21.1. Обозрение поля значений цикадной стратагемы

21.1. Обозрение поля значений цикадной стратагемы

Прозрачный как роса, их чистый слитный звук доносится издалека,

Подобно шуршанию под ветром увядших листьев.

Звук льется единой трелью,

Хотя каждая [цикада] сидит особняком на ветке.

Так описывает пение цикад в одноименном стихотворении ганская поэтесса Сюэ Тао (770–832). Подобно майскому жуку, цикады поначалу живут в виде личинок под землей, они присасываются к корням растений в поисках сока, как и тля. Затем большими скопищами они одновременно выползают наружу, вскарабкиваются по стеблям растений и линяют, наподобие стрекоз, личинки которых развиваются в воде, а потом по стеблю водяного растения поднимаются наверх на поверхность воды и тогда линяют.

В ежемесячном журнале Изобразительное искусство ([Мэй-шу]. Пекин, № 2, 1982) преподавательница сычуанской Академии искусств описывает наблюдавшуюся ею в течение трех часов линьку цикады, которую летом принесла домой ее дочь: «Пришлось запастись терпением. Мы увидели, как в коконе что-то стало то расширяться, то сжиматься, как это бывает при родовых схватках. Через некоторое время разошлась передняя часть оболочки. Появившаяся в прорехе голова все увеличивала прореху, пока наконец полностью не протиснулась наружу. Потом и тело начало изгибаться и поворачиваться, избавляясь от своих пеленок. Тогда и предстала пред нами прекрасная цикада».

Цикады встречаются повсюду, в том числе и у Средиземного моря. Они вылупляются из личинок. В отличие от бабочек, у них отсутствует стадия куколки. На свет появляется сразу полностью сформировавшееся насекомое, живущее на поверхности. Сброшенный кокон бывает белесого или желтоватого цвета, отливая на солнце золотым блеском. Сама оболочка прозрачная. Сразу после линьки Цикада начинает стрекотать. Дребезжащим металлическим звуком выделяется большая певчая цикада. Австралийские энтомологи обнаружили, что у цикад со стороны брюшка имеется своего рода барабан — упругие резонаторы, натянутые на четыре ребра. Имеющаяся там мышца двигается с такой силой, что за три миллисекунды они производят стрекот, звучание которого достигает ста децибел (такой мощности звук издает при взлете самолет) на расстоянии одного метра — длина же самой цикады не превышает шести сантиметров.

Вылупившаяся цикада прекрасно умеет мимикрировать. Она облачена в маскировочное одеяние. Покинув блестящий, броский кокон, цикада становится невидимой. Для собирателей насекомых это сущая напасть: они слышат цикаду, а увидеть не могут. Поэтому, пожалуй, и был принят на вооружение создателями стратагем образ сбрасывающей оболочку цикады, а не выклевывающегося из яйца неуклюжего птенца, которого каждый может увидеть.

Согласно краткому сообщению профессора Пауля Ульриха Уншульда (Мюнхенский университет), очищенная сырая оболочка цикады используется в качестве лекарства при кашле и охриплости горла, при кори, а также испуге и ночном плаче младенцев. Как мне рассказал весной 1998 г. китайский правовед Ху Чжэньцзе, ребенком в родной деревне Хаоцзыган (уезд Чандэ, провинция Хунань) он по утрам собирал чешую цикад после ночной линьки, а затем продавал. Автор книг по стратагемам Чжан Шаосюн вспоминает, что во времена его детства один кокон цикады стоил два фыня (одна сотая юаня, примерно два пфеннига). На юге Китая цикада выползает из земли, где она жила в виде личинки, летом, а в других местах и ранней осенью, взбираясь ночью на дерево. Там она на листе сбрасывает оболочку, после чего, уже имея крылья, улетает. Кокон снабжен шипом и поэтому остается висеть на листе. Мой китайский доверитель Ху Чжэньцзе вспоминал, как в детстве крепил на длинном бамбуковом шесте изготовленную из веток либо проволоки крестовину и совал ее в паутину, которая цеплялась за нее. Если удавалось заметить цикаду, когда она после линьки, еще вся черная, лишь крылышки прозрачные, где-то ползет, он набрасывал на нее свою паутину-ловушку, и она там запутывалась. Затем он извлекал это небольшое насекомое — величиной с палец — и наслаждался его громким стрекотанием, зажав его в кулак либо засунув в банку, где оно вскоре и погибало от голода.

