Борис Годунов и Великий голодомор (1601 — 1604 гг.)

В ночь с 6 на 7 января 1598 года, на 41-м году жизни, умер бездетный царь Федор Иванович. С ним пресеклась династия Рюриковичей, точнее, ее ветвь, шедшая от Даниила Московского. Не осталось ни одного потомка Василия II, который мог бы претендовать на престол.

Перед смертью Федор не назвал имя своего преемника, но в официальных грамотах было сказано: «После себя великий государь оставил свою благоверную великую государыню Ирину Федоровну на всех своих великих государствах». Такой прецедент уже был в истории московского государства, вспомним недолгое правление Елены Глинской, вдовы Василия III.

После смерти царя Федора указы долгое время издавались от имени царицы Ирины. Первый из них объявил всеобщую амнистию. Из тюрем выпустили опальных изменников, воров, разбойников и прочих преступников.

Патриарх Иов разослал по всем епархиям приказ целовать крест царице. В пространном тексте присяги содержалась клятва верности православной вере, патриарху Иову, царице Ирине, а также «царскому правителю» Борису Годунову и его детям.

Царь Федор, согласно характеристике из «Временника» дьяка Ивана Тимофеева, был «естеством кроток и мног в милостех ко всем, и непорочен… паче же всего любя благочестие и благолепие церковное». Иными словами, он был очень прост и бесхитростен, а главное, совершенно не склонен к занятиям государственными делами.

Впрочем, современники (как соотечественники, так и иностранцы) давали ему более жесткую характеристику, чем дьяк в своем сочинении. Шведский король Юхан III в 1587 году отметил: «Русские на своем языке называют его «dyrак».

Понятно, что при подобном раскладе реальная власть должна была перейти в руки тех, кто окружал царя. И действительно, буквально с первых дней царствования Федора Ивановича высшая власть сосредоточилась в руках боярина Бориса Годунова (ок. 1552–1605), родного брата Ирины, ставшей женой Федора в 1585 году. Вот что писал по этому поводу Нечволодов:

«Потомок крещеного татарского мурзы Чета, приехавшего в Москву при Иване Калите, Борис Годунов уже в молодых годах был близким человеком к Грозному, состоя при царском саадаке и быстро вошел в его полную доверенность, чему способствовала женитьба Годунова на дочери Малюты Скуратова, а затем и брак его сестры Ирины с Федором Ивановичем.

Личные качества Бориса, как нельзя более, соответствовали тем благоприятным обстоятельствам, в которых он очутился. По общим отзывам современников, даже и его злейших врагов, Борис, оставаясь неграмотным до конца своей жизни отличался, тем не менее, большими дарованиями:

«Он цвел благолепием, видом и умом всех людей превзошел, муж чудный и сладкоречивый, много устроил он в государстве достохвальных вещей; ненавидел мздоимство, старался искоренить разбои, воровство, корчемство; был милостив и нищелюбив, но в военном деле был неискусен. Цвел он как финик листвием добродетели, и если бы терн завистной злобы не помрачал его добродетели, то мог бы царям древним уподобиться».

В последних словах заключается вся разгадка души Бориса. Основной ее чертой было ненасытное честолюбие, готовое, как увидим, для своего удовлетворения идти на самые страшные преступления…

При таких свойствах души и имея поддержку в безгранично преданной сестре, умной царице Ирине, всецело овладевшей чувствами и помыслами царя Федора, Борис Годунов мог рассчитывать достигнуть всего…

Захват Борисом власти не обошелся, разумеется, без борьбы, недолгая служба в опричнине выучила Годунова не стесняться в средствах при ее ведении. Приближенные люди при царе Федоре разделились… на две партии: во главе одной был Борис Годунов, сблизившийся с братьями Щелкаловыми, верно оценившими, что сила на его стороне… к другой партии принадлежали князь Иван Федорович Мстиславский, князь Воротынский, Головины Колычевы, а также и князья Шуйские, очень любимые всем московским населением — купцами, горожанами и чернью.

