом, мнительный царь решил, что измена проникла уже и в среду его опричников.

В том же 1570 году были казнены князь Вяземский, Василий Грязной, воевода Алексей Басманов, и многие другие видные опричники. Сыну Алексея Басманова Федору царь обещал сохранить жизнь, если тот согласится перерезать горло своему отцу, и он согласился. Иван выполнил обещание: Федора заковали в кандалы и отправили в дальний острог, где он позже умер «своей смертью».

В 1572 году опричнина была распущена, но массовые казни продолжались в Московской Руси вплоть до 1582 года. Нет документальных сведений о казнях лишь в последние два года жизни царя Ивана.

Социально-психологические последствия террора

Общее число людей, истребленных в период 1565–1582 гг., вряд ли будет когда-либо названо, разве что на Страшном Суде. Историки называют цифры с разбежкой от 70 до 200 тысяч, в том числе свыше трех тысяч князей и бояр вместе с членами их семей. Но это — только те, кого непосредственно пытали и убивали.

Между тем, для содержания опричников и для ведения Ливонской войны были установлены непосильные налоги и повинности. Люди умирали от голода и болезней, разбегались. До миллиона человек умерло преждевременно в указанные годы, примерно столько же бежало на далекие окраины либо в Литву.

* * *

К середине XVI века в сознании русских людей утвердилось представление о божественности царской власти и священной обязанности подданных повиноваться государю. Эти представления тесно сочетались с представлениями о царе как о защитнике и поборнике христианской веры, Божием избраннике и слуге.

Однако безудержный террор Ивана Грозного нанес жестокий удар по этим идеям. Еще Иосиф Волоцкий (1439–1515), которого традиционно считают одним из создателей идеологии самодержавства московских государей, предупреждал монархов:

«Аще ли есть царь, над человеки царствуя, над собою же имать царствующа скверны страсти и грехи, сребролюбие же и гнев, лукавство и неправду, гордость и ярость, злейши же всех неверие и хулу, таковой царь не Божий слуга, но дьявола, не царь, но мучитель»…

Сам Иван Васильевич многими деяниями своего правления прямо способствовал укреплению в народном сознании представления о царе-самозванце, слуге темного владыки мира. Монашеская одежда опричников, совершавших ужасные злодеяния, представлялась им кощунством. Элементы маскарада, сопровождавшие опричнину, семантически роднили опричников и самого царя с ряжеными, традиционно воспринимавшимися как слуги дьявола. Клятва опричников не иметь общения с земскими, отказаться от родителей и предков соответствовала отказу от веры предков….

Вершиной кощунственных игр Ивана IV стал маскарад с посажением на царский престол (в 1573–1576 гг.) крещеного татарина Симеона Бекбулатовича — очередного касимовского «царя» Саин-Булата…

В обществе усиливались беспокойство, ропот и ненависть, что сопрягалось с ощущением кошмара от казней и потрясением от низвержения образа «хрестьянского царя»…

Несомненно, царь Иван вовсе не думал о том, сколь ужасный символический смысл видели в его действиях подданные. Его волновало другое: как установить беспредельную, абсолютную власть над своими подданными, чтобы даже их физическое существование всецело зависело только от него. Для этого требовалось превратить все слои общества в абсолютных, беспредельных рабов, в тварей дрожащих». Еще раз приведу цитату из Буровского:

«Московские князья требовали беспрекословного подчинения и покорности и имели практически неограниченную власть. Не только простолюдин, но и боярин и князь должны быть «холопами государевыми», и в этом — вовсе не утрата прав или какие-то иные глупости, а высший государственный смысл.

И при этом совершенно неважно, КАКОВ сам государь… Вот ведь удобство-то! Подданный может быть сколь угодно умен, опытен, достоин, совершенен. Великий князь московский может быть сколь угодно туп, бесчестен, лично ничтожен, ублюдочен, отвратителен. Но дело подданного — служить князю-ублюдку, как он служил бы самому Господу Богу, терпеть любые его качества и исполнять приказы, любые, в том числе и самые идиотские. Какая удобная идеология!»

Бушков А. А., Буровский А. М. Цит. Соч., с. 349

В результате неустанных продолжительных усилий Ивана IV в указанном направлении, Московское государство, созданное долгими стараниями великих князей, к концу его правления оказалось в глубоком упадке. Конец династии Рюриковичей, истощение людских и материальных ресурсов, расшатывание самодержавной власти — таковы были прямые последствия политики царя Ивана. Вот что пишут современные российские историки:

«В оценках последствий опричнины практически все исследователи единодушны. Еще в XVII веке была осознана прямая связь: опричнина — экономическое разорение государства — крепостничество — Смута».

История России с древнейших времен до конца XVII века. М., 2001, с. 391

Классик русской истории Николай Михайлович Карамзин резко осуждал злодеяния царя Ивана IV, считал его кровавым деспотом, охваченным порочными страстями. Другой классик, Сергей Михайлович Соловьев, придерживался аналогичного мнения: «Не произнесет историк слово оправдания такому человеку».

Как же он ошибался! Историки «большевистской ориентации» разными способами пытались доказать, что чудовищное истребление людей и полное разорение своего государства имело некий «высший смысл». В соответствии с установками Сталина они утверждали, что Иван Грозный, опираясь на «прогрессивное войско опричников», вел борьбу с реакционным боярством «ради укрепления могущества России». Например, вот о чем без тени иронии или смущения сообщает официальное издание Института истории Академии Наук СССР:

«Бояре-изменники хотели сдать Ивана польскому королю, а на престол посадить князя Владимира Старицкого или даже отдать страну польскому королю».

Всемирная история, том IV. М., 1958, с. 492

Практически все современные русские националисты солидарны с подобными оценками. Правильно написал А. М. Буровский:

«Ведь осудить сделанное Иваном — значит осудить Русскую Азию и считать скверным то, что она сожрала Русскую Европу».