«Золотистый», «золотой» представляет собой образное сравнение прилагательного «желтый». В качестве головного украшения женщины использовали изготовленные из золота фигурки цикад. Поскольку цикада после линьки живет на возвышенных местах, считалось, что она далека от бренного мира и питается исключительно ветром и росой. Цикада представлялась самым чистым существом. Она служила олицетворением тех, кто, «возвысившись, пьет чистую воду», иначе говоря, обладает цельной и правдивой натурой. Неудивительно, что чиновники в Древнем Китае носили шапку, украшенную золотой цикадой. Цикада в этом случае олицетворяла чистоту (правдивость), а золото — твердость. Но с цикадой сравнивали и отшельника, который в одной из пьес Ma Чжиюаня (1250–1321) отклоняет императорское предложение занять высокий пост, обосновывая свой отказ идиллическим описанием даоской, отличающейся чистотой и отрешенностью от мирских забот жизнью на природе.

1. Оболочка цикады в выражении стратагемы 21 первым делом предстает как образ некой стесненности, бедственности положения, из которого пытаются выпутаться. «Slip out of a predicament [выпутаться из затруднительного положения]» — таково первое объяснение выражения стратагемы 21 в Китайско-английско-немецко-французском фразеологическом словаре (Пекин, 1995). Соответствующие примеры мы находим уже в драмах юаньской поры (1271–1368). Так, Ma Чжиюань в пьесе «Ma Даньян трижды обращает в веру Бешеного Жэня» («Ma Даньян чжи саньди Фэнцзы») в кульминационный момент действия после призыва мстителя «Нынче мне надобна твоя жизнь! Прощайся со своей головушкой!» вкладывает в уста своего героя такие слова: «Я в отчаянии оттого, что уходит из меня душа… О небо! Как бы мне выпутаться подобно выбирающейся из своей оболочки цикаде!»

2. Подобием золотой клетки представляется певичке Се Тяньсян роскошный особняк правителя Кайфэна, куда тот поселил ее насильно. «Не могу найти никакой уловки, дабы ускользнуть подобно выбирающейся из оболочки цикаде», — вздыхает она в пьесе «Правитель Цянь оценивает по достоинству [певичку] Се Тяньсян» («Цянь да-инь чжи чун Се Тяньсян») Гуань Ханьцина (около 1240–1320). Озабочен поиском выхода из угрожающего его жизни положения и Сунь Бинь (см. 4.1 и 4.2), обращаясь к своему спасителю Бу Шану со следующими словами: «Я как раз готовлю почву для уловки «цикада сбрасывает кокон» в третьем действии юаньской пьесы анонимного автора «Пан Цзюань ночью едет по дороге на Малин» («Пан Цзюань е цзо Малин дао»). В ходе дальнейших событий стратагема 21 приобретает также черты уловки сокрытия бегства. Так, когда, спрятавшись в повозку с чайным листом, Сунь Бинь покидает город через западные ворота, у восточных ворот разыгрывается отвлекающий маневр с переодетым посланником.

2. а) Упование Се Тяньсян на сулящую освобождение уловку и пример с Сунь Бинем отражают второй пласт значений стратагемы 21. Здесь избавление от неприятного положения усугубляется еще сокрытием самого хода такого избавления, будь то, в полном соответствии с коконом цикады, с помощью средств, изысканных самим спасающимся, либо с привлечением иных отвлекающих действий словесного, зрительного, звукового или другого рода. Во всяком случае, противник не должен понять, что за обманным образом скрывается вовсе не то, что обозначает сам образ, ибо служит он лишь для привлечения внимания к себе и, соответственно, для отвлечения внимания от того, кто думает скрыться. Исконный либо какой-то иной облик приковывает взгляд к себе, но за ним скрывается вовсе не исконное содержание. На это и нацелено использование стратагемы 21 с привлечением наглядных средств. Но возможны и иные средства. Арсенал здесь велик: от простых слов, которыми проводник стратагемы убеждает окружающих в безобидности своего ухода, до розыгрыша целого спектакля, за завесой которого пытаются скрыть свое исчезновение.