Мстиславский, после долгих отказов, согласился извести Годунова отравой у себя на пиру; но это было вовремя открыто; его схватили и насильно постригли в Кирило-Белозерский монастырь, где он и умер. Воротынские же, Головины, Колычевы и многие другие были заточены по разным городам или отправлены в ссылку… Шуйских Борис пока не тронул, опасаясь очевидно большой любви к ним со стороны московских жителей…

По рассказу летописца, Борис, злобясь на Шуйских, научил их дворовых людей — Федора Старкова с товарищами, обвинить своих господ в «измене». Шуйские были схвачены вместе со своими друзьями — князьями Татевыми, Урусовыми, Колычевыми, Быкасовыми и другими. Началось следствие, сопровождавшееся страшными пытками и великим кровопролитием, ничего однако не обнаружившее…

После следствия доблестный князь Иван Петрович Шуйский был отправлен на Белое озеро и там, по свидетельству летописца, удавлен. Другой Шуйский — князь Андрей Иванович, по тому же свидетельству, был удавлен в Каргополе. Сторонники Шуйских были разосланы по разным городам и тюрьмам, а семи московским гостям (купцам) были отрублены головы».

Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 4, с. 290–292

В течение трех лет Годунов устранил всех опасных для него людей, в том числе Московского митрополита Дионисия и Крутицкого архиепископа Варлаама (их сослали в новгородские монастыри). Он даже выманил в 1585 году обманным путем из Риги жившую там с малолетней дочерью Евдокией княгиню Марию Владимировну Старицкую, вдову бывшего ливонского короля Магнуса, а затем приказал насильно постричь ее в монахини и заточить в монастырь (она умерла в 1614 году). В 1589 году несчастная женщина потеряла, при невыясненных обстоятельствах, свою девочку. Таким образом, и эта потенциальная соперница (троюродная сестра Федора) была устранена.

Английский посол Флетчер, который провел несколько месяцев в Москве в 1588–89 гг., свидетельствовал, что на все важные посты в Москве и в других городах Годунов поставил своих людей. Кстати, именно он учредил патриаршество на Руси и сделал первым патриархом своего близкого соратника, митрополита Иова.

Торжественное посвящение Иова в патриархи состоялось 26 января 1589 года. Одновременно архиепископы Новгородский, Ростовский, Крутицкий и Казанский были возведены в митрополиты, а шесть епископов получили звание архиепископов — Владимирский, Нижегородский, Смоленский, Суздальский, Рязанский и Тверской. Разумеется, все они были в числе сторонников Годунова.

По общему мнению российских историков, Борис вел государственные дела хорошо. Вот как оценивает деятельность Л. Н. Гумилев:

«Борис Годунов был умный человек, прекрасный волевой администратор, именно поэтому он выдвинулся при Иване Грозном, а после его смерти возглавил правительство… Первыми мерами, принятыми Годуновым после смерти Ивана Грозного стали: укрепление границ, заключение почетного мира с Речью Посполитой, восстановление крестьянского хозяйства… С началом правления Бориса народ, по словам современников, «отдохнул».

Гумилев Л. Н. Цит. Соч., с. 227–228

При жизни царя Федора он именовал себя следующим образом: «Государю великому шурин и правитель, слуга и конюший боярин, и дворовый воевода, и содержатель великих государств, царства Казанского и Астраханского». Доходы его были огромны: он получал до 93 700 рублей ежегодно и мог выставить со своих имений, вместе с родственниками, 100 000 вооруженных людей!

В такой ситуации выбор Годунова царем был предрешен. Серьезных конкурентов у него не было. Тем не менее, свое восшествие на престол он организовал с соблюдением всех приличий. Сначала родная сестра, царица Ирина, постриглась в монахини под именем Анастасии. Она удалилась в Новодевичий монастырь 16 января 1598 года, на девятый день после смерти мужа, решительно отказавшись от царства. Как уже сказано, несмотря на это все указы издавались от ее имени.

Формально государство возглавил патриарх Иов. Он и царица-монахиня лестными обещаниями и деньгами склонили многих влиятельных лиц к поддержке Бориса Годунова. Великий Земский собор собрался в Москве 17 февраля. В нем участвовали 474 человека, из них только 33 выборных от городов. Все остальные принадлежали либо к духовенству, зависимому от патриарха Иова, либо к служилым людям, в своем большинстве зависимым от Годунова.

Не удивительно что Собор единогласно избрал Бориса Федоровича Годунова.

Вскоре после избрания была назначена присяга на верность новому царю. Ее текст состоял из 2066 слов. В ней отчетливо ощущается недоверие Бориса к законности своего избрания (слишком много преступлений, лицемерия и ложных клятв было на его пути к трону), и глубокое сомнение в верности обретенных им подданных. Клятва ясно показывает, насколько подозрительным и суеверным человеком он был.

Само же венчание Годунова на царство произошло через восемь месяцев после смерти Федора Ивановича, на Новый год (который на Руси до Петра Великою считали с 1-го сентября).

В 1599–1600 годы Годунов почти непрерывно болел. В конце 1599 года он не смог своевременно выехать на богомолье в Троице — Сергиев монастырь. Его сын Федор отправил монахам собственноручно написанное письмо, где говорилось, что отец «недомогает». К осени 1600 года здоровье царя Бориса еще больше ухудшилось. Один из членов посольства Речи Посполитой писал, что властям не удалось скрыть от народа болезнь царя, и что в Москве по этому поводу поднялась большая тревога. Тогда Борис распорядился отнести его на носилках из дворца в церковь, чтобы народ увидел, что он еще жив.

Ожидание скорой смерти царя искусственно обострило династический кризис. Заговорщики, готовя почву для переворота, распространяли на Руси и за границей лживые слухи о болезненности и слабоумии наследника престола — царевича Федора Годунова.

В это время литовские послы[157] прибыли в Москву, чтобы снова продлить Ям-Запольное перемирие 1582 года (как отмечено выше, осенью 1584 года князь Михаил Гарабурда продлил его до конца 1599 года). Соответствующий документ был подписан 11 марта 1601 года сроком на 20 лет, считая с 15 августа 1602 года.

Наибольший интерес для нас, в связи с основной темой книги, представляет то обстоятельство, что хотя внутренняя политика Бориса Годунова была вполне разумной, большинство подданных искренне его ненавидело! Проживавшие в Москве иностранцы утверждали, что у царя очень много недоброжелателей среди подданных, строгости против них растут, но это не спасает положение.

Лишь первые два года царствования Бориса прошли, по отзывам современников, вполне благополучно. Он старался угодить всем. Приказал выдать тройное жалованье стрельцам, дьякам и прочим служилым людям. Все сельское население освободил на один год от податей, а инородцев — от уплаты дани (ясака). В Новгороде, по просьбе жителей, закрыл два казенных кабака, от которых они терпели убытки. Облегчил участь некоторых опальных лиц.

Но старания Бориса приобрести себе и своей семье народную любовь оказались напрасны. Причина, по мнению ряда историков, заключалась в том, что фактически он продолжал политику опричного террора, только более мягкими методами. Так, подозревая всех в измене или кознях, Годунов до невероятных пределов развил доносы и шпионство. Особенно же поощрял доносы слуг и холопов на своих господ. Скоро доносами стали заниматься не одна только прислуга, но и люди знатного происхождения: мужчины доносили друг на друга Борису, а женщины — царице. Летописец писал:

«И от таких доносов была в царстве большая смута: доносили друг на друга попы, чернецы, пономари, просвирни; жены доносили на мужей, дети на отцов, от такого ужаса мужья от жен таились, и в этих окаянных доносах много крови пролилось неповинной, многие от пыток померли, других казнили, иных по тюрьмам разослали и совсем дома разорили»…

Вот что говорил по этому поводу русский историк Лев Гумилев:

«Активная внутрення политика и укрепление границ государства постоянно требовали денег, и потому Годунов был вынужден в 1589 году (в середине царствования Федора Ивановича — А. Т.) ввести крепостное право, то есть отменить Юрьев день, в который крестьяне имели возможность переходить от одного хозяина к другому. Было определено, что каждый крестьянин должен постоянно жить и работать там, где он жил и работал в момент издания указа. Конечно, запрещение менять хозяев ударило по крестьянам очень сильно. И Борис Федорович, стремясь компенсировать ущерб, разрешил крестьянам писать любое количество доносов на своих господи приказал принимать эти доносы к рассмотрению…

Борис Годунов был настоящим реформатором и по-своему справедливым, хотя и крутым человеком… Конечно, порядок, установленный Годуновым, был лишен тех крайностей и злодеяний, которые происходили при Иване Грозном. Но режим во время его царствования, которое официально началось в 1598 году, после смерти Федора, вполне можно назвать полицейским.