2. б) В образе скрывающейся «цикады» может выступать как отдельный человек, так и множество людей (например, воинский отряд). Ведь не всегда нужно ввязываться в бой: «если он [противник] силен, уклоняйся от него», провозглашается в восьмом способе военной хитрости Военного искусства Сунь-цзы [ «Сунь-цзы», 1.7 «Первоначальные расчеты» («Цзи»): «Китайская военная стратегия». Пер. с кит. В. Малявина. М.: Астрель, 2002, с. 122], где дальше говорится: «ибо маленький отряд, даже стойко сопротивляющийся, неминуемо будет взят в плен превосходящими силами противника» [там же, с. 130]. Один китайский комментатор Военного искусства Сунь-цзы упоминает в этой связи второго по значимости конфуцианского мыслителя Мэн Кэ (ум. 289 г. до н. э.): «Малый, безусловно, не может противостоять большому; один, безусловно, не может противостоять многим; слабый, безусловно, не может противостоять сильному» [ «Мэн-цзы», 1.1.7. Пер. В. Колоколова, с. 25] (см. также 36.13). Малый, один или слабый, посему должен избегать собственного уничтожения. В данной связи впервые обнародованный в минскую эпоху военный трактат [Лю Цзи (1311–1375)[294] ] «Сто примеров воинского искусства» в разделе «Слабость в военных действиях» [ «Жо чжань»] гласит следующее: «Когда, вступая в противостояние с противником, уступаешь ему в численности и силе войска, нужно выставить побольше знамен и соорудить побольше очагов, создавая видимость присутствия большого войска и мешая неприятелю определить истинную численность и силу твоих войск. Тогда неприятель не решится сразу же завязать бой. Если есть возможность быстро отойти, можно сохранить в целости свое войско» [ «Китайская военная стратегия». Пер. с кит. В. Малявина. М.: Астрель, 2002, с. 373].

2. с) Стратагема 21 предстает стратагемой крайности, к которой прибегают в безвыходной ситуации, находясь в положении слабой, уступающей в силе стороны, более того, зачастую перед лицом неминуемого поражения, в надежде выпутаться. Чтобы такая стратагема увенчалась успехом, необходимо выбрать верный момент и подходящий случай. Скажем, вы находитесь чуть ли не в руках противника, чье превосходство может быть подавляющим. Но это не значит, что он не выкажет свои слабые места или что те внезапно сами не обнаружатся. С одной стороны, чтобы не упустить возможности победы, нельзя преждевременно идти на попятную, а с другой, нужно сохранять благоразумие и, не мешкая, признать отсутствие всяких видов на успех. Именно тогда следует прибегнуть к стратагеме 21. Сбрасывание оболочки должно происходить внезапно, ибо оно не сможет слишком долго удерживать противника. Поэтому правило гласит: «Раз нет победы, быстро отойди» («бу шэн су цзоу»). Разумеется, это правило идет вразрез с идеалом героического сопротивления до последнего человека.

При выборе благоприятной для применения стратагемы 21 возможности выжидают момента, когда противник уверился в своей победе, утратил бдительность и ослабил натиск. Теперь, пожалуй, обозначатся бреши, через которые можно улизнуть. В решающие минуты необходимо сохранять хладнокровие. Малейшая неосторожность способна привести к гибели. Спешка, тем более — паника, ни в коем случае не должна сопровождать замысел и исполнение стратагемы 21. Спокойствие духа во многом определяет верность оценки положения. Когда выбран подходящий момент осуществления стратагемы 21, нужно действовать быстро и решительно, покидая опасное место. В противном случае без ощутимых потерь провести в жизнь стратагему 21 не удастся. Китайский знаток стратагем Юй Сюэбинь в этой связи упоминает геккона [цепкопалую ящерицу]. Способ бегства его от врага состоит в том, что он жертвует частью своего длинного хвоста. Пока враг смекнет, в чем дело, геккона и след простыл. Сбрасываемая же при бегстве «оболочка» должна являться чем-то незначимым и отнюдь не жизненно важным.

2. г) На войне стратагема 21 служит также и для приковывания противника к определенному месту, когда вы одновременно находитесь в двух местах.

Так, согласно одной пекинской книге о стратагемах, осенью 1943 г. советские войска в ходе битвы за Днепр смогли одурачить немцев. После того как немцам удалось остановить продвижение русских, советское командование решило, не меняя линии фронта, перебросить главную ударную моторизованную группировку на север от Киева, где было сосредоточено меньше немцев. Различными обманными действиями и отвлекающим маневром русским удалось скрытно перебросить целое воинское соединение, которое, по представлениям немцев, еще целую неделю оставалось на своих позициях.

В ходе войны Судного дня (1973) израильтяне — согласно той же книге — разыграли большое наступление, чтобы на самом деле незаметно перебросить основные силы с северного участка фронта на шестьсот километров западней в сторону Сипая.

Сокрытие переброски войск может потребоваться, когда нужно уклониться от противника, однако выясняется, что сюда двигается вражеское подкрепление. Если вы уходите с места боя, чтобы противостоять новой силе, возникает опасность соединения обоих вражеских войск. В таком случае следует заставить первое войско противника оставаться на занимаемых позициях. Этого можно достигнуть, «нарочно раздувая свою славу и могущество» («сюй-чжан шэн-ши»), чтобы противник поостерегся в своих действиях. А вы тем временем тайком уводите свои войска с места боя и беспрепятственно разделываетесь с надвигающимся вражеским подкреплением, после чего возвращаетесь на исходные позиции и даете отпор прежним силам. Стратагема 21 в качестве средства сокрытия временного оставления своих позиций подходит и в случае большего числа вражеских сил. Образно выражаясь, здесь имеет место возвращение цикады в свой кокон после того, как она незамеченной его покидала.

2. д) «Бегство» в китайских текстах понимается не только сугубо физически, как переход от одного места к другому, но и в переносном смысле. Так, поведение, при котором пытаются избежать ответственности, можно отнести к случаю использования стратагемы 21. 20.08.1997 г. Жэньминь жибао негодовала, что власти некоторых областей прибегают к стратагеме «цикада сбрасывает оболочку», освобождая государственные предприятия от долговых обязательств. Они допускают такие предприятия к конкурсам, регистрируя под другим именем. Взыскание долгов с разорившегося предприятия тем самым затрудняется.

У банкира Ду в романе Мао Дуня (1896–1981) «Перед рассветом» закрадывается подозрение, что биржевой воротила Чжао хочет пустить в ход стратагему «цикада сбрасывает чешую». Только что Чжао, в итоге торжествующий победу антипод главного героя романа, предпринимателя У Суньфу, предложил Ду вступить в тайное товарищество по игре на повышение на бирже государственных займов. «Дело в том, — быстро заговорил Чжао Бо-тао с явным кантонским акцентом, — что мы хотим создать тайное товарищество по игре на повышение, о чем я только что рассказывал тебе. В течение двух дней нужно собрать четыре-пять миллионов, а у меня… сил для этого недостаточно. Если же ты и У Сунь-фу пожелаете принять участие в деле, успех можно считать обеспеченным. Иначе ничего не выйдет». Характерные глаза биржевика, сверкавшие из глубины глазниц, пристально следили за выражением лица Ду. «Ума не приложу, — удивился тот, — с чего тебе так хочется заниматься скупкой облигаций? Ведь в последние дни цена на них, под влиянием событий на фронте, упала. Правда, она может еще подняться, но едва ли война кончится так скоро. Да и правительственные войска на магистралях Лунхайской и Пин-ханьской железных дорог испытывают серьезные затруднения. Это ни для кого не секрет. Мелкие игроки на повышение выползли из своих клеток, и если сейчас ты скупишь хоть все облигации, все равно их курса не поднимешь. Кроме того, до ликвидационного срока осталось только десять дней. Неужели за такое время ты рассчитываешь произвести скупку? Да и ваших четырех-пяти миллионов все равно не хватит». — «Ты высказываешь общеизвестное мнение, но тут есть один секрет», — перебил Чжао Бо-тао рассуждения Ду Чжу-чжая и загадочно улыбнулся. Ду Чжу-чжай запрокинул голову и прикрыл глаза, словно чем-то очень озабоченный. Он знал, что Чжао очень искусен и ловок и может создать любую атмосферу. Кроме того, у Чжао Бо-тао были связи с военными и политическими кругами. Быть может, он располагает какими-нибудь секретными сведениями о военных событиях?.. Нет, что-то непохоже. Чжу-чжай открыл глаза и неожиданно напоролся на пронизывающий и мрачный взгляд биржевика, в упор устремленный ему в лицо. Это сразу изменило ход мыслей Ду Чжу-чжая: «Ведь Чжао Бо-тао всегда играл на повышение, ликвидационный срок сделок приближается и совпадает с дуаньяном (праздник начала лета) по старому стилю, и Чжао, очевидно, обеспокоен и просто-напросто хочет спрятаться за какое-нибудь товарищество игроков на повышение…» [Мао Дунь. Сочинения, т. 2. Перед рассветом. Пер. с кит. Вл. Рудмана. М.: Гослитиздат, с. 53–54].