Это режим оказался довольно тяжел для всего населения страны. Никто не чувствовал себя ни одну минуту в безопасности: знакомые, слуги, родственники всегда могли донести, и последствия этого могли быть самые печальные. Правда, казни применялись мало, «воров» в основном отправляли в ссылку; но ссылку тоже счастливой долей не назовёшь…

Таким образом, правительство Бориса Годунова, несмотря на очень разумную внешнюю политику, несмотря на то, что была налажена хозяйственная жизнь страны, сделаны большие государственные запасы, упорядочена налоговая система, было мало популярно в народе. Недовольство политикой Бориса зрело во всех сословиях и было вызвано, прежде всего, «пережитками прошлого», то есть сохранением при Борисе наследия царствования Ивана Грозного в виде застенков и системы тотального доносительства. Всеобщее недовольство должно было найти выход, и оно нашло его в поддержке Самозванца».

Гумилев Л. Н. От Руси к России, с. 227–229

Достигнутая за время царствования Федора Ивановича — усилиями Бориса Годунова и его правительства — определенная стабилизация экономического положения общества отсрочила социальный взрыв, назревший к концу царствования Ивана IV. Однако стабильность удалось обеспечить только благодаря мощному давлению государства на все сословия. Крестьяне стали крепостными, а политически активные элементы (бояре, дворяне, богатые купцы и ремесленники) лишились какой-либо возможности влиять на политику. Монашеский клобук, ссылка, тюремное заточение ждали оппозиционеров из числа знатных людей; смертная или торговая казнь были уделом бунтовщиков «подлого звания».

В 1601–1603 годы Московское государство постигло страшное бедствие: вследствие заморозков погибал почти весь урожай. Наступил неслыханный голод. Как установили в наше время ученые, причиной тому стало колоссальное извержение вулкана в Южной Америке, расположенного в Перу, случившееся во второй половине 1600 года. Он изверг в атмосферу Земли огромное количество пыли, пепла и сернистого газа. В результате произошли глобальные изменения климата. На территории Московской Руси в 1601–1603 гг. снег выпадал в июле и августе, а заморозки случались во все три летних месяца. В результате, несмотря на все старания Годунова и его правительства, в некоторых районах страны вымерло до половины населения!

Кстати говоря, голод был и в Литве. Вот как повествует о нем «Баркулабовская летопись»:

«А коли вже была весна в року 1602, тот наход людей множество почали мерти; по пятеру, по тридцати у яму (хоронили). Хворых, голодных, пухлых многое множество, — страх видети гневу Божого… А так мерли одны при местах, на вулицах, по дорогах, по лесах, на пустыни, при роспутиях, по пустых избах, по гумнах померли. Отец сына, сын отца, матка детки, детки матку, муж жену, жена мужа, покинувши детки свои, розно по местах, по селах разышлися, один другого покидали, не ведаючи один о другом, — мало не вси померли (чуть ли не все умерли).

А коли тот наход у ворот, албо в дому у кого стоячи хлеба просили, отец з сыном, сын со отцем, матка з дочкою, дочка з маткою, брат з братом, сестра з сестрою, муж з жоною, тыми словы мовили силне, слезне, горко, мовили так: «Матухно, зезулюхно, утухно, панюшко, сподариня, слонце, месец, звездухно, дай крошку хлеба!». Тут же подле ворот будет стояти з раня до обеда и до полудня, так то просячи; тамже другий под плотом и умрет.

Того ж року на Страстной недели во среду гром загримел велми грозный з дождем и з бурею немалою. А то был знак недобрый и праве злый, бо на десятой недели, в четверток великий, страшный был мороз: што было цветов, то все поморозил… Што было огородных речей — капуста, ботвинье, цибуля, маки, горохи, ячмень, ярица, то все мороз побил — чого в великим плачем было видети тых людей голодных, которые толко огороды были засеяли, а жита не починали».

* * *

Запасы хлеба в Московии были велики. Но богатые собственники — бояре и монастыри — взвинтили цены на него до того, что хлеб стал недоступен большинству населения. Вот что писал о страшном голоде свидетель описываемых событий, немец Конрад Буссов:

«Неслыханно обильная милостыня, которую он (царь Борис) раздавал во время длившейся несколько лет подряд великой дороговизны, не спасла бедный народ от сильного голода и мора в его стране, и люди гибли тысячами. Эта дороговизна началась в 1601 году и продолжалась до 1604 года… и голод во всей стране был сильнее, чем даже при осаде Иерусалима, о чем можно прочесть у Иосифа Флавия, когда евреи ели собак, кошек, крыс и мышей, даже кожу со старых седел и сапог…

Но, клянусь Богом, истинная правда, что я собственными глазами видел, как люди лежали на улицах и, подобно скоту, пожирали летом траву, а зимой сено. Некоторые были уже мертвы, у них изо рта торчали сено и навоз, а некоторые (прошу прощения) пожирали человеческий кал и сено. Не сосчитать, сколько детей было убито, зарезано, сварено родителями, родителей — детьми, гостей — хозяевами и, наоборот, хозяев — гостями. Человеческое мясо, мелко-мелко нарубленное и запеченное в пирогах, т. е. паштетах, продавалось на рынке за мясо животных и пожиралось, так что путешественник в то время должен был остерегаться того, у кого он останавливался на ночлег.

Когда из-за ужасной дороговизны и голода начались столь страшные, бесчеловечные и в некоторых местностях ни когда не слыханые убийства и на всех улицах ежедневно стали находить множество трупов людей, умерших от голода, и об этом сообщили царю Борису, надумал он эту беду и Божью кару отвратить своей казной. И приказал у наружной городской стены, которая в окружности составляет четыре немецких мили, с внутренней стороны отгородить четыре больших площади, куда ежедневно рано утром собирались бедняки города Москвы. И каждому давали одну деньгу, а их 36 идет на талер. Такое благодеяние побуждало бедных поселян бросать и покидать дома всё и бежать с женами и детьми в Москву, чтобы тоже получить эти деньги. Бедняков там собралось такое множество, что ежедневно на них тратилось до 500 000 денег (что составляет 13 888 талеров и 32 медных гроша).

Это продолжалось все время, а дороговизна на убыль все не шла. Ежедневно повсюду на улицах по приказу царя подбирали сотни мертвецов и увозили их на таком множестве телег, что смотреть на это (легко поверить) было страшно и жутко. Мертвецов было приказано особо приставленным к этому людям тщательно обмывать, заворачивать в белое полотно, обувать в красные башмаки и отвозить для погребения в «Божий дом» — так называлось место, где хоронят умерших без покаяния.

Из-за такого царского милосердия на пищу бедняков, на одеяние для умерших и на их погребение в течение этой четырехлетней дороговизны из казны ушло неисчислимо много сот тысяч рублей, так что из-за этого казна сильно истощилась… Так было в одном только этом городе, а какое великое множество людей погибло за это время от голода и чумы во всех концах страны и в других городах, и все они были также похоронены на счет казны».

Буссов К. Московская хроника 1584–1613. М., 1961, с. 96–97

До начала голода бочка ржи стоила на Руси 3–5 алтын (т. е. 9–15 копеек), затем ее цена дошла до 12 рублей! Понятно, что удорожание хлеба в 800 раз сделало его абсолютно недоступным основной массе населения. Согласно подсчетам демографов-историков (например, А. Палицына), только в Москве за два с половиной года были погребены в общих могилах 127 тысяч трупов людей, валявшихся на улицах. Общее число жертв во всем Московском государстве значительно выше. Буссов называет цифру 500 тысяч, но действительно число умерших от голода во всех городах и селах не поддается исчислению!

С. Ю. Шокарев пишет:

«Судьба Бориса Годунова связана с удивительным парадоксом — правитель, стремившийся оказать реальную помощь народу, повысить его благосостояние, укрепить военную мощь и внешнеполитическое положение державы, в народе не только не был популярен, но и наоборот зачастую ненавидим. Бориса обвиняли во всех грехах и бедах: смерть царя Ивана, царевича Дмитрия, царя Федора и даже сестры-царицы Ирины приписывалась злодействам Годунова. Обвиняли его и в поджоге Москвы, и в сговоре с крымским ханом. Опалы на бояр, масштаб которых не мог идти ни в какое сравнение с террором Грозного, также вызывали ропот в народе. Причина подобного отношения к правителю, видимо в том, что общество все-таки не могло простить ему стремительного возвышения до царского престола. В русских исторических повестях начала XVII века Годунов часто называется «рабоцарем».

История России с древнейших времен до конца XVII века. М., 2001, с. 443