2. е) Для тех, кто захочет обезопасить себя от стратагемы сокрытия бегства, имеется большой выбор средств. Во-первых, использование стратагемы 22: полное окружение противника, не оставляющее ему ни единой лазейки. Тем самым исключается проведение стратагемы 21. Как только противник окажется полностью взятым в клещи, следует поскорее разделаться с ним. Если это окажется невозможным, нужно с великим тщанием сохранять сплошным кольцо оцепления. Во-вторых, когда противник находится уже в вашем распоряжении и вы не хотите позволить ему уйти, ведите за ним неусыпное наблюдение. При этом не поддавайтесь на создаваемые им обманные образы, а непременно исходите в своих действиях, как советуют китайские книги по стратагемам, из «существа», «природы» противника. «Стоит противнику замыслить какие-то козни, — пишет Юй Сюэбинь, — и обязательно следом проявятся некие необычные или особые свидетельства этого», которые, естественно, замечают лишь при подобающей бдительности. Например, «если речи противника дерзки и его войска спешат вперед, это значит, что он будет отступать» («Сунь-цзы», 9-14 «Использование войск» («Син цзюнь»): «Китайская военная стратегия». Пер. с кит. В. Малявина. М.: Астрель, 2002, с. 175). В-третьих, нельзя поддаваться на пустые обещания противника и тем самым терять бдительность. Даже проявляя порой к нему великодушие, нужно ни на миг не упускать его из рук. В-четвертых, авторы китайских стратагем предостерегают от мягкосердечия, чему служит следующая басня Эзопа, так пришедшаяся по вкусу Мао Цзэдуну: «Старик-Крестьянин нашел зимою окоченевшую от холода Змею, поднял ее из чувства сострадания и положил себе за пазуху. Отогрелась Змея, пробудились в ней природные инстинкты, и она ужалила своего благодетеля. «Поделом мне, — говорит Крестьянин, борясь со смертью, — я пожалел опасную тварь» [ «Довести революцию до конца» (новогодняя статья агентства Синьхуа, написанная товарищем Мао Цзэдуном 30 декабря 1948 года [Мао Цзэдун. Избранные произведения, т. 4. Пекин, 1969, с. 373].[295] Затем с целью предотвращения стратагемы 21 — и прочих стратагем — преподносится урок, который попутно Мао извлекает из самой басни: «Заморские и китайские ядовитые змеи хотят, чтобы китайский парод погиб так же, как этот крестьянин, хотят, чтобы Коммунистическая партия и все революционеры-демократы Китая так же, как этот крестьянин, питали добрые чувства к ядовитым змеям. Однако китайский народ, Коммунистическая партия и все подлинные революционеры-демократы Китая слышали и помнят предсмертные слова этого крестьянина» [там же, с. 373].

2. ж) В качестве уловки сокрытия бегства стратагему 21 следует отличать от стратагемы 11. В обоих случаях привлекается замена, позволяющая проводнику уловки спастись. Однако в стратагеме 11, во-первых, как правило, дело касается принуждения, которого нужно избежать, тогда как стратагема 21 ограничивается иными затруднениями. Во-вторых, заменой в стратагеме 21 неизменно является обманный образ или некая жертвуемая проводником уловки его собственная часть, тогда как в стратагеме 11 замена состоит из того, что не принадлежит самому проводнику стратагемы. Обычно в стратагеме 11 в качестве замены выступает нечто вполне реальное.

2. з) Наконец, стратагему 21 можно, весьма обще, представить как средство, позволяющее перенестись из состояния Л в состояние Б. Исходное положение, исходное место покидается и заменяется на лишенное прежнего постылого бытия существование. В этом смысле самая старинная форма выражения стратагемы 21 появилась две тысячи лет назад (см. 21.23).

3. Данный, приводимый последним, вид стратагемы 21 в качестве уловки сокрытия бегства дает нам третий пласт значений стратагемы, связанный с изменением образа или облика, что, естественно, может содействовать сокрытию бегства. Так, одна гонконгская книга по стратагемам в главе, отведенной стратагеме 21, сообщает, как Лун Юнь (1887–1962), бывший одно время при Чан Кайши губернатором провинции Юньнань, но затем впавший в немилость и заключенный под домашний арест, смог, переодевшись старухой, сбежать и перебраться в Гонконг, откуда позднее отправился в Китайскую Народную Республику, где достаточно преуспел. Здесь цикада покидает свою оболочку не ради бегства, а чтобы принять иной вид существования или иной облик. Покидается некая сцена, но не с целью избежать чего-то неприятного, а с намерением приобрести повое пространство для маневра. Так что вполне резонно связать превращение, о котором ведет речь стратагема 21, не только с мотивом бегства, но и с некой целью, достижение которой невозможно, если оставаться в исконном облике. Данная сторона выражения стратагемы 21 ясно определена в Большом словаре китайского языка [в 13 тт. («Ханыой да цидянь»)] (т. 11, Шанхай, 1993, с. 1190): «превращение и изменение». Наилучшее отражение эта сторона стратагемы превращения нашла и устойчивом выражении «менять голову, изменять лицо» («гай-тоу хуань-мянь"), которое вскользь упоминается в примере 21.19 вкупе с выражением стратагемы 21. В этом отношении к величайшим искусникам уловок наряду с богами античной Греции вроде морского бога Протея принадлежит и герой романа Путешествие на запад обезьяний царь Сунь Укун. Обладая тайной 72 превращений [гл. 2], он мог по желанию превращаться в животных и растения, а также в предметы и людей. Конечно, соответствуя подобной роли, стратагема 21 не требует столь диковинных превращений, как у царя обезьян. Зачастую бывает достаточно то, о чем говорится в следующем китайском выражении: «цяочжуан гай бань: переряжаться и выступать в ином образе». Этот пласт значений стратагемы 21 высвечивает многочисленные явления жизни, такие как:

— тайные осведомители, работающие под прикрытием, шпионы, секретные агенты, филеры, провокаторы;

— полицейские в штатском (бяньи цзинча);

— проводимые нижними чинами вроде обычных полицейских «тайные проверки» (сы фан ань ча, или сыфан);

— «личные проверки, проводимые одетыми в обычное платье» высокопоставленными чинами (вэй фу сы фан);

— проводимые журналистами «тайные расследования» (иньсин цайфан);

— смена имени и фамилии (иньсин-маймин — или гэн-мин);

— сокрытие своего положения (и моу шэньфэнь вэй яньху);

— выдавать себя за другого (мао мин дин ти);

— выступать «волком в овечьей шкуре» (пичжэ янпи дэ чай-лан) (здесь европейцу приходит на ум волк из сказок «Красная шапочка» и «Волк и семеро козлят»).

Согласно современному международному праву о войне, как это закреплено в Дополнительном протоколе № 1 от 8 июня 1977 г. к Женевской Конвенции от 12 августа 1949 г. о защите жертв международных вооруженных конфликтов, запрещено использование стратагемы превращения, как-то: «с) симулирование обладания статусом гражданского лица или некомбатанта, d) симулирование обладания статусом, предоставляющим защиту, путем использования знаков, эмблем или форменной одежды Организации Объединенных Наций, нейтральных государств или других государств, не являющихся сторонами, находящимися в конфликте» (статья 37 «Запрещение вероломства»).

4. В стратагеме 21 «цикада» оставляет пустую оболочку, на которую тем не менее все устремляют свои взгляды, тогда как сама цикада остается незамеченной. Не только сокрытием бегства, но и сокрытием действий последнее возможное значение стратагемы 21 предстает как отвлечение внимания жертвы стратагемы от чего-то живого — ускользнувшей цикады — в этом смысле важного к чему-то мертвому — чешуе цикады — а значит, второстепенному. Здесь требуется приковать внимание жертвы стратагемы к сброшенной цикадой чешуе с тем, чтобы все свои силы обманутый употребил не на пребывающую в ином месте цикаду, а на ее чешую, то есть на нечто второстепенное, неважное, во всяком случае, не жизненно важное. Стратагему 21 с данным пластом значений следует отличать от стратагемы 6. Ведь стратагема 6 тоже использует отвлечение, хотя исключительно ради сокрытия готовящегося нападения. А вот стратагема 21 прибегает к отвлекающему маневру, служащему значительно более широкому кругу иных задач. Зачем вообще нужно отвлечение? В конечном счете для того, чтобы отвлекающий смог незаметно предпринять то, что оказывается для него недоступным либо сопряжено с существенными издержками или риском наказания. Пока отвлечение служит бегству в самом отвлеченном его смысле, то и само существо стратагемы 21, стратагемы бегства, соответствует четвертому пласту ее значения.

Например, существует опасность, что представляющий весьма относительными, едва ли не безобидными все другие преступления против человечества «тезис об исключительности» совершенного в ходе Второй мировой войны на территории Европы злодеяния отвлекает от «удручающей действительности» [после чего «демоцид,[296] схожий» с этим европейским злодеянием «оказывается не исключительным»], «оставляя единственно немцам непреходящий вклад в цивилизацию по претворению зла в жизнь, тогда как прочее человечество в бессознательной уверенности в своей невиновности может предаваться повседневным делам» (Манфред Хеннингсен (Henningsen), преподаватель политологии в Гавайском университете, Гонолулу, США: «Das Jahrhundert der Demozide», Цайт. Гамбург, 4.06.1998, с. 39). Далее, существует опасность, что это европейское злодеяние «будут использовать в качестве довода для оправдания собственной неправоты», и «превратят в орудие» по отвлечению от других и к тому же более «свежих» преступлений (Моше Цуккерманн (Zuckermann), преподаватель «Института истории и философии науки и идей» Тель-Авивского университета: Geo. Гамбург, № 5, май, 1998, с. 66 и след.) (см. также 25.24). Наконец, существует опасность, что участятся следующие утверждения: «сколь часто после окончания нацистского господства в Германии говорится, что более никогда не совершатся злодеяния, подобные тем, что творились в сороковые годы, — а между тем стали возможными массовые убийства в Камбодже и резня в Руанде» («Appell von Robinson und Dreifuss f?r Menschenrechte» («Призыв Робинсона и Дрейфуса к соблюдению прав человека». Новая цюрихская газета, 29–30.08.1998, с. 14); «Чистки продолжаются… Зверства не ослабевают» (Адольф Мушг (Muschg), «Von der Nationalit?t zur Bestialit?t» («От национальности до зверства». Die Weltwoche.[297] Цюрих, 28.09-1995, Приложение, с. 11); «…хотя геноцид заставил весь мир твердо заявить: никогда!.. — в нем находят пример непрекращающиеся «этнические чистки» (Гюнтер Грасс. «Der lernende Lehrer» («Сообразительный учитель». Цайт. Гамбург, 20.05.1995, с. 43). «Все хором на земле заявляют: никогда! И вместе с тем у нас развязываются ужасные войны со всеми, столь хорошо знакомыми из истории составляющими; ежедневно умирают от голода тысячи людей. А кого обойдет голодная смерть от голода или от холода, того жестоко убьют. И все это, что никогда не должно более повториться, ежедневно празднует очередную победу!» Если мы всерьез озабочены созданием лучшего мира, необходимо вопросы, касающиеся преступлений на европейском театре военных действий в ходе Второй мировой войны, «заменить в средствах массовой информации тем, что творится в Боснии и Сербии, Сомали, Судане, необходимо с той же страстью говорить о творящихся там вопиющих беззакониях… «Никогда более!» Какое издевательство». Преступлениями на европейском театре военных действий в ходе Второй мировой войны стали «злоупотреблять» в качестве «алиби» сообразно стратагеме бегства (Новая цюрихская газета, 14.05.1998, с. 69).

XX век — опять же по причине совершенных в ходе Второй мировой войны на территории Европы со стороны немцев преступлений против европейцев — «еще именуют немецким» (Рита Кучиньски (Kuczynski), «Die gebrochene Welt» («Сломанный мир»): S?ddeutsche Zeitung.[298] Мюнхен, 4.12.1998, с. 17). А со стороны 1,2 миллиарда китайцев с еще памятной для всех «культурной революцией» (1966–1976), «разжигавшей звериные инстинкты» (Вэнъхуэй бао, Шанхай, 16.05.1986, с. 2)? А со стороны алжирцев? Со стороны кампучийцев? Со стороны ангольцев, ставших с 1975 г. жертвой «самого продолжительного внутригосударственного вооруженного конфликта в Африке» (Роберт фон Луциус (Lucius), «Der blutigste aller afrikanischen Kriege: Hilflosigkeit der Staatengemeinschaft» («Самая кровавая из африканских войн: беспомощность мирового сообщества». Франкфуртер алъгемайне цайтунг, 2.01.1999, с. 9)? Со стороны Руанда? «В Руанде сотен тысяч трупов недостаточно, чтобы расшевелить мир… Стоит вспомнить, как страстно ратовала Мадлен Олбрайт, бывшая в ту пору американским представителем в ООН, за отвод голубых касок из Руанды… ООН отвела свои войска, и чуть ли не миллион человек оказались убиты…» (Бартоломей Грилл (Grill), «Afrika fragt sich: Schwarzes Leid, halbes Leid» («Африка спрашивает: если страдают чернокожие, стало быть, это не столь важно?». Цайт. Гамбург, 2.06.1999, с. 5). Со стороны вьетнамцев — жертв развязанной западной цивилизацией без видимой причины войны, «которая войдет в историю как наиболее продолжительное вооруженное противостояние» (Александр Троше (Troche), «Vom Traum zum Trauma» («От мечты до шока». Зюддойче Цайтунг. Мюнхен, 4.12.1998, с. 12)? Со стороны восточных тиморцев? «С 1975 г. происходит [в Восточном Тиморе] геноцид… и из-за невмешательства [военные индонезийского диктатора Сухарто] могли истреблять беззащитный народ… Геноцид [унес] 250 000 жизней» (Антонио Табукки (Tabuchi), «Herr Annam, tun Sie was» («Господин Аннан, сделайте хоть что-нибудь». Вельтвохе. Цюрих, 16.09.1999, с. 1). «Мировое сообщество отказалось предотвратить трагедию» («Osttimor: «Das Volk wird vernichtet» («Восточный Тимор: народ отдан на истребление». Шпигель. Гамбург, № 37, 1999, с. 200).

Зловещий дух преступлений против человечества неистовствовал, к сожалению, не только в одном месте на земле, продолжая неистовствовать и после 1945 г.: «После окончания Второй мировой войны минуло вот уже пятьдесят три года, но истребление народов не затихает» (Ли Хайбо, Пекинское обозрение. Пекин, № 37, 15.09.1999, с. 5). Однако зашоренный взгляд западного человека поглощен, похоже, сугубо оставленной этим зловещим духом на европейском театре военных действий — об азиатском театре военных действий здесь, на Западе, вообще никто не упоминает! — чешуей, запечатленной затем в многочисленных памятниках, монументах, музеях, фильмах и т. п. Единственно здесь «мир не терпит притеснения» (Клаус Харппрехт (Harpprecht): Цайт. Гамбург, 10.09.1998, с. 38). Почти все западное нравственное негодование изливается сугубо в этом направлении. «Возможно ли, чтобы истинный антифашизм застил взгляд на преступления современности?» (Новая цюрихская газета, 9.09.1999, с. 8). Не в этом ли причина того, что случающиеся ныне и, возможно, отвратимые проявления того же самого зловещего духа почти не воспринимаются на Западе или сопровождаются усталым пожиманием плеч, во всяком случае, без единого возгласа возмущения? В этом отношении, похоже, здесь царит «мертвое молчание» (Юдит К. Э. Белинфанте (Belifante), «Wir m?ssen das Schweigen durchbrechen» («Нам следует нарушить молчание». Цайт. Гамбург, 3.12.1998, с. 13)? Не запечатлены ли проявления того самого зловещего духа, о которых в Европе, видать, крепко забыли, в этих строках: «Ежедневная газета Фигаро приводит такие возмутительные слова [французского президента Миттерана]: «В странах, подобных этой [Руанда] геноцид не столь уж важен» (Бартоломей Грилл, «Wilderer im neu endecktem Kolonialreich» («Браконьер во вновь открытом колониальном государстве». Вельтвохе. Цюрих, 26.03.1998, с. 45